— Иногда мне кажется, что тебе всё еще пятнадцать лет. — пробормотала мать, осуждающе качая головой. Дефне восхищало её самообладание, возможно, оставшись наедине, она сделает сыну замечание, но в присутствии посторонних людей, какой-либо отрицательной реакции никогда не проявляла.

Гости с любопытством осматривали дом и попросили разрешения делать фотографии некоторых предметов, их особенно интересовала деревянная мебель, сделанная ещё руками деда Дефне, и традиционные вышивки, работы Ёзге и её дочери. Узнав о приезде иностранцев, к двору стали подтягиваться любопытные жители посёлка, а когда гости вышли прогуляться, их провожала уже целая процессия, состоявшая как из вездесущих детишек, так и из взрослых, многие помнили Дефне маленькой девочкой и, тихо переговариваясь, удивлялись её внешнему сходству с непутёвой матерью. Люди интересовались целью приезда иностранцев, кто-то, недоверчиво качая головой, уходил, но две семьи решились пригласить мать и сына к себе и с гордостью показывали свои хозяйства. Дефне знала, что посёлок, где она родилась, был довольно богатым, люди жили в крепких, больших домах, имели значительные земельные наделы, большие сады, держали живность.

— Дефне, вы, кажется, говорили, что родились здесь? — спросила Моник. — Кто-то из родных, кроме нашей гостеприимной хозяйки, здесь остался?

— Нет, только Ёзге, сестра моего покойного деда. — ответила она. — Бабушка продала дом и хозяйство, когда мы собрались отсюда уезжать.

— Значит, ваши родители встретились здесь? — улыбаясь, произнесла госпожа Селен. — Эти фруктовые сады так романтичны, представляю, как всё это благоухает во время цветения.

— У меня сохранилось мало воспоминаний об этом периоде, но сады я запомнила. Мы лазали по деревьям и ели фрукты прямо с ветки. — ответила она.

— А родные вашей матери по-прежнему живут здесь? — спросил Даниэль. — Насколько я понял, вы живёте с бабушкой со стороны отца.

— Родных со стороны матери, я совсем не помню и знаю, что они уехали, когда дети подросли, вернее, сначала дети выросли и разъехались, а затем и их родители сменили место жительства. — ответила девушка, которая не очень понимала интереса Моник к её родне.

Они стояли у дома Ёзге, Даниэль пошел за кофтой для матери, потому что к вечеру воздух стал прохладным, а его мать задержалась, не торопясь заходить во двор.

— Кажется немного странным, что родные по материнской линии не поддерживали отношения с вами, внучкой дочери. Насколько мне известно, семейственность, сохранение рода ‒ сильная сторона традиционных турецких семей.

Девушка пожала плечами, эта когда-то болезненная тема давно перестала её волновать.

— В большинстве случаях так и есть, особенно в сельской местности. Просто… — она замялась, подыскивая слова чужого языка, чтобы правильно донести свою мысль. — Моя мама, сбежав от мужа и детей, опозорила себя и родню, поэтому наше общение с ними свелось к минимуму, бабушка и отец выступали против контактов. Впрочем, нужно честно признать, что та сторона и не настаивала.

Она не стала говорить Моник, что позор Ары, коснулся всей её семьи, их положение в посёлке стало незавидным, а подросшие братья и сёстры матери Дефне никем не рассматривались в качестве потенциальных женихов и невест, никто из жителей не желал связывать себя узами родства с людьми, вырастившими такую дочь.

Госпожа Селен тепло посмотрела на девушку.

— Мне очень жаль. Отсутствие матери ‒ это большая потеря для дочери, невосполнимая для её будущей жизни.

— Никто не выбирал себе такую судьбу, думаю, моя мать тоже. — сухо заметила Дефне. — С нами всё в порядке. Бабушка вырастила нас, и наша семья ничуть не хуже других.

— Конечно. — поспешно произнесла женщина. — Любой, кто вас знает, скажет, что бабушка прекрасно справилась со своей ролью. Возможно, ваша жизнь началась с трудностей, но всё хорошее ждёт вас впереди, поверьте, Дефне…

Французские гости продлили своё пребывания в посёлке, проведя две ночи вместо одной в доме тетушки Ёзге, и уехали только после обеда на третий день, увозя с собой, кроме впечатлений, множество фотографий, корзину с фруктами, полотенце с традиционной вышивкой, подаренное им пожилой женщиной, и Пчёлку на заднем сиденье автомобиля.

— Прекрасные люди. — сказала Моник, когда машина покидала посёлок. — Простые и сердечные, живут в гармонии с собой и природой, которая щедра к ним в ответ на их нелёгкий труд и ежедневную заботу о себе. Дефне, мы очень благодарны вам за возможность увидеть вблизи жизнь простых людей в турецкой глубинке.

— Это ещё не совсем глубинка. — смеясь, ответила девушка. — До некоторых районов, особенно горных, с трудом можно добраться. И там не так уютно и романтично, как в пригороде Манисы.

На какое-то время в машине воцарилось молчание, Дефне сидела рядом с Пчёлкой, державшей её за руку, девочка уже не так стеснялась гостей, как при первой встрече, а рядом со старшей сестрой ощущала себя ещё увереннее. Она соскучилась по своим родным, и хотя учебный год начинался только в середине сентября, девочка мечтала увидеться с одноклассницами, сходить в кафе и обменяться впечатлениями о прошедших каникулах, тем более, что теперь ей было о чём им поведать. Она взглянула на сидевших впереди французов, уже готовя в уме захватывающий рассказ о встрече с ними и представляя при этом реакцию своих подруг, когда она вскользь упомянет, что это хорошие знакомые её старшей сестры.

— Я заметила, что в посёлке много молодых людей обоего пола, детей, конечно, тоже много, но это в как раз не удивительно, ведь чадолюбие более традиционно для сельской местности, чем для городов. Или я не права? — продолжила делиться впечатлениями госпожа Селен.

— Правы, но так не везде. Многие уезжают в города работать, а молодые ‒ учиться и назад не возвращаются. Ведь жить в сельской местности непросто, чтобы преуспеть, нужно много трудиться, особенно, если есть своё хозяйство, а там оно есть у каждого. — ответила Дефне.

Кроме общей, поверхностной картинки покоя и чистого воздуха, которую гости увозили в памяти, была и другая, на которой она не стала делать упор: жизнь в так называемой глубинке была тяжёлой, каждый, от мала до велика, имел в семье свои обязанности, и к труду приучали с раннего возраста.

— Мама, да это также, как у нас, как везде, я думаю, ничего нового нет. — вступил в в разговор Даниэль. — Молодые тянутся в города за комфортом, проще сходить в супермаркет и купить всё необходимое, чем целый день возиться на поле или на ферме, чтобы это необходимое вырастить.

— Дорогой мой, должна заметить, что множится число людей, и не только молодых, но и среднего возраста, сознательно выбирающих такой путь. Они не желают жить в переполненных мегаполисах, где сейчас творится невообразимое. Криминальная обстановка такая, что страшно иной раз на улицу выйти. — Моник вдруг прорвало, она говорила раздражённым тоном, который девушка от неё ни разу не слышала.

— Вы говорите о наплыве беженцев? — предположила Дефне, но ответа не получила.

Вопрос повис в воздухе, молчание затянулось, и парень попытался сгладить неловкость, начав рассказывать очередную весёлую историю из студенческой жизни, девушка с удовольствием слушала его, весело реагировала и с сожалением думала о том, что с ней и Бельгин таких историй за всё время учёбы не случалось, и рассказать ей вот также непринуждённо и весело, будет не о чем. Каждый вечер она звонила домой, чтобы сказать бабушке, что у неё всё в порядке, и Ёзге передает ей привет, хотя, судя по отдельным замечаниям и комментариям самой тётушки, женщины созванивались каждый вечер и, наверняка, Тюркан не нуждалась в рассказах внучки, обладая полной информацией, охотно предоставляемой ей их родственницей и гостеприимной хозяйкой.

А вот звонков Омера она ждала, обычно, он связывался c ней после десяти вечера, когда по его расчетам она уже освобождалась от своих деловых обязанностей, но ещё не ложилась отдыхать. Однако их разговор казался ей каким-то вымученным, мужчина спрашивал о прошедшем дне, о настрое французов, желал ей хорошенько отдохнуть и отключался, оставляя её каждый раз в лёгком недоумении. Куда делся Омер недавних дней, где потерялись его нежные слова о том, что он скучает, ждёт встреч, которые давали ей надежду, что она что-то значит в жизни этого необыкновенного мужчины? Теперь же изо дня в день она становилась участницей короткого, сухого разговора, оставлявшего разочарованную девушку наедине с её несбывшимися ожиданиями. Как-то слишком быстро их отношения стали напоминать любимую детскую забаву ‒ качели: то нежность, бьющая через край и сладкие поцелуи, то отстранённость и вежливый, деловой или дружеский интерес. Дефне не понимала причины таких крайностей. Но, с другой стороны, а на что она могла рассчитывать? Они ведь толком и встречаться-то не начали, ну подумаешь, целовались… Мало ли с кем он мог целоваться… А его признания могли и затухать на расстоянии, как говорится, «с глаз долой ‒ из сердца вон»… Слёзы выступали на глазах, и мысли одна хуже другой роились в её голове, как назойливые мухи, выхода из таких ситуаций намечалось, как правило, только два: разозлиться и заснуть, или выплакаться и провалиться в сон без сновидений.