— Расслабься.

Откуда парню было знать, что мой десятый элемент немного ему помог? Вид добродушной седой старухи легко прогонит страх ребенка.

— Тебе надо помыться и сменить одежду, — заметил я, облокотившись на широкие перила балкона.

— Сначала переведу дух. Совсем запыхался!

— Правда этот город красив? Не могу, Катон, всё наглядеться. Башни, скульптуры, особняки… Мы о таком раньше только мечтать могли.

— Да. Отсюда, с балкона театра, все кажется безупречным, но стоит спуститься и… Не знаю. Всё не привыкну к шуму. Такое ощущение, что в Юменте никто никогда не спит.

— Твоя правда, — сказал я и засмеялся.

Катон плюхнулся на резной костяной стул по левую сторону от меня.

— Ты действительно хочешь вернуться в общину сегодня? — спросил он.

— А ты разве не хочешь?

— Ну… Возможно. Я скромный человек — и желания у меня скромные. Тишина, хижина, жена, ребенок и немного еды. Вот и всё, что мне надо. Жизнь в общине меня вполне устраивает.

— Я послезавтра вернусь.

— А если горожане заметят твое исчезновение?

Я пожал плечами, сказал:

— Они и так давно заметили, уж поверь. Но пока люди заняты вином и едой.

— Это из-за заразы? Поэтому ты каждые два анимама возвращаешься домой? Боишься подхватить паразитов от горожан?

— Отчасти, да, — ответил я, по-прежнему улыбаясь. — Но, знаешь ли, я как и ты люблю тишину и уединение. В общине мне легче думается.

Стул под Катоном скрипнул.

— А ты сможешь их всех вылечить?

Я-первый закрыл глаза, делая вид, что борюсь с собой, дабы сказать нужные слова:

— Вряд ли, друг. На всех горожан мне не хватит сил. К тому же сначала необходимо завоевать Венерандум. Как только избавим людей от мнимого правителя, жизнь изменится в лучшую сторону.

Потоки событий обрушивались на меня с грохотом водопада. Четвертый элемент рыскал по самым злосчастным местам, выискивая вместе с солдатами выживших палангаев. Седьмой элемент пыталась убедить детишек из астулы старейшин не пугаться её. Несмышленыши не знали, что в соседнем здании ребят, прошедших инициацию демортиуусов вырезали, будто дагенов. Я-пятнадцатый разговаривал с одним из вестников о будущем общины…

Я сосредоточился на первом элементе. Балкон театра. Горбатый Катон. Раскинувшийся предо мной прекрасный Нижний Город.

— С тобой всё хорошо? — спросил паренек.

— Да, просто устал.

— Я беспокоюсь за тебя. Ты совсем не спишь в последнее время, хотя мы выгнали врага из города! Нельзя, Гектор так издеваться над собой! Почему молчат другие бессмертные? Почему не дают тебе отдохнуть?

— Не волнуйся. Обещаю, что как только освободим Венерандум, буду много отдыхать и гулять. Возможно, даже располнею, словно филь.

Я-первый беззаботно рассмеялся. Катон же нахмурился еще сильнее.

— Как думаешь, Авла сможет добраться до дагула? — спросил он, разглядывая свои изгрызенные ногти.

— Она вернется, я более чем уверен.

— Хотел бы я быть таким, как ты! Храбрым, бесстрашным, уверенным. Дело в бессмертии? Ты не боишься погибнуть, потому что вновь оживешь! Всегда хотел спросить тебя: каково существовать больше ста хакима?

Я вскинул руки:

— Сколько вопросов, Катон! Даже не знаю, на что отвечать в первую очередь.

Парень, скрипнув стулом, поднялся, встал напротив меня, не сводя взор. Я-первый сделал вид, что смотрю вдаль.

— Среди вестников ходят слухи, что ты, Гектор, можешь одарить бессмертием. Старый Ио перед агоналиями собирается явиться к тебе и попросить об одолжении.

— Он ничего не получит.

— То есть слухи не врут? Ты действительно…

— Всё обстоит гораздо сложнее, — перебил я-первый и уставился в глаза Катону. Он был чем-то встревожен.

— Потому что бессмертие — проклятие?

— Нет, оно бесценный дар, который получит лишь избранный. Я не уверен, что вестники смогут адекватно оценить вечную жизнь. Они еще не готовы. Боюсь, время не пришло. И, пожалуйста, давай больше не будем касаться этой темы. Проблем и без того хватает.

— Пойдем в зал, Гектор.

Поправив тогу на груди, Катон направился к выходу из балкона. В покоях царил полумрак, ароматические палочки, вставленные в небольшие глиняные кувшины, слабо дымились и источали приятные запахи. Стены, задрапированные плотной алой линумной тканью, несли на себе груз всевозможных костюмов артистов, масок и игрушечных мечей.

Белые одеяния старейшин висели рядом с тупыми бронзовыми топорами; плащи демортиуусов слабо трепетали на сквозняке; украшенные золотыми пластинами, шлемы палангаев поблескивали металлом в слабом свете жар-камней. Артисты в спешке покинули этот зал уже как пять анимамов, боясь, что мои люди убьют их.

В центре покоев были небольшой костяной стол и четыре стула.

— Один из горожан желает стать членом общины, — сказал Катон, ковыляя к массивной двустворчатой двери.

— Имя и возраст.

— Луций, двадцать пять хакима. Витам. Вместе с женой и двумя дочерями живет в небольшой глиняном домике в форыбской части города.

— Вся семья заражена? — спросил мой первый элемент.

— Конечно.

— Ему можно доверять?

Обдумывая, Катон на мгновение замолчал, затем кивнул и сказал:

— Да. Он был одним из первых, кто вступил в отряд стражей. Показал хорошие результаты. Говорит, устал от бесцельной жизни в Юменте и мечтает о тихом местечке в общине.

— И явился ко мне, конечно же, со всей семьей?

— Ага. Они пришли вместе со мной и дожидаются на лестнице.

Я тяжело вздохнул:

— Эх, Катон, Катон… Знаешь же, что я не могу их отпустить. Они нуждаются в моей помощи… Ладно, пусть заходят.

— Ты не пожалеешь!

Улыбаясь, парень схватился за ручки в виде голов дагулов и распахнул двери. Громыхнуло. В проеме показалось четверо силуэтов. Нахмурившись, я-первый рассмотрел болезненно худого мужчину с густой бородой до груди, такую же худую женщину с короткими волосами и двоих близнецов-девочек хакима пяти-шести. Все были одеты в просторные тоги белого цвета.

— Входите же, — велел Катон, приглашая гостей. — Не бойтесь. Гектор, не кусается.

Муж и жена постоянно оборачивались, словно боялись, что на них нападут со спины. Их взоры скользили по покоям, по развешенным на стенах одеждам, по коллекции захваченных мечей, страшась пересечься с моим взором. Я-первый приветственно вскинул руки, будто собирался обнять вошедших как старых друзей.

— Как зовут вашу прекрасную жену, Луций? — спросил я.

Он потупился, прижал детей к себе.

— Антуса, господин. Вторая моя жена умерла менсе назад.

— Не называй меня господином. Теперь в Нижнем Городе все равны. А у этих милых крох есть имена?

— Да, гос… Гектор. Дайон и Класо.

Его голос был тихим, но навязчивым.

— Богиня и прядильщица, — сказал я, кивнув. — Хорошие имена. Ты пришел, чтобы влиться в жизнь общины?

— Да. Я слышал много хорошего от своих братьев-копателей об этом месте. Говорят, жители там пьют не воду, но молоко дагенов. И каждый анимам едят не меньше трех раз.

Мой первый элемент подошел к незнакомцам ближе, в ноздри ударили запахи давно немытых тел. Особенно воняло от жены витама. Похоже, она мылась в последний раз, когда родила дитя.

— Все это слухи, Луций, — сказал я. — Жизнь в общине тяжела, хотя у нее и есть особые преимущества. Например, мы и правда едим не меньше трех раз. Лично я слежу за тем, чтобы каждый житель не голодал. У нас достаточно мяса и зерен фоэнума.

Жена копателя громко сглотнула слюну.

— Я готов служить, повелитель! — заявил Луций, ударив кулаком себя в грудь.

— Во-первых, я просил не называть меня повелителем. Слишком много чести. Во-вторых, не могу пока впустить тебя в общину.

— По… почему?

Заговорщицки переглянулся с Катоном.

— Луций, ты знаешь про заразу? — спросил я.

Тот непонимающе уставился сначала на жену, затем — на меня.

— Нет.

— Конечно, ведь старейшины и этот ваш идол, Безымянный Король, не говорили о том, как же больны горожане. Это было им выгодно. И хотя каждый лекарь воочию видел заразу, все молчат. Боятся, мой друг.