— Хороший улов. Это примерно на три сотни. Все как обычно.
— Добро, — кивнул старик, — тогда увидимся.
— Кто знает.
— Кто знает.
Паренек ушел. Григорий смерил Ноэля взглядом.
— Такой этикет, — скривил он вдруг рожу. — Чего булки мнешь? Плечи (так он называл приспособление для переноса бочек) в руки и вперед.
— Не пойму я, дед, как так, — сказал Ноэль, затащив последнюю бочку в повозку, стоявшую у дороги. К его счастью, старик оказался адекватным и не собирался перетаскивать всю рыбу руками. — Триста золотых — очень неплохие деньги. Учитывая еще и рыбу, ты должен неплохо поднимать с такого улова. Почему ты до сих пор занимаешься этим?
Старик, возившийся с оглоблями, щурился от солнца. Посмотрел вниз, на шумящую меж скал, в которых они спрятали лодки, голубую воду. На чаек, круживших над ускользавшими вдаль кораблями, проходивших меж двух каменистых гряд, за которыми начиналось открытое море.
Надо же, они думали, что находятся глубоко на равнине, а в действительности жили в двух днях от бескрайних морских просторов. Теперь понятно, почему погода здесь была такой мягкой. Старик щурился.
— Море — мой дом. Все, что я умею в своей треклятой жизни.
— Не верю, — возразил Ноэль, разглядевший в засаленном говоре старика тень когда-то ярко пылавшего молодецкого красноречия. В ловких движениях — отпечаток если и не солдата, то уж точно путешественника, а во внимательном взгляде ясных серых глаз — покой и умиротворенность. Ноэль не знал, как получить этот покой, но думал, что он есть у всех, кто нашел свой дом.
Старик рассмеялся.
— Эх… — Он погладил гнедую кобылку, что должна была их везти. — У меня есть сын и дочь. Ради них и работаю. Чтобы никогда ни в чем себе не отказывали.
— Здесь, в Бреви?
— Неа. — Старик покончил с упряжью и запрыгнул на козлы.
— А где?
— В Аррелионе, малыш. В Аррелионе! — Хлопнули узды и лошадь медленно зашагала к рыбацкому городку.
— Сочувствую.
Старик аж хрюкнул.
— Рано еще! Мои это дети, понимаешь. Так просто они не погибнут. Не должны.
Телегу тряхнуло, когда одно из колес наехало на булыжник, и они ненадолго умолкли.
— Дед, я вот думаю. А нафига ты водоросли в рыбу засовывал, если отдал почти на месте?
— На всякий случай.
— А когда меня не было, ты как таскал это все?
— А вот когда тебя не было, я как раз выгружался в порту и нанимал грузил. И вот там-то наши достопочтенные блюстителя морского порядка меня и проверяли. Но они тупые.
— Но ведь они делают хорошее дело. Я всего не знаю, но, раз эта штука опасна, ты сам об этом говорил, значит, запрещать ее — правильно.
— А, парень. Конечно, это правильно. Но, если ты посмотришь чуть шире, то поймешь, что не продам ее я, продаст кто-то другой. Спрос рождает предложение, покуда есть те, кто готов это купить, будут и те, кто это достанет. Во как.
— С такой стороны…
— И пусть лучше я заработаю на этом денег и отдам их своей законопослушной семье, чтобы те жили-трудились на благо общества, чем какой-нибудь прощелыга накупит бухла на выручку и прокутит все за неделю-другую со шлюхами.
— Ладно. Убедил.
— То-то же.
— А у ребят с порта не возникнут вопросы, почему ты вдруг решил выгрузиться в таком неудобном месте?
— Обязательно возникнут, малыш. Но я что-нибудь придумаю.
На участке со склоном телегу немного перекосило.
— И все-таки, дед, за тем пареньком наверняка ведь стоит целая организация, так ведь?
— Это знамо.
— Так нафига им платить какому-то, извини, старому хрычу такие деньги? Неужели они сами не могут найти эту… фесалию.
— Ха-ха! В том-то и загвоздка, друг. Не могут они нихрена. Ты вот пришел под самый конец рыбалки, но именно в тот час, что ты торчал на берегу, я плавал за фесалией. Если напряжешься, сможешь вспомнить места, где я нырял. И все равно не сможешь ничего там найти.
— Ну хорошо, знаешь ты секрет. И никто не попытался его из тебя выбить?
— Пытались, конечно. Но не смогли. Меня хрен расколешь. Да…
Повозка, дребезжа поклажей по камням, выехала наконец на ровный слой земли и стала спускаться вниз. Появились нагромождения маленьких хижин. Рыбацкий поселок. Некоторые из них держались особняком, располагаясь у берега, в воде. Как раз в таком и жил Григорий.
— Блин, какого же мы круга навернули, — возмущался Ноэль, волоча одну бочку по скрипучим ступенькам. Впереди виднелись те скалы, где они совсем недавно сбыли незаконный товар.
— Да, сглупил я, признаю. Потом еще Фрэд доколупается: «А что это ты, Гриша, старый пес, делал в той бухточке?» А я его пошлю, да. Скажу, что не его ума дело. Этого сопляка еще даже у папки не было, а я уже здесь рыбачил.
Ноэль поставил бочку в уголок за дверью, вернулся на улицу, под палящий зной. На повозке еще стояло пять набитых чуть выше середины бочек.
— Дед, а ты ведь наверняка не единственный, кто фесалию ищет, а?
— Само собой.
— И что, это такие же крутые старики, которые под пытками не раскроют своих секретов?
— Не старики. Но секретов не раскроют, это верно. Понимаешь, не знаю, какую именно там организацию ты себе вообразил, но действительная ситуация куда прозаичней, — старик на мгновение забыл, что он неотесанный рыбак, вызвав легкую дрожь уголка губ своего собеседника. — Просто банды, которые толкают говно. Пока они не объединятся и у них не появится одного главного ублюдка — я спокоен. У молодых, что прессовать меня пытались, кишка тонка что-то серьезное сделать. Ну, зеленые еще. Научат.
— Ясно. Что дальше? В порт?
— Ага.
Он стоял в стороне, когда старик разговаривал с морским смотрителем. Надеялся попробовать прочесть по губам, но мужчины отошли к самому краю причала, возле которого покачивалась пара пустых суденышек, и дальнейший разговор вели там.
Довольный рыбак хлопнул присевшего отдохнуть мечника по спине. Рыбу так никто и не смотрел. Несколько толстых женщин, подсыпав еще соли, всю ее забрали. Из стариковой телеги в их повозку перетаскивал все, разумеется, Ноэль.
Дед хрустнул костями и достал из кармана трубку. Забил табаку, раскурился.
— Ты спешишь куда? Пойдем ко мне, угощу. Да и деньги все равно там у меня.
Хижина с соломенной крышей стояла на высоких подпорках, уходивших под воду. Ему с самого начала очень понравился вариант домика на воде. Наверное, думал Ноэль, о чем-то таком и мечтал Шил. Необитаемый остров, без этого запаха соли и рыбы в воздухе, но наполненный ароматом диковинных плодов и фруктов. Гамак меж двух пальм, а коротать самый зной и ночь — вот в таком вот домишке. Чтобы в щель между досок смотреть на проплывающие косяки разноцветных пернатиков. Чтобы в шторм, раскрывшись от невыносимой духоты, лежать и чувствовать телом, как содрогается весь остов твоего маленького убежища под гнетом волн.
— Присаживайся, — любовно предложил старик, указывая на небольшой квадратный столик, под которым ютились два высушенных пня. Внутреннее помещение, хоть и лишь слегка превосходило их с Лаурен комнату, дробилось на несколько темных закутков, куда не попадал свет. Там висела одежда, здесь стояла обувь, там было что-то вроде кухни, а позади Ноэля находилась дыра сортира. Почивал же рыбак в самой глубокой части дома, наверняка представляя, что спит в корабельном трюме.
— Звиняй, нормальная еда кончилась. Есть только вобла.
— А мне ее не часто есть приходится, так что давай.
— Везунчик.
— Хочешь сказать, что на все свои шиши ты себе еды нормальной купить не можешь?
— Дай старику поприбедняться.
Все же он действительно положил перед Ноэлем несколько сушеных хрустящих рыбех, от которых на изломе летела ароматная взвесь. Из дыры старик выудил ведро с бутылками пива. Вода в тени дома была не такой уж и теплой.
— Дрогнем! — Рыбак осушил разом полстакана, зачем-то несколько раз приложил несчастную таранку об стол и принялся ловко сдирать с нее чешую.
Ноэль взял рыбу, но чистка как-то сразу не задалась.