— Останься со мной, — сказал Хемир, когда мы ехали в сгущающейся темноте обратно в аэропорт Рейкьявика. — Я сниму нам маленький домик у воды. Мы можем провести последние месяцы этого года вместе. — Прошло три месяца с тех пор, как я вернулась из Рейкьявика, и я все еще помнила умоляющий, призывный взгляд его глаз.

— Ну, давай, — просил он. — Мы можем делать то, о чем ты с Локи даже не мечтала.

— Вряд ли, — фыркнула я.

Его смех звучал немного принужденно.

— Это конец света, Кэрол. Это конец всех миров. Что ты собираешься делать с оставшимся временем?

Я уставилась в окно. Огни Рейкьявика мерцали в темноте, последние красные полосы заходящего солнца исчезали в небе над ними. Мигающий белый свет одинокого самолета завис над океаном.

— Мне нужно написать диссертацию, — сказала я.

Вернувшись домой из Исландии, я тщательно изучила все, что смогла найти о Рагнарёк. Но все это я уже знала, кое-что даже записала. Локи вырывается из своих оков. Боги проводят совет. Ужасный корабль Трима плывет с армиями Йотунов. И они, все они, тянутся к полю битвы, на последнюю битву. К Вигриду.

Хеймдалль дует в Гьяллархорн, провозглашая Рагнарёк. Воины Одина встречают Йотунов в битве в последний раз. Иггдрасиль дрожит, и нет никого в девяти мирах, кто не боялся бы.

Один убит волком Фенриром. Тор и змей Ёрмунганд убивают друг друга. Солнце и Луну проглатывают волки, когда огонь Сурта пожирает и уничтожает все девять Миров.

— Должен быть способ остановить это, — повторяла я себе снова и снова. Голос Локи эхом отозвался в моей голове. «Как ты можешь помешать случиться Рагнарёк, смертная женщина?»

Больше я ни о чем не могла думать, каждое событие неумолимо вело к следующему, начиная с совета Богов, совета, на котором Один предложил мне мужа, и который закончился голодным огнем.

Иногда я видела огонь во сне. Я стояла перед Иггдрасилем, его ветви покачивались в ярком, танцующем свете. А потом начинался пожар, на далекой-далекой ветке, и он распространялся и распространялся, пока воздух не становился густым от искр, пока жар волнами не окутывал дерево, пока все девять сфер не были им поглощены.

Я просыпалась, дрожа, а иногда плача. А потом, когда недели растянулись на месяцы, пока я писала диссертацию и оценивала эссе своих студентов, я начала задаваться вопросом, что происходит далеко за широкими ветвями Иггдрасиля. Отплыл ли корабль Трима? Собиралась ли армии на полях Вигрида? Сколько времени у нас было, у всех нас, прежде чем Хеймдалль поднесет к губам Гьяллархорн, и девять Миров будут уничтожены?

И где, черт возьми, Локи? 

Я вздрогнула, обхватив себя руками. Отпусти его, подумала я. Я твердила себе это последние три месяца, с тех самых пор, как опустилась коленями на черную вулканическую землю Слинденнара и уставилась на свое изображение, высеченное в камне тысячу лет назад. Просто сосредоточься на том, что ты делаешь.

— А то, что я делаю, — сказала я, мое дыхание образовывало белые облака в холодном февральском воздухе, — это иду завтракать.

Усталая светловолосая официантка как раз переворачивала табличку «закрыто» на «открыто» на двери «Медичи». Я потянула тяжелую деревянную дверь и впустила струю холодного воздуха. Официантка одарила меня взглядом, который был не совсем приветливым, но, конечно, угрюмый персонал — часть очарования «Медичи». Я села в темную, обшитую деревянными панелями кабинку у окна, и достала свой экземпляр «Тайного паука» и блокнот. Если бы я только могла найти немного больше текстовых доказательств в поддержку моего аргумента, что…

Я почувствовала его еще до того, как увидела. Возможно, в воздухе послышалось легкое потрескивание электричества, или порыв воздуха, как тающая снежинка, ударил мне в затылок.

— Это место занято? — поинтересовался он у меня за спиной.

Я покачала головой, когда он сел, пытаясь вспомнить, как дышать.

— Локи Лаувейсон, — сказала я, надеясь, что голос не выдал мое колотящееся сердце. — А что привело тебя в Мидгард?

— День Святого Валентина, — сказал он.

— Что?

Я сунула руку в карман и схватила мобильник, чтобы проверить дату. Но мои пальцы дрожали, вытаскивая его, и телефон упал на пол, его темный пластиковый корпус оторвался от задней панели. Локи и я потянулись к нему, и наши пальцы соприкоснулись. Моя рука ожила от электричества, когда я схватила проклятый телефон и попыталась собрать его обратно.

— Ты — засранец! — сказала я, чувствуя, как краснеют мои щеки. — Я не видела тебя несколько месяцев. Ни слова после того, как я вернулась из Асгарда. А теперь ты пришел поздравлять меня с Днем Святого Валентина?

Локи одарил меня обезоруживающе красивой улыбкой. Черт, подумала я. Я и забыла, насколько тупо он привлекателен. Я старалась не обращать внимания на жар между ног.

— Привет! — Официантка внезапно оказалась рядом с нашим столиком, ее голос дрожал. Она пристально смотрела на Локи, ее щеки были ярко-красными. — Вам что-нибудь принести?

Локи улыбнулся ей.

— Только эспрессо, пожалуйста.

Официантка уронила блокнот с заказом. Затем ее щеки приобрели еще более глубокий оттенок красного, почти пурпурного, когда она наклонилась за своим блокнотом и отошла от нашего стола. Мой телефон пропиликал, когда он, наконец, включился. Дисплей включился и «14.02» вспыхнуло белым на угольно-сером экране. Так что сегодня День Святого Валентина. Я уставилась на Локи. Мои попытки оставаться раздраженной им, боролись с явным облегчением, переполнявшим тело, облегчением от того, что он все еще жив, что он еще не ушел на мрачное поле битвы Вигрид.

— Ты действительно пересек Биврёст только для того, чтобы поздравить меня с Днем Святого Валентина? — спросила я.

Улыбка Локи померкла, и на мгновение он выглядел старым. Затем подошла официантка, ее щеки все еще были пунцовыми, руки слегка дрожали, когда она поставила маленькую белую кружку с эспрессо Локи на наш столик.

— Дела… идут на спад, — сказал он деликатно. — Я потратил целое тысячелетие, пытаясь предотвратить это. Но, похоже, Рагнарёк приближается, несмотря на все мои усилия.

Я не могла заставить себя посмотреть на него.

— Знаю, — сказала я. — Я не осознавала этого, когда отправилась в Асгард. Но теперь я знаю.

Я глубоко вздохнула, готовясь извиниться. Но когда смотрела на него, на его высокие скулы и сверкающие глаза, на его мягкие губы и пылающие волосы, я совсем не была уверена, что мне жаль. Он свободен, подумала я, и не смогла заставить себя пожалеть об этом.

— Я хотел бы провести с тобой немного времени, — сказал он, поворачиваясь лицом к окну. — До конца. Если ты сможешь заставить себя простить меня.

— Простить тебя?

— Испытание Эсилинда. Я бы избавил тебя от этого. — Его глаза метнулись ко мне, потом снова к окну, на пустую улицу.

Какое-то время я сидела, молча, наблюдая, как бледный свет зимнего раннего утра переливается и дрожит на его лице.

— Так вот почему ты не хотел видеть меня в Асгарде?

— Конечно, — сказал он. — Я думал, ты примешь предложение Одина. Ты могла бы забыть меня.

— Ты действительно так думал?

Локи слабо улыбнулся мне.

— Был такой шанс.

— Предложение Одина, — сказала я, и мне в голову пришла неприятная мысль. — И как он до этого додумался?

Локи развел руками, ладонями вверх.

— Мы это обсуждали.

— Ты велел им предложить мне мужа?

— Я велел им предложить тебе все, — сказал он. — Если Испытание Эсилинда не увенчается успехом, смертного казнят. Я бы предпочел, чтобы ты вышла замуж за Трима, чем… — он замолчал.

— Но все прошло хорошо.

— А потом ты была наказана за мои преступления. Изгнанием, если я не ошибаюсь, — сказал он, понизив голос и устремив взгляд в окно. — Я не хотел этого для тебя.

Я уставилась на его бледное лицо и вдруг вспомнила, как он выглядел, привязанный к стулу в Асгарде, с кляпом во рту, в синяках и крови, с закрытыми глазами. И вместе с этим воспоминанием пришла вспышка глубокого гнева.