***
До храма добрались быстро. Гора Собр оказалась вовсе не горой — ещё один высокий холм у самой черты города, окружённый лесом, который по мере подъёма к вершине становился все темнее, гуще и мрачнее.
Рок заметно нервничал, фыркал и озирался: его всегда тревожили чащи. Чащи, улицы, города, люди… Рока тревожило всё, кроме еды. Ну и открытых пространств, где он мог хорошенько разогнаться и скакать в своё удовольствие, не обращая ни на кого внимания. На Алекса в том числе. Несколько раз они заезжали совершенно не туда, куда надо было, исключительно по инициативе коня.
Последние метры до храма Алекс одолевал уже пешком. Снова тащил за собой упирающуюся скотину, не растрачивая на этот раз силы на жалобы и ругань. Силы могли ему пригодиться. Он искренне надеялся, что всё пройдет гладко, но вот когда пройдет — тогда он и будет разъяснять коню, что кони себя так не ведут.
Ну, а если и ведут, то хотя бы не по два раза на дню.
Наконец, в очередной раз выбравшись из кустов, Алекс оказался на вершине, в нескольких шагах от стены храма.
Храм был высоким и когда-то красивым — пока не треснули стены, не облупилась краска, не прогнили бревна. Не рухнули на землю и не рассыпались в труху ставни, оставив в стене зияющие провалы. Алекс медленно пошёл вдоль стены, косясь на эти чёрные глазницы, которые будто пристально следили за ним.
“Где тут чертов вход?”
Храм был высокой, едва заметно кренящейся набок, пирамидой. Может, так было задумано изначально, может, с глазомером у строителей было что-то не то, а может, пирамида просто покосилась со временем, но именно из-за лёгкой кривизны стен как будто искривлялось и пространство вокруг. Храм стремился вверх — правда, по диагонали, — пытался взлететь, казалось, он вот-вот рванёт в небо так, что и гору с собой утащит.
Алекс нашел дверь, пройдя вокруг храма почти полный круг. Точнее — нашел очередную одну дыру, которая была слишком большой, чтобы быть окном. Ну и расположенной весьма удобно, чтобы в нее шагнуть.
Так он сделал. Заглянул, конечно, сначала внутрь. Всмотрелся, щурясь, в темноту. Не рассмотрел ничего, тяжело вздохнул, вынул меч — и шагнул.
Внутри было сыро. Где-то неподалеку громко и ритмично падали капли воды. Под потолком щебетали птицы, и Алекс, коротко глянув вверх, заметил несколько небольших гнёзд. Из дальнего темного угла к нему метнулась тень — Алекс дернулся было, но вовремя остановил себя, чтоб не зарубить ни в чём не повинную мелкую зверюшку, которая, видимо, тоже тут обосновалась.
Он проводил зверюшку взглядом. И совершенно неожиданно понял, до чего здесь красиво.
Лучи света пробивались сквозь дыры и щели в стенах, причудливо пересекались, сплетались между собой, разбегались в стороны; вьющиеся по стенам цветы пахли хорошо и сладко, но по отдельности это не значило ничего, а вот всё вместе превращало храм из полуразрушенной прогнившей постройки в нечто живое, цельное, волшебное.
Подумалось, что храм поэтому и стремится улететь — потому что он живой.
— Рок! — громким шёпотом позвал Алекс, развернувшись к двери. — Рок, иди глянь! Тут красиво!
Конь, оставшийся ждать у порога, отозвался презрительным фырком. Полезным фырком, потому что он привёл Алекса в чувство. Пришлось помотать головой и как следует проморгаться, чтоб отбросить несвоевременное и чуждое ему обычно восхищение, сосредоточиться, оглядеться и увидеть алтарь у противоположной стены.
— Ага-а... — победно протянул Алекс и решительно двинулся к нему.
Алтарь был увит теми же цветами, что и стены, только здесь цветов было больше, и пахли они куда сильнее: сладко, пряно, остро. За шаг до алтаря Алекса повело, он вновь мотнул головой, нахмурился, пытаясь вспомнить, когда и сколько пил, но не смог, потому что воспоминания увели совсем не туда.
Воспоминания увели домой.
Там было солнечно, и цветы тоже были, вот точно такие же, как эти, на лесной поляне, и можно было идти вглубь леса, потому что его должны были вот-вот окликнуть, но пока не окликнули можно было сделать еще один шаг, а потом еще шаг, всего двенадцать шагов, он помнит каждый, он возвращается, и цветы пахнут так же, как прежде…
Руку к печати он протянул уже по инерции, продолжая начатое движение. И даже схватил её, мирно покоящуюся в самом центре алтаря. Ещё совсем размыто успел увидеть жертвенный кинжал тут же, рядом с печатью, и почувствовал, как покатилось, захрустело что-то по ногами.
Опустил взгляд, увидел целую груду костей, которая тут же рассыпалась, превратилась в цветы, те самые цветы, что пахли так хорошо, пахли домом…
Дом. Лес. Поляна. Он почти дошел. Он почти видел ее.
— Алекс! — резко окликнули его, и он заставил себя вскинуться. Больно ударился затылком, с трудом разлепил глаза. Оказалось, что он уже сидит, привалившись спиной к алтарю, в груде костей и черепов. Медленно поднялся, опираясь свободной рукой о камень. Отметил, что камень тёплый, но не слишком сосредоточился на этом ощущении, потому что куда большее недоумение вызвал возникший в дверях силуэт Рамора.
Ну, и кости.
И местный дурман.
Алекс уже имел дело с дурманом. С дурманом, мороками и наведёнными думами. Гадость, гадость! Самое отвратительное — теряться в реальностях.
Несмотря на то, что Алекс в этом деле, можно сказать, эксперт.
“Что ж за боги тут такие? — сердито подумал он, пытаясь удержаться: в сознании, на ногах. — Почему нельзя просто выйти подраться? Зачем обязательно в голову лезть и все в ней путать? Там и без них все ох как запущено...”
— Рамор... — пробормотал он.
Да, в дверях стоял Рамор. Кажется. Дурман — такая штука, что верить ничему вокруг нельзя.
— Она у тебя? — напряжённо спросил тот и коротко зыркнул по сторонам — видимо, чтобы определить, с чего это вдруг Алексу вздумалось поспать.
— Она? — переспросил Алекс.
— Печать! — раздраженно ответил Рамор.
Точно.
Он пришел сюда за печатью.
И до сих пор сжимал ее в руке. Меч, главное, выронил — вон, под ногами, валяется. Зато печать — держит.
Протянул в ответ:
— Возмо-ожно… — лихорадочно пытаясь понять, какая выгода древнему богу отбирать печать, прикидываясь человеком, который вырвал его из странного сна. Получалось, вроде как, что никакой. Но кто их, этих древних богов, знает? Всё у них не как у людей.
