— Ты за это заплатишь! — процедил почти так же, по-змеиному. Тем же тоном, тем же свистящим шепотом, подавшись вперёд, насколько позволяла верёвка, и Шейр сделала было движение, чтоб отстраниться, но сдержалась в последний момент.

       — Я пришла не бить тебя, — неожиданно пошла на примирение.

       — Правда? — удивился Алекс, но теперь тише. Мириться — так мириться, правильно?

       — Я задам вопрос…

       — На первом свидании не целуюсь… — быстро предупредил он и мгновенно получил вторую оплеуху.

       Возмутился было:

       — Ты же только что сказа...

       Но осёкся, потому что она не убрала руку на этот раз — ткнула острым ногтем в горло и процедила:

       — Если снова начнешь говорить что-то не то, заткну тебя навсегда. Останешься жив, но говорить больше не сможешь. Кричать сможешь. Все то недолгое время, что тебе осталось — будешь кричать. Готов к такому, Охотник?

       Алекс не был готов. Он вообще никогда ни к чему не был готов. Предпочитал экспромт.

       — Не готов, — честно признался он, и Шейр, удовлетворившись ответом, опустила руку. Помолчала, будто собиралась с мыслями, будто думала, как лучше сформулировать вопрос. Наконец медленно проговорила:

       — Почему ты не боишься?

       Алекс медленно поднял брови. Тоже помолчал и осторожно спросил:

       — И как мне понять, что в данном случае означает "говорить не то"?

       — Ты не боишься, — упрямо повторила Шейр, продолжая сверлить Алекса пристальным взглядом. — Я знаю страх. Я чую страх. Страх есть во всех и всегда. Его загоняют вглубь, но он есть всегда. А ты… Пуст.

       "Ну да, — подумал Алекс. — Страх есть, когда всё по-настоящему. Когда всё не в твоей голове. Когда ты хотя бы изредка сомневаешься в том, что сошёл с ума и придумал всё происходящее вокруг".

       — Пуст, — теперь повторил он. Помолчал, глядя в черные глаза. Сообщил, так и не дождавшись реакции. — Ты только что сама ответила.

       — Как?! — Шейр подалась вперед, и если бы не маска, Алекс бы даже почувствовал на лице ее дыхание. Чистит ли она зубы, он не знал, так что, скорее всего, маска была очень даже кстати.

       Алекс расслабленно откинулся на ствол дерева, уставился в ночное небо, клочьями видневшееся сквозь густые кроны нависших над поляной деревьев.

       — Я думаю, — тихо проговорил он, — это как с ногами...

       Она не шелохнулась. И взгляд не поменялся — пристальный, впившийся в него взгляд.

       — У меня устали ноги, — продолжил он, так и не дождавшись наводящего вопроса, — и я их не чувствую. Сначала они болели, потом дошли до предела — и всё. И будто их нет. Предел всегда есть, Шейр-Хим, предел боли, предел страха. И когда доходишь до него, исчезаешь. Знаешь, как давно я не чувствую себя? Как давно меня нет? Чего же мне бояться, если меня нет?

       Она молчала некоторое время. Потом покачала головой. То ли ответила на вопрос, то ли не согласилась с Алексом. Алексу было все равно. Он вновь посмотрел вверх — зрелище поприятнее сверлящего взгляда черных глаз — и говорил дальше, тише и тише, а змея невольно придвигался все ближе, чтоб расслышать.

       — Я уже давно за пределом, Шейр, и мне даже нравится, когда ты решаешь за меня, куда мне идти, ведь идти-то больше некуда. И я бы пошёл, честное слово, успел бы написать ответ, я бы пошёл, мне страх как хочется увидеть вашего нанимателя. Но меня в Ферроне утки ждут, я не могу оставить уток в беде. Знаешь, почему?

       Коротко глянул в глаза, усмехнулся краешком губ и быстро, пока змея не успела сориентироваться, нанес удар. Короткий и четкий удар лбом в переносицу. Удар, который можно было нанести только по определенной траектории, ради которого и была разыграна миниатюра "страдания под деревом".

       — Потому что я крутой, — процедил Алекс, обращаясь к медленно валящемуся набок телу, — ж-женщина!

       И тихо щелкнул языком — подал условный знак Року.

       Огромная конская морда тут же высунулась из кустов за его плечом. Рок тихо фыркнул над ухом.

       — Слишком пафосно? — покосился на него Алекс. — Ты понимаешь, я про ноги как раз думал, ну и сказал, а дальше, как обычно, понеслась… мысль.

       Рок фыркнул снова.

       — Хорошо подкрался, — похвалил Алекс, — даже я тебя не сразу зачуял. Конь-ниндзя! Ладно, ладно, хватит фыркать, сейчас всех тут перебудим. Верёвки, Рок…

       Рок шагнул к телу, ткнул его носом.

       — Ты хочешь ругаться сейчас? — удивился Алекс. — Сейчас?

       Рок пристально смотрел в глаза.

       — Я знаю, что это мог сделать и ты, — примирительно вздохнул Алекс. — Но ты же не рассчитываешь силу удара! А ты посмотри, какая она мелкая. Ты ж и убить её мог… Верёвки, Рок!

       Конь тяжело вздохнул, укоризненно глянул на Алекса — ему казалось, конь никак не мог понять стремления оставлять позади себя как можно меньше трупов. Ведь всё, что не труп, встанет и догонит.

       Но больше не фыркал, а обошел таки дерево и принялся перегрызать верёвки.

       — Мешки где? — спросил Алекс поднимаясь и растирая запястья, когда веревка была побеждена.

       Рок мотнул головой в сторону.

       — Мне очень хочется сейчас написать ей на лбу: "А я говорил", — пробормотал Алекс, — но утки ждут, Рок. Утки ждут...

       Рок по-человечески закатил глаза, развернулся и решительно зашагал прочь с поляны. Так быстро, что Алекс за ним едва успевал. То ли ноги совсем разучились ходить, то ли Рок осознал, насколько важны утки. А потом, когда Алекс вскочил ему на спину, Рок помчался прочь так быстро, что ветер засвистел в ушах.

(Шаг 3. Предел)

       Сэлгек шагал по каменной дороге широко и быстро. Недавно осевшие на дорогу снежинки взлетали из-под его тяжелых сапог, вились хороводами в ногах, тянулись за мантией Хранителя. Та, в свою очередь, летела за Сэлгеком, словно тоже с трудом поспевала, словно была не тяжелой и меховой громадиной, а так, шёлковой тряпочкой.

       Атэй и сам едва не бежал следом, несмотря на то, что почти не уступал Сэлгеку в в размерах. Сэл на самом деле тоже бежал. Просто он даже бегать умел так, что казалось, будто решительно шагает.

       На то и Хранитель.

       Он покосился на Атэя и, будто прочитав мысли, пробормотал: