«Разумеется», — мысленно ответила ей Лирамель и вежливо улыбнулась, чтобы успокоить тетю. Карл рассказывал, что дед был весьма горячего нрава и Тарэма не боялся, поскольку имел большое влияние и в Ведущей, и среди Десяти родов. В его руках находились все финансовые потоки севера и частично юга, и если бы жрец посмел тронуть его единственную дочь, он бы вышвырнул из Пата всех Каэлов и сделал бы их род самым нищим в Королевстве. Именно поэтому Орден убил Молпо в тот же день, когда погибли ее отец и мать.

— Лирдан был слишком упрям, — Фалинор сокрушенно покачала головой, словно пытаясь отогнать печальные воспоминания. — После многих месяцев бездетного союза Род предложил ему или расторгнуть брак, или объявить Парамана наследником. Брат согласился с первым вариантом и отослал Амейю обратно в Пат, отложив окончательное решение на год. Никто не подозревал, что она уже носила тебя под сердцем… — Взглянув на Лирамель, герцогиня по-доброму прищурилась: — Когда королева вернулась, ее положение было уже более чем заметно. По двору поползли слухи, даже в Ведущей засомневались в том, что ребенок принадлежал Роду. А поскольку Ее Величество практически не покидала покоев, многие не верили, что раз ей удастся благополучно разрешиться от бремени. Все ждали, что она родит позже позволительной даты. К счастью, ты появилась на свет в срок.

В наступившей тишине было слышно как барабанит по стеклу дождь. Судя по гулу, поднявшемуся в дымоходе, ветер на улице усилился. Погода снова портилась.

Расправив затекшие плечи, Лирамель нарочито зевнула. Ей вдруг захотелось зарыться под теплое одеяло и побыть немного в одиночестве. Воспоминания герцогини не вызвали ни боли, ни радости, но на душе стало тяжело. Она уже жалела, что невольно завела весь этот разговор.

— Будет лучше, если мы ляжем пораньше. — Отставив недопитый кубок и пустую тарелку, Кристиан неловко встал. — Тетушка?

— Конечно, мои дорогие, — с явным облегчением согласилась та, поднимаясь следом, — у нас еще будет время. Я надеюсь многое рассказать… Но прежде хочу переговорить с Аармани.

Тон, которым тетя произнесла последнее предложение, заставил Лирамель насторожиться. Прищурившись, она всмотрелась в ее посерьезневшее усталое лицо. После Пата это был первый раз, когда герцогиня разговорилась, да и то больше под властью вина. Что стало причиной такой перемены, понять пока не удавалось, но Лирамель чувствовала тревогу. Фалинор, как и генералы Бартайоты и Ровмэна, которые приходились Лирамель двоюродными дядями, являлась значимой фигурой для Ведущей. Ее слово, если его поддерживали Аармани и Аурок, могло иметь вес даже для Совета.

— Доброй ночи, — как ни в чем не бывало произнес Кристиан и, подождав, пока тетя удалится в свою комнату, затушил свечи.

Пробравшись на ощупь к постели, Лирамель кое-как стянула влажное платье и накинула безразмерную ночную сорочку — такую огромную, что не будь рукавов, она бы в ней потерялась.

Несмотря на то, что постель была достаточно широкой даже для троих, Кристиан предпочел устроиться на полу. Свернув вдвое толстый шерстяной ковер, он снял сапоги и бросил их поближе к камину.

Подосадовав, что сразу не догадалась попросить у Кико лишнее одеяло, Лирамель отдала брату свое, затем, подумав, швырнула и подушку, оставив себе лишь тонкое шелковое покрывало. Свернувшись калачиком на хрустящей простыне, пахнущей мылом и ветром, она уткнулась носом в ладонь и закрыла глаза.

** *

О том, что кузина серьезно занемогла, Параману стало известно спустя несколько дней после ее отъезда из замка: Али-Нари прислала весточку с вернувшимся гонцом, так что Киверду не пришлось искать предлог, чтобы наведаться в Зеленый коридор.

«Ее Величество слишком опечалены и больны, чтобы следовать намеченному маршруту. Думаю, недели через две вам следует ожидать нас обратно» — писала сестра. Гонец подтвердил написанное, сказав, что весь эскорт и экипажи находятся на постое в Лаусенсе. Лирамель и остальных он, однако, не видел: в ее комнаты никого, кроме лекаря, не допускали.

От Якира, который уже сутки как должен был вернуться в замок, до сих пор не поступало никаких вестей, и это уже всерьез тревожило: лорд Варута всегда отличался исполнительностью и осторожностью. Вспомнив, что говорил ему Карл о тайных планах рода Рэмака на часть лесов Рэта, Параман нахмурился.

— Можешь быть свободен, — вручив Киверду с десяток серебряных колветров, он нетерпеливо кивнул на дверь. — И позови одного из дежурных офицеров.

Гонец поклонился и поспешно спрятал деньги в карман.

— К вечеру отправишься в Варут, — подождав, когда он отойдет к дверям, мрачно добавил Параман. — Я пошлю с тобой три пальца воинов.

Тяжело вздохнув, Киверд обернулся и еще раз склонил голову.

— Да, мой герцог. Как вам будет угодно, — через силу выговорил он. — Буду ждать ваших дальнейших распоряжений.

Оставшись один, Параман еще раз перечитал послание сестры и задумчиво поджал губы. Обычно Али-Нари писала иначе и гораздо пространнее.

— Что-то тут не так, — пробормотал он и, обратившись к офицеру, коротко приказал: — Узнайте, в замке ли сейчас советник Эликар. Если да, пригласите его ко мне. Это срочно.

В наступившей тишине доносилось только тиканье часов. Поразмыслив еще с минуту, Параман вышел из гостиной и повернул в сторону кабинета. У него оставалась еще пара неразобранных дел, которые не могли ждать.

Уже перешагнув порог, Параман услышал щелчок замка за простенком. Поморщившись, он замер и медленно выдвинул из ножен клинок. Ключ от потайной двери, ведущей в зал Совета, был только у двоих — у него и Главы Совета. Но, помня уроки прошлого, он прекрасно знал, что ни замки, ни двери не гарантировали безопасности. Осторожность лишней не бывала, особенно в замке.

— Тарэм? — громко позвал Параман, опуская меч.

— Успокойся и убери свой ножик, — тут же прозвучал недовольный старческий голос. — Надо поговорить.

Не дожидаясь, пока жрец откроет дверь, Параман ушел в кабинет. Меч он убирать не стал: холодная рукоять в ладони приносила успокоение и уверенность. Тарэм зря играл с ним в кошки-мышки: он не собирался всю жизнь плясать под дудку Совета. Но всему было свое время, и пока рисковать не следовало.

Сев за стол, Параман положил перед собой клинок и, проведя ладонями по истертым бархатным подлокотникам, с сожалением взглянул на кипы бумаг, аккуратными стопками лежавшие поверх развернутой карты. Карл просил помочь с учетом поступивших за последние месяцы налогов от мелких вотчин, будто намекая на свои недавние изыскания с документацией Лаусенса, которые он в итоге отложил. Земельная реформа, начатая сыном Лирдана еще прошлым летом, стала наконец приносить видимые плоды. Несмотря на громкие возражения Тарэма — единственного из Глав Десяти, кто не одобрил решение регента, — землепашцы и скотоводы, получившие возможность торговать с соседними вотчинами напрямую, за год улучшили свое положение, что сразу ощутили и города, и деревни. Из-за возникшей конкуренции цены на многие товары упали, и бедняки вздохнули свободнее. Да и казна не осталась внакладе: какая прибыль была получена, еще предстояло выяснить, но то, что она стала больше, чем в предыдущие годы, можно было сказать и без подсчетов. Вопреки чаяниям Тарэма, Карл снова одержал победу. Даже Параман усмирил неприязнь — правда, не столько из уважения, сколько потому, что сын Лирдана знал о нем то, что никому пока знать не полагалось. Причем знал и бездействовал. Мелкие угрозы были не в счет — они служили лишь напоминанием.

«Когда-нибудь я сделаю ответный ход, дорогой кузен, — вслушиваясь в приближающиеся шаги, мрачно подумал Параман. — Но не раньше, чем ты перестанешь быть мне нужным».

Толкнув дверь с такой силой, что она стукнулась о стену, Тарэм вошел и жестом велел Параману подняться.

— Не смей сидеть передо мной, — зло бросил жрец, одернув черную мантию с такой силой, что ткань протестующе затрещала.

Спокойно встав, Параман с удивлением взглянул поверх его седой головы. Охраны, которая всегда следовала за ним, на сей раз почему-то не было.