— Если она вернется, ты можешь отсюда улететь, — сказала Майкайла.

— Да уж придется, — пробормотал Файолон. — Она ведь непременно меня выставит.

— Однако похоже, в ближайшее время ее возвращение нам не грозит, — произнесла Майкайла и добавила: — К тому же ты можешь следить за ней ежедневно с помощью нашего ледяного зеркала. То есть если она соберется в обратный путь, ты об этом заранее узнаешь и даже успеешь сообщить мне, так что я вернусь раньше нее. Но главная причина, по которой я прошу тебя остаться здесь, — продолжала Майкайла, — состоит в том, чтобы не оставлять Узуна в одиночестве. Он ведь не может спуститься в ледяную пещеру, чтобы узнать, как дела у Харамис, и если тебя с ним не будет, Узуну останется лишь сидеть тут и предаваться мрачным мыслям.

Файолон кивнул:

— Верно, Майка. Стоило бы мне и самому догадаться.

— Добро пожаловать, лорд Файолон, — церемонно произнес Узун. — Оставайся и будь моим гостем. Для меня будет огромным удовольствием познакомить тебя с той музыкой, что мне известна. И ты, кстати, кажется, упоминал о музыкальных ящичках из тех развалин, что остались со времен Исчезнувших?

— Буду безмерно рад выучить каждую ноту и запомнить, каждое слово, что вы мне скажете о музыке, господин Узун, — просиял Файолон, — а также разделить с вами удовольствие послушать эти музыкальные ящички.

— Замечательно, — подытожила Майкайла. — Тогда так и сделаем. А после того, как ты проверишь с помощью зеркала, как чувствует себя Харамис, — добавила она, — сможешь продолжать свои уроки чтения.

— Уроки чтения? — переспросил Узун. — Не может быть, чтобы вы до сих пор не умели читать.

— Да, но не на языке Исчезнувших, — сказал Файолон. — В этом зеркале, по-видимому, есть что-то вроде обучающей программы вдобавок к его удивительной способности показать любого жителя королевства, где бы он в данный момент ни находился и что бы ни делал. Кстати, Майка, я ведь наверняка смогу увидеть в зеркале и тебя. Оно непременно должно тебя узнать, запомнив по этим языковым урокам.

— А если даже и не запомнило, — заметила девочка, — оно в любом случае знает, где храм Мерет.

Она попыталась понять, каким образом зеркало находит нужного человека независимо от его местопребывания. Если бы оно было способно находить только тех, кого уже знает…

— А как это зеркало сумело понять, кто мне нужен, когда я в первый раз попросила показать Харамис? — полюбопытствовала она.

— Его уже просили показать Харамис раньше, — разъяснил Узун. — Орогастус пользовался этим зеркалом, чтобы следить за нею и ее сестрами. Харамис потом сама мне об этом рассказывала.

— Но как, интересно, он в самый первый раз объяснил зеркалу, кто они такие? — недоумевала Майкайла.

Арфа ответила молчанием.

Назавтра с утра Майкайла с Файолоном отправились к зеркалу. Харамис уже проснулась, но, видимо, по-прежнему жила в далеком прошлом. Она продолжала спрашивать, где Имму и Узун, и что вообще вокруг происходит, и близко ли уже подошла лаборнокская армия, и по какому это праву ей ничего толком не говорят.

— Похоже, она сильно не в духе, — сказала Майкайла. — Это очевидно, хотя речь у нее все еще довольно невнятная. Я знаю, что с моей стороны это очень эгоистично, — вздохнула она, — но все-таки я очень рада, что Харамис здесь нет. Да что и говорить, в Цитадели куда больше народу, и они могут по очереди ухаживать за нею гораздо лучше, чем здешняя прислуга.

— Ты права, — согласился, подумав, Файолон. — Здесь не очень-то много слуг, и, по-моему, им всем и так хватает работы. Если б Харамис лежала больная здесь, положение сделалось бы слишком затруднительным.

— Очень даже затруднительным, — согласилась Мам-кайла. — Все наверняка ожидали бы, чтобы я за нею ухаживала, а сиделка из меня из рук вон плохая. К тому же Харамис не питает ко мне никаких теплых чувств.

— Ну, на данный момент я бы сказал, что она вообще не питает к тебе никаких чувств — ни теплых, ни прохладных. Она тебя просто совсем не помнит. — Файолон снова взглянул на экран. — Кто знает, может быть, когда Харамис поправится, у вас будет шанс начать все сначала.

— Возможно, — мрачно согласилась Майкайла. — Только сомневаюсь, что это поможет. Не думаю, что из меня когда-либо выйдет человек того типа, что ей нравится.

Файолон молча похлопал Майкайлу по плечу и попросил зеркало начать урок чтения номер два.

После завтрака девочка попрощалась с Узуном и сама удивилась, насколько грустно оказалось с ним расставаться. «Думаю, это в основном из-за того, что он был здесь единственным, кто готов принять меня такой, какая я есть, и никогда не оказывал давления, пытаясь сотворить из меня подобие Харамис».

— А вы с Файолоном старайтесь побольше друг о друге заботиться, — сказала она, пытаясь удержать дрожь в голосе. — Я попытаюсь вернуться как можно скорее и привезти тебе новое тело.

— Счастливого пути, принцесса, — ответил Узун. — И будь осторожнее.

— Ладно, — сказала Майкайла, — хотя я действительно не думаю, что та сторона горы грозит обвалом.

— Гора, может быть, и в порядке, — пробормотал Файолон, — но одним лишь Владыкам Воздуха известно, что там за люди.

Ламмергейер приземлился неподалеку от храма, но в таком месте, где их прилет остался незамеченным, и Майкайла зашагала к главным воротам. Природа здесь, на этой стороне горы, казалась какой-то другой, почти дикой, как будто у страны нет и никогда не было покровительницы. «Но ведь Харамис, конечно, должна быть Великой Волшебницей и Лаборнока, — с недоумением подумала Майкайла, — а не одной только Рувенды».

Она сразу отметила, что храм излучает энергию, причем в этой энергии чувствовалось что-то такое, с чем Майкайле не приходилось до сих пор сталкиваться. Свою энергию храм черпал не из земли и не из воздуха, и, по-видимому, на землю она никак не влияла. Энергия храма струилась где-то в воздушном пространстве, как тот туман, что окутал башню, когда они с Файолоном занимались погодной магией. «Да, — поняла Майкайла, — именно на тот туман она и похожа. Это как бы переливающийся через край избыток энергии, не замеченный теми, кто с помощью магии откуда-то ее выкачал».

Произнеся заклинание, чтобы сделаться неприметной, как научил ее Узун, Майкайла тихо вошла в храм и, услышав голоса, направилась в их сторону. Ближайшая к входу часть здания оказалась огромным залом; потолок располагался так высоко, что она едва могла его различить, и хотя все помещение заполняли колонны, весьма разнообразно стилизованные, расстояние между ними оставалось так велико, что здесь свободно мог бы пролететь взрослый ламмергейер, раскинув крылья во всю ширь.

Продолжая идти через зал, Майкайла внимательно рассматривала колонны. У самого входа стояли опоры в форме сросшихся посредине сталактитов и сталагмитов синевато-белого цвета, напоминавшего лед. Освещался зал исключительно солнечным светом, проникавшим снаружи поэтому по мере того, как девочка уходила вглубь, вокруг нее делалось все темнее и темнее. И все-таки здесь было еще достаточно светло, чтобы она смогла различить перемену в форме колонн. Те, что стоят дальше, ближе к середине зала, раскрашены в самые разные цвета и обтесаны в форме всевозможных растений — в основном деревьев, хотя Майкайла узнала среди них и несколько цветов, в том числе и незнакомых ей. Она пожалела, что рассматривает все это не через зеркало и не может спросить древний прибор, как они называются.

Следующая комната, в которую попала Майкайла, располагалась несколько выше уровня первого зала, а потолок ее, наоборот, оказался гораздо ниже. Освещала комнату пара масляных ламп, свисавших с потолка возле дальней стены. Под лампами располагалось некое возвышение, скрытое с одной стороны занавесом; остальную часть комнаты занимали деревянные скамейки, богато украшенные резьбой с причудливым рисунком, расположенные по обеим сторонам центрального прохода. Практически все места на этих скамейках оказались заняты, но в одном дальнем ряду Майкайла отыскала свободное и присела. Ее, кажется, никто не заметил; люди разговаривали друг с другом, ожидая какого-то события.