— Это совпадение, — засмеялась Харамис. — Мне отвратительна сама мысль о том, что нам на обед попалось разумное существо, способное понимать человеческую речь. Или, что еще хуже, — заколдованный принц.

— Как поется в старых балладах? Маловероятно. Перед нами вполне обыкновенный гарсу и, должно быть, очень вкусный. Еще и на завтра останется. Ну и принцесса у меня! Просто золото!

Они оба рассмеялись. Харамис посмотрела на добычу, и ее радость внезапно улетучилась.

— Узун, тебе когда-нибудь приходилось заниматься рыбой? Ты умеешь ее готовить?

Музыкант отрицательно покачал головой.

— Ладно! — воскликнула принцесса. — Лиха беда начало! Я сама займусь ею. Мы овладеем кулинарным искусством методом проб и ошибок.

Узун поднял руку.

— Да будет так. Молитесь, принцесса, о ниспослании на вас божественного кулинарного озарения!..

Удивительный сон приснился принцессе Анигель — ей привиделось бедствие, доселе неслыханное: наступил сезон дождей, а дожди не начинались…

Два раза в год со стороны Южного моря на Полуостров накатывались бури, сменявшиеся редкими дождями и моросью. Редко когда в эту пору сквозь завесу туч проглядывало солнышко, потом опять начинало грохотать, сверкали молнии, и ливни обрушивались на земли Зиноры, Вара и Рувенды, на Лаборнок и Рэктам, на острова Энджи. Ныне — во сне — сушь затянулась на долгие месяцы, и багровое око днями висело в безоблачном небе, а горячий ветер дул, не переставая. Порывы его, обжигающие, несущие гибель всему живому, отличались невероятной силой. Все страны Полуострова оказались на грани гибели, но труднее всего пришлось Рувенде, не имеющей выхода к морю.

Из окна своей спальни в Цитадели Анигель оцепенело наблюдала, как могучий Мутар превращается в хилый ручеек, едва способный пробить себе дорогу на юг. То же самое творилось и с Викаром, Скрокаром и Бонораром. Обмелевшие реки уже не могли питать озеро Вум, поверхность которого на глазах съеживалась, берега сохли, так что теперь не было никакой возможности сплавлять строевой лес из Тассалейских чащ. Замерли лесопилки на берегах Мутара, гибли посевы на полях Дайлекса, и голодные толпы звероподобных скритеков, бродивших по стране, нападали на селения и грабили людей и оддлингов.

Венценосные родители Анигель, король Крейн и королева Каланта, в сопровождении правителей всех пяти туземных народов, населявших Рувенду, явились к дочери и умоляли ее вызвать дождь. Что могла ответить им несчастная девушка? Только признаться в том, что она не владеет тайным знанием и не в ее силах сотворить грозовые, обильные влагой тучи.

В том же сие ее навестила сестра Кадия, поведавшая Анигель, что засуха высушила болота, что пожухли цветущие ранее леса и травы, и теперь в джунглях не встретишь ни цветка, ни сочного плода. Гибнут грибы, которыми славились дебри Рувенды, лишайники и мхи ссохлись и сморщились, деревья сбрасывают листву.

— Молись! — потребовала Кадия, и Анигель упала на колени, простерла вверх руки, взывая к Владыкам воздуха. Потом она судорожно вцепилась в священный амулет, подвешенный на груди, и обратилась к Триединому Богу. Молчание небес да посвист жгучего ветра, обдувавшего Цитадель, были ей ответом… Разгневанная Кадия оставила сестру.

Следом в спальне оказалась старшая сестра, принцесса Харамис. Лицо ее было печально, она объявила, что гибнут животные; берега рек, ранее непроходимые топи теперь завалены трупами погибших существ. Подходит очередь людей, скоро вымрет весь Полуостров. Харамис указала рукой на, север, где обитали Белая Дама и Черный Колдун. Только им по силам выжить в эти жуткие дни. Анигель, попросила она, надо вызвать дождь, мы уже заждались…

— Но я не могу! — простонала Анигель. Этот вскрик вырвался из самой глубины души. — Я столько раз пыталась, но у меня ничего не получается. Мое сердце обливается кровью, я не щажу себя — но я не умею!..

Все они: правители стран, расположенных на Полуострове, их супруги, король Крейн и королева Каланта, храбрая Кадия, мудрая Харамис, — смотрели на нее с презрением и жалостью. Затем они удалились, и Анигель осталась одна в запертой спальне. Принцесса принялась колотить в закрытую дверь, плакала и звала на помощь, но никто не отозвался. Потом она вновь выглянула в окно и увидела стену огня, протянувшуюся вдоль горизонта. Языки пламени вздымались выше самых высоких башен Цитадели. Нестерпимый рев оглушил ее, рыдающую и бессильно опустившуюся на пол…

— Проснись! Не кричи, сердечко мое, все хорошо! Боже Триединый, только не кричи…

Лепестки огня обернулись извивающимися, в угольных прожилках, отвратительными болотными лилиями — страшными хищными цветами. Их толстые склизкие стебли принялись опутывать Анигель, прижимать к холодным, влажным, покрытым устрашающей резьбой камням, из которых были сложены стены темницы. Потом, уже сквозь пелену ужаса, мелькнуло лицо Имму, вот оно прояснилось, резко обозначились его черты. В глазах женщины застыл страх.

— Это только сон, только сон, — нараспев приговаривала старая туземка. Анигель неожиданно вывалилась из гамака, и падение окончательно разбудило ее. Имму обхватила ее голову, положила на колени, начала гладить по волосам. Подолом она вытерла лицо принцессы — та с готовностью высморкалась, удивленно огляделась. Жуткие сновидения растаяли, ее лица касаются теплые мягкие ладони Имму. Она рядом, что-то шепчет на ухо.

— Нет никакой опасности, нет, нет, нет… Не бойся, мы у друзей в Тревисте.

Принцесса попыталась что-то сказать — не получилось. Она откашлялась и необычно низким, хрипловатым голосом наконец выговорила:

— Я должна рассказать тебе свой сон. Просто обязана его рассказать…

Имму, деловито затягивая шнурки на лифе розового платья принцессы, хмуро проворчала:

— Сначала поешь. Что значит «нет аппетита»? Надо набраться сил перед дальней дорогой. Потом уж и сон послушаем… Да только что я в снах понимаю? Девочка моя, ты все расскажешь моей лучшей подруге. Если кто способен проникнуть в его тайный смысл, то только она.

Имму скрылась за занавесом из длинных пушистых нитей лишайника, совершенно скрывавшим дверной проем. Анигель перевела дыхание, достала амулет и, схватив его обеими руками, приказала самой себе успокоиться. Потом огляделась… Ее убежище представляло собой полуразрушенную комнату, стены которой были сложены из ровно отесанных камней. Потолок отсутствовал, и через скопище переплетенных ветвей и лиан, сквозь листву огромных деревьев мелкими голубыми монетами проглядывало чистое небо. Из стен торчали крючья, к которым были прицеплены два гамака; каменная кладка за ними была сплошь покрыта прекрасными, величиной с ее кулачок, шафранными лилиями. Цветы действительно питались насекомыми. Вот почему, догадалась Анигель, тут так спокойно: не слышно жужжания летающих кровососов. Именно здесь она, впервые за несколько дней, провалилась в такой глубокий сон. Может, поэтому ей и привиделся весь этот кошмар?

В предыдущую ночь они с Имму такого страху натерпелись! Благодаря священному Триллиуму женщины оставались невидимыми. Однако неслышимыми им стать не удалось, и, затаившись в армейском фургоне, они боялись пошевельнуться. Сколько раз сердце Анигель сжималось от страха, когда какой-нибудь неотесанный солдат совал руку в повозку, доверху набитую сеном… Из своего тайника они выбрались, когда последний воин сошел на берег. Окутанные волшебной, скрывающей их от вражеских глаз пеленой, они проскользнули по трапу на ступени, служившие причалом, и бегом бросились вдоль канала подальше от этой орды. Уже в скоплении лиан у самой воды Анигель сбросила невидимость, а Имму послала мысленный сигнал на ту сторону — зов о помощи и спасении…

Через некоторое время рой мелких суденышек ниссомов усеял поверхность канала. Согласно договоренности между принцем Антаром и провидицей Фролоту, аборигены принялись доставлять провизию в лагерь лаборнокцев. На одной из лодок через канал переправились родственники Имму, ее двоюродные братья Ситтун и Трезилун. Они легко разыскали беглянок и не без хвастовства заверили, что теперь-то им уже незачем становиться невидимыми. Тревога прокралась в сердце Анигель, и когда они в густых вечерних сумерках переправлялись через речной рукав, принцесса невольно пыталась опустить голову пониже и все твердила, обращаясь к Триллиуму: сделай нас невидимыми, обрати в бесплотные тени. Но все оставалось по-прежнему: и Анигель, и ее наставница продолжали быть хорошо различимыми, смертельно уставшими и перепуганными женщинами. Значит, смекнула принцесса, сила священного цветка способна проявить себя лишь в минуты крайней опасности. Таинственный янтарь вовсе не собирался потакать ее страхам, тем более причудам. Не для удобства или развлечений он был подарен Белой Дамой ей и сестрам. Выходит, не стоит ждать от него поддержки, если ты струсила, потеряла голову от отчаяния: Черный Триллиум помогает только храбрым. Таким, как Кадия, бесстрашно прыгнувшая в колодец. И я тоже стану такой, поклялась девушка.