— Мы должны продолжать поиски в архивах и узнать, кто или что руководит Эразмом. Нельзя сражаться, пока не знаешь имя врага.

Гиффорд зябко укутал плечи мантией. Он худел и мрачнел с каждым днём. Теперь ему всегда было холодно.

— Я ищу, мы все ищем. Мы разбиваем печати и открываем закрытые комнаты, рискуя собственной жизнью. Если мы отыщем хотя бы крупицу знания, все наши муки окупятся с лихвой. — Архивариус поёжился, несмотря на мантию. — Иногда мне чудится хохот Тьмы из углов комнаты, которую я прочёсываю. Другие слышат голоса, говорящие на непонятных языках. Мы очень стараемся не выпустить никакую тварь из заточения, даже не используем дозволенные заклинания поиска. Но я так и не узнал ничего полезного. Гарвис посмотрел на разбитую руку.

— Ты ищешь в архиве. Мы с моими учениками открываем хранилища с картинами, такие древние, что после каждого шага приходится останавливаться и ждать, пока осядет пыль, иначе ничего не видно. Я…

— Братья!

Они обернулись. Данфул, младший ученик, стоял в дверях. Его лицо и руки были черны от пыли.

— В покоях магистра Ханги! — Юноша едва не заикался. — Брат Риз нашёл Печать Преграды!

Секунду спустя маги торопились за своим проводником, чтобы воочию увидеть самую могущественную печать, известную миру.

Поиски силы, которая вмешивается в дела Эразма, шли не только в Цитадели знаний. Пусть чародей успел изучить лишь малую толику книг, которые взял с собой, — он продолжал читать днём и ночью. В свой магический шар Эразм наблюдал, что произошло, когда встретились Юржик и Сулерна и позже. Удачное осуществление замысла упрочило его веру в себя.

Удивительно, эти недоумки швырнули тело Юржика в подвал. Оно уже начало разлагаться, и скоро запах привлечёт не только дозорных птиц, но и гоббов. Воистину, рабу — рабская могила!

Магический шар сослужил хорошую службу. Единственное, что он не мог показать, почему гоббы ворвались в лес, рискуя сорвать все планы. Эразм зажмурился, вспомнив, как мохнатая голова сгорела во вспышке света — или перенеслась туда, где даже он бессилен её достать.

Теперь же он пересматривал свои книги (отложив, впрочем, в сторону ту, что была переплетена в гадкую шкуру), освежая в памяти то ритуал, то заклинание и не позволяя себе отчаиваться из-за неудачи.

Час… нет, лучше два — в Цитадели знаний! Беглый маг много бы за это дал, но всерьёз обдумывать подобную возможность значило подставить под удар с таким трудом собранное могущество. А ведь в её стенах, позабытое даже собственными хранителями, скрывалось такое могущество, что от одной мысли о нём Эразма скручивал почти телесный голод.

Сколько знаний теряется, утекает в трещины времён… Неуверенные поиски привели мага к выводу, что когда-то эта башня хранила большее могущество, чем он сумел отыскать в ходе её восстановления. И пока ещё нельзя лезть в дела дана. Природа не терпит излишнего вмешательства; придётся ждать, пока план можно будет привести в исполнение.

Ну и, конечно, надо разобраться с гоббами, самовольно проникшими в лес. Эразм намеренно не избавил их от мук, которым подверг сразу по возвращении, чтобы избавление от пытки было для адских тварей важнее, чем будущее наказание — или даже награда — от кого-то неведомого.

Времени создавать новый жезл пока не было, но оставался шар. Эразм взял его в руки и приготовился осуществить то, что следовало — а может, и не следовало — делать.

НЕ ИСКЛЮЧЕНО, думал Гиффорд, спускаясь по винтовой лестнице на нижние этажи древней Цитадели, что здание тоже стареет, с каждым пыльным годом становясь все более хитрым, скрытным, обретая некое подобие разума. Учёные, разбившись на группы, прочёсывали Цитадель и добрались уже до заброшенных коридоров, куда заходили лишь изредка, в поисках древнего знания. Гиффорд, считавший все, даже запечатанные помещения архива, собственной вотчиной, совершил такие открытия, что его голова гудела, когда он пытался изложить их на бумаге.

Сколько лет Цитадели знаний? До сих пор Гиффорду не попадались записи о времени её основания. Наверное, отчёты спрятали во времена Хаоса, до заключения Договора. На замкнутых дверях находили печати тех, кто давно переселился из мира истории в мир легенд.

Вот и теперь маги приближались к запечатанному архиву магистра Ханги. Многие видные учёные соглашались, что это не настоящее его имя, а какой-то пароль, от чего — все давно позабыли.

Множество огненных шаров освещали коридор, где столпилась братия. Там не было ни двери, ни даже очертаний входа на заросшей паутиной стене, однако в центре виднелось нечто, созданное человеческими руками как предупреждение.

Печать Преграды была хорошо известна. По крайней мере, Гиффорду её изображения встречались не в одном древнем манускрипте. Тем не менее иллюстрации в манускриптах не полностью совпадали с тем, что он увидел.

Череп — достаточно распространённый символ смерти. Однако кости этого рогатого, клыкастого черепа были расположены неестественно, и не верилось, что их когда-то облекала плоть, а свод его на треть превосходил размерами вместилище человеческого мозга.

Изображение черепа окружал переплетающийся узор древнего рунического письма, а сверху виднелся предупреждающий знак, по которому маг, нашедший печать, её и узнал: личная эмблема легендарного магистра.

Маги встали полукругом у печати, никто не рисковал подойти ближе. Окружённая пеленой паутины, сама печать была чиста, будто кто-то только что заботливо её протёр.

Магам тоже бывает страшно — пусть даже они обладают истинным могуществом. Архивариус не желал приближаться к печати. Но она находилась в его архиве, а предоставить расследование кому-то другому было бы слабостью, ему не свойственной.

Он сделал шаг вперёд; остальные молча отодвинулись. Печать Преграды применялась лишь тогда, когда нужно было сдержать нечто слишком могущественное, чтобы позволить ему оставаться на свободе. Здесь за ней наверняка скрывалась великая сила Тьмы.

— Все назад! — скомандовал Гиффорд. За спиной у него раздался шорох торопливых шагов.

Три магических шара опустились, усилив голубоватое сияние. Архивариус вытер вспотевшие ладони о мантию и сбросил её, чтобы ничто не стесняло движений.

Три — число силы, это знает даже ученик. На черепе были три внушительных рога: средний — прямо над впадиной, где должен находиться нос, два других — над пустыми чёрными глазницами.

Три… Нет, не может быть, чтобы всё было так просто. Тогда девять: это трижды три. Да, но если у тебя всего две руки, то ничего не выйдет.

Рога, глазницы, носовая впадина. А может?.. Чудовище установил здесь человек, сомнений нет. Но что осталось от этого человека? Только ромб над черепом, разделённый посередине, а в ромбе — символ. Архивариус с изумлением узнал голову лесного существа. Однако это изображение странным образом успокоило его, образ миролюбивого лесного гиганта пересиливал гнетущее впечатление, которое производил жуткий череп.

Разумеется, в прежние времена в мире не существовало преград, как теперь, и, возможно, лес делился своей мудростью с Цитаделью знаний.

— Именем всевышних сил, — медленно начал Гиффорд. — Волею… — Он повторил три имени и очутился на границе, которую сам не мог бы переступить.

Эхо последнего имени ещё не утихло. Летописец рисовал руками сложные узоры, собрав всю силу воли, чтобы унять дрожь. Потом осторожно опустил указательный палец на каждый рог по очереди и, после небольшой паузы, на изображение лесного человека.

Гиффорд изо всех сил сосредоточился, но все равно слышал позади негромкую песню. Когда-то, наверное, так призывали… Ветер?

Едва архивариус подумал об этом, как услышал — его! Не гневный рёв, нет, лишь эфемерное дуновение, как будто ему не попасть на такую глубину. Но то был Ветер, и он нёс с собой знание.

Печать Преграды дрогнула, Гиффорд схватился за неё, посыпались обломки, и она исчезла. Но за ней стояла вторая печать… Увидев её, маги застонали.