И он, взметнув шалью, торопливо ушел.

Кадия вынула кинжал. Любимое оружие было опорой, напоминанием о реальности в этом мире сновидцев и неясных угроз. Записи, которые она видела в одной из комнат, набитых тем, что оставили тут Исчезнувшие… способны ли хасситти читать их? В том, что ей такая задача не по силам, она не сомневалась.

— Пророчица…

Кадия быстро повернулась к Джегану:

— Что я могу сделать для тебя, мой товарищ?

Она увидела, как его широкий рот сложился в улыбку.

— Речь пойдет, королевская дочь, о том, что могу сделать для тебя я. Не допусти, чтобы эти прыгунки с их снами и заботами о том, чего они не понимают, сделали из тебя свою защитницу.

— Но что ты вправду знаешь об этом народце, Джеган? — спросила она. Он перестал улыбаться.

— Очень мало, Пророчица. Пока я не увидел их своими глазами, то думал, что эти мои знания — как клочок болотного тумана, даже легковеснее. Они — создания Исчезнувших, как и наши племена… и скритеки. Но все думали, что они последовали за Великими в неведомое. Словно у них не было никакой жизни без тех, тогда как нам во владение были отданы болотные трясины. Они в родстве с нами не больше, чем скритеки, хотя в отличие от тех и не являются порождением Тьмы.

— И ты видел сны, охотник?

Он помолчал и чуть отвернул голову от нее.

— Да, видел. — Она заметила, как он содрогнулся. — Но теперь их не помню. Быть может, все это (он описал рукой полукруг) — место сновидений. И нам лучше уйти отсюда.

Кадия устало покачала головой.

— Я бы согласилась… если бы не меч. Он остается неизменным, и, значит, я не вольна идти своей дорогой. Но ты ничем не связан, Джеган.

Он посмотрел прямо ей в лицо, и она устыдилась своих последних слов.

— Друг мой, — поспешила она сказать, — я не отсылаю тебя. Выбор принадлежит тебе.

— И я сделал его уже давно, — сказал он.

Кадия оставила гореть одну лампу. Но и в ее смутном сиянии она видела, как поблескивают подвески на одеянии, которое она бросила в ногах кровати. Эта раковина не была устлана спальными циновками, к которым привыкла девушка, а заполнена пухом, видимо камышиным. В это гнездышко, вероятно, и полагалось ложиться.

Кадия легла, заложив руки под голову, и попыталась четко представить себе то, что предстояло. Поиски вслепую, если только не удастся отыскать сведения в грудах записей, которые она мельком заметила, когда хасситти показывали ей свои хранилища.

Она никогда не заглядывала в старинные летописи, даже написанные на знакомом языке… а язык этих ей, конечно, неизвестен. Задача для Харамис!

Харамис…

Кадия прижала руки к амулету у себя на шее, забрала его в ладони и закрыла глаза, пытаясь обратить мысленную речь к сестре. Но не ощутила ни ответа, ни даже сближения… Она, правда, и не слишком надеялась на удачу.

Однако амулет вливал тепло в ее руку, и оно разливалось по ее телу, проникая в самое сердце. Кадия крепко прижала амулет к груди, больше уже не пытаясь достичь того, чего не понимала. И ее мысли обратились к саду. Утром она пойдет туда…

Она пробудилась так внезапно, словно прозвучал сигнал тревоги. Лампа еще горела — маяк во мраке. Кадия выбралась из пуховой подстилки, которая вздымалась вокруг нее, точно волны.

Перейдя через комнату, она убедилась, что даже за этот короткий срок хасситти успели заняться ее дорожной одеждой: все, что можно было вычистить, они вычистили, все, что можно было починить, — починили, и она могла надеть привычный костюм без отвращения.

Разбудивший ее призыв все еще звучал у нее в голове. Помедлив лишь для того, чтобы проверить, спит ли Джеган, она тихонько вышла из комнаты.

Внизу виднелось слабое сияние, словно там был оставлен светильник. Она спустилась по лестнице и оказалась перед массивной дверью — первой, которую увидела в городе. Но дверь открылась при первом же толчке, и Кадия вышла в ночной мрак.

Вновь она сжала амулет в руке. Он вновь засиял так же, как много лун тому назад, когда привел ее к башне Вины. Искра света внутри скользила по крохотному Черному Триллиуму, то вспыхивая, то угасая, пока Кадия осторожно поворачивала амулет то так, то эдак.

Этот подарок Вины новорожденным сестрам был создан магией Исчезнувших. И девушка верила, что тут, в самом сердце их страны, ему можно довериться. Подчиняясь внутреннему толчку, ее разбудившему, она пошла вперед сквозь ночную мглу. Но она не забывала следить за тем, что было вокруг, — схватка с хищной лианой научила ее многому.

И в темноте Кадия не сомневалась, что идет обратно тем же путем, который привел ее к хасситти, а потому не удивилась, когда подошла к первой ступеньке садовой лестницы с безмолвными и неподвижными Хранителями по сторонам.

И вот она уже между колонн смотрит вниз туда, где искорки прекрасных насекомых кружат между цветками. Спускаясь по внутренней лестнице, она наслаждалась благоуханием, которое казалось сильнее даже пряного аромата светильников хасситти. Яркая зеленовато-голубая искорка подлетела к ней и на миг-другой повисла над амулетом, который она протянула ей навстречу.

— Я пришла! — сказала Кадия вслух и встала около меча, воткнутого в землю, ни в чем не изменившегося.

Нет… перемена все-таки произошла. С того момента, как меч вернулся к ней, сослужив свою службу как часть Великой Силы, веки трех глаз оставались плотно сомкнутыми. А теперь они чуть разошлись, словно должны были вот-вот подняться.

Кадия страшилась дотронуться до меча-талисмана, хотя и знала, что выбора у нее нет. Она нагнулась и сжала руку на клинке чуть ниже рукояти. Меч словно бы сам выпрыгнул из земли в ее руку.

Бремя, которого она не ищет, но должна нести! Кадия подняла его, чтобы получше рассмотреть рукоятку. Да, веки разомкнулись. Девушка торопливо убрала меч в ножны, не желая пробудить Силу, заключенную в нем. Тут не ощущалось никакой угрозы, и ей не верилось, что где-то неподалеку затаилась опасность.

Однако она не избавилась от какого-то тревожного чувства.

Кадия вернулась к лестнице и поднялась на ступеньку, глядя, как сад затягивается туманом. Хотя была глубокая ночь, она различала кусты, деревья, цветы. И вновь, охваченная томлением, сходным с болью, она простерла обе руки ко всему, что росло тут, ко всему, что могло вырасти…

— Скажите мне… откройте, чья это воля. Один обет на меня возложила Вина. Кто теперь делает меня своим орудием?

Раздался шорох, закачались ветки, которые она различала с трудом. Искорки насекомых метнулись друг к другу, будто им что-то угрожало и они хотели быть вместе. Кадия затаила дыхание, не сомневаясь, что сейчас появится тот, кого она встретила тут тогда.

Но видела она только колеблемые ветром ветки да рой искр. Затем искры разлетелись во все стороны, каждая сама по себе, точно причина их испуга исчезла.

Кадию охватил гнев — тот гнев, который она знавала в прошлом, когда оказывалась бессильной. Словно распахнулась дверь, и все-таки в нее нельзя войти.

Кадия медленно поднялась к колоннаде. Туман как будто успел еще сгуститься. Статуи Хранителей были словно укутаны покрывалами. И все же, спускаясь, она на каждой ступеньке поворачивалась то к одной, то к другой, протягивая к ним амулет, словно его сияние могло что-то высветить в этих стражах. Один раз она шагнула к статуе справа и коснулась пальцами холодящей поверхности.

В ней проснулась уверенность, что эти статуи скрывают какую-то тайну, и она должна узнать какую. Ах, если бы она только не была такой невежественной! Глухой внутренний гнев обращался теперь на нее саму.

Вновь с мечом в ножнах Кадия вернулась по улицам безмолвного города и вновь поднялась в спальню в башне. Ей не встретился ни единый хасситти, и она решила, что у них есть какие-то помещения, где они спят. И видят сны?

Она легла в постель, извлекла меч из ножен и положила рядом с собой. Глаза на рукояти не открылись, но и не закрылись совсем. Сила, возможно, дремала, но она не покинула меча.