Она зарыдала в голос, и заговорила другая, чьи гладкие волосы уже тронула ранняя седина.

— Лес… Братья и сёстры, разве никто из вас не видел снов?

Женщина обвела взглядом собравшихся, пытаясь каждому заглянуть в глаза.

— Сны ничего не значат, — усмехнулся кто-то. Женщина взглянула ему прямо в лицо.

— Ага, Нумор… Значит, тебе они снились! Тот нахмурился и пожал плечами.

— В чём польза от обрывочных видений, которые не складываются воедино, даже когда просыпаешься? Да, Алантра, — он вскинул руки, чтобы женщина его не перебила, — я слышал древние легенды: мол, когда-то сны несли в себе речь, учение и свободу. Но их приносил Ветер… Разве он сейчас бывает в долине? Я что-то не замечал.

— Ты видел сон, — не сдавалась Алантра. — И ты, Ганда, — обратилась она к третьей женщине, — ты ведь родственница, пусть и дальняя, вдове Ларларне.

Ганда сжалась в комок и обхватила себя за плечи, словно её обвинили в чём-то постыдном и собирались наказать. Алантре не пришлось долго ждать ответа.

— Мы стали такими жалкими, — в голосе Ганды звучало презрение, — что ни в ком, кроме одной девочки, не осталось древней крови…

— Вот именно! — подхватил Нумор радостно, будто слова Ганды подтвердили его собственные. — И где же она сейчас, Алантра? В башне — в лапах демонов! Хараска с Ларларной нам уши прожужжали про её таланты. Да чтоб они провалились, таланты эти! — Нумор даже сплюнул. — Всю магию, какая у нас была, давно выкачали…

— Ты так горько оплакиваешь тех, кто мог говорить с Ветром… А скажи мне, — перебил его старый Дестин, вскинув руку в обвиняющем жесте, — кто пролил кровь Фирта? Ответь, Нумор, кто кричал: «Наши соседи процветают, когда мы пухнем с голоду» и «Еду надо делить поровну»?

Крестьянин ещё больше нахмурился.

— Той ночью ты и сам пустил косу в дело, Дестин!

— Воистину, и я ещё заплачу за пролитую кровь, — кивнул старик, затем распрямил плечи, словно признавая вину и готовность понести кару. Казалось, груз долгих лет уже не так его тяготил. — Но я заплачу долг как человек, что и тебе советую. Чем встретить смерть, уничтожая тот самый народ, который мог нас спасти, уж лучше спасаться самим или погибнуть в борьбе за свободу!

При этих словах ещё одна мать с затуманенными горем глазами схватила Дестина за рукав.

— Но дети, — пробормотала она, дико озираясь, словно могла силой воли призвать к себе пропавшего малыша, — должны ли они, будут ли они тоже…

Ответ был далёк от того, который ждала несчастная женщина. Ещё больше удивило всех то, из чьих уст он прозвучал.

— Спи, — сказала Анта, мать, разрыдавшаяся первой. Голос её стал почти повелевающим, когда она сама осознала мудрость своих слов. — Повторяю же, спи! Все в наших снах, в них кроется помощь — и для нас, и для наших детей. Пришла пора использовать остатки дара, ведь одно из заклинаний колдуна обратилось против него самого! Разве мы не видели этого собственными глазами, разве не почувствовали утраченной магии? Она не причинила нам вреда! Колдун годами высасывал из нас волю — и всё же недостаточно силён, чтобы осуществить свои планы! Да и лес, — Анта откинула с заплаканного лица мокрые волосы и еле заметно улыбнулась, — не пытался убить нас. Ивлин, ты стоял ближе всех, когда хозяин и его свора вернулись. Не заметил, все ли твари были живы-здоровы? В толпе пробежал шепоток возбуждения.

— С ними не было гобба-надзирателя, — припомнил Ивлин.

— Их стрекот не разобрать, но демоны были злы, а что их разозлит сильнее, чем ускользнувшая из лап добыча? Детей послали на самую опушку леса, никто из нас не отваживался подходить так близко со времён той, — он прикусил губу, остальные слова дались ему с трудом, — той безумной ночи, запятнавшей нас братоубийством.

— Нумор, ты сказал, Ветра здесь больше не осталось. Он не появлялся с тех пор, как мы подняли руку на сородичей, но значит ли это, что его больше нет нигде? Что говорят легенды: откуда он приходил раньше? Из леса! Если наши дети добрались до Зелёного царства, надеюсь, они встретили там силу, которая их защитит. По крайней мере, они вырвались из плена!

— Точно. — Ивлин подобно Дестину распрямил плечи, словно вспомнив, что он мужчина. — Анта права. Слушайте все, я тоже видел сон. Разрозненные видения можно собрать воедино, если делиться ими друг с другом. Вспомните, какие лоскутные одеяла шьют наши женщины. Ни один обрывок ткани сам по себе не нужен, а вместе они красивы и приносят пользу. Не сомневаюсь, все вы помните, пусть и смутно, древний сон-призыв… Так давайте распахнём наш разум и позовём! Повелитель считает, что выпил нас до капли, кроме того, он занят восстановлением утраченной магии. Да и шар, через который он следил за нами, вместе с жезлом, метавшим молнии тьмы, пропали — пусть и на время. Согласившись с его словами, люди сели поближе в кружок. Стирмирцы засыпали, прижавшись друг к другу, и мысленно тянулись к пропавшим детям; некоторые женщины даже сложили руки, будто обнимали своих малышей. Собирая одеяло из клочков сна, люди чувствовали себя большой семьёй, укрывшейся лоскутным покровом, им было уютно и тепло, несмотря на окружающий холод.

Полная луна освещала Камень, мягкое сияние преломлялось в таком количестве радужных искр, сколько Фалисе ещё не доводилось видеть.

Так, значит, она принадлежала Камню, ведь Ханса нашла её именно здесь… Ханса, кормилица, выхватила её из рук смерти и приняла в свои любящие объятия. Таким образом Ханса подарила ей жизнь, разве это не делает её матерью? И всё же тонкие кости, над которыми Фалиса совершила погребальный обряд, принадлежали её родной матери.

Девушка печально подошла к скрытому от посторонних глаз месту. Какой она была, даровавшая ей жизнь? И почему — подсказал вопрос Ветер, — почему тот мужчина, слуга Эразма, так похож на Фалису? Они из одного рода? Может быть, сегодня в лачугах лесного люда спят и другие дети, родные ей по крови…

Её призвали, чтобы заглянуть в Камень. Это она знала точно, как будто приказ Ветра облёкся в слова. Вновь подошла она к Камню и обняла его руками, будто желая дотянуться до образов, приходящих из иных миров и времён.

Отверстие в центре Камня было открыто, и девушка взглянула внутрь. Она приготовилась увидеть вереницу картин, навеянных Камнем, ведь у неё никогда не было власти самой выбирать образы. Или… или была? Решив попытаться, Фалиса сосредоточилась на лице того юноши, о котором так много думала и которого никак не могла забыть.

Она увидела именно то лицо, какое хотела, и ощутила неимоверную радость. Из молодого человека, казалось, выпили всю энергию, несколько отвратительных уродов под руки волокли его вниз по каменным ступеням. Первое чудовище держало в лапах нечто, излучавшее свет, тусклый, но достаточный, чтобы не упасть на лестнице. Впереди зияла тьма, куда чудовища и швырнули пленника. Невзирая на темноту, силою Камня Фалиса разглядела, что тот не один. У стены сидела девушка, прикованная цепью. Она явно принадлежала к той же расе, что и юноша, и дочь леса, правда, была очень худа, и волосы свисали грязными нечёсаными прядями. Хотя её поза выдавала волнение, девушка не горбилась, подобно рабам. Более того, из её глаз будто струились мягкие лучи Света, да и вообще было очевидно, что девушка обладает магией.

Наконец проклятия, которыми осыпал Фогара после исчезновения насмешливого беса Эразм, стихли. Уверенный, что хозяин ещё не закончил пытки, юноша лежал, скованный чарами, во мраке темницы. Темницы? Какую-то девушку, тоже пленницу, несколько дней назад бросили в подземелье…

Что-то звякнуло. Фогар с трудом повернул голову. Любое движение натягивало волшебные путы — теперь он мог двигаться только так, как захочет колдун. Однако крошечный уголок воли все ещё повиновался. Эразм контролирует моё тело, но ему не подчинить мой разум!

В углу, где звякнула цепь, послышалось отчётливое шуршание. В полутьме юноша видел лишь два сияющих глаза. Глаза пугали, но они явно не принадлежали ни животному, ни существам, рождённым Тьмой. Впрочем, в данном случае именно он был одержим силами зла.