– Впечатляет, – сказал он. – Вы наблюдаете за всеми желающими сбыть что-нибудь Бюлю или… – Он оставил вопрос висеть в воздухе.

– О, и так и сяк. Подразделения нашей разведки конкурируют между собой, интересуясь всяким, кто пытается продать что-то нам или продать что-то, что потеснит нас. Сеть довольно широкая. Добавь сюда тех, кто может представлять для Бюля потенциальную угрозу или выгоду, – и получишь довольно объективный срез человеческой деятельности, который мы держим под пристальным наблюдением.

– Насколько пристальным? Похоже, ваш стог сена весьма велик.

– А мы хорошо умеем искать иголки, – подхватила она. – И все время ищем новые способы их находить. Их мы бы у тебя купили.

Леон пожал плечами.

– Будь у нас лучший способ находить в грудах данных релевантные, мы бы сами им воспользовались для вычисления, что вам продать.

– Хорошая мысль. Развернем ее другим концом. Зачем вдруг Бюлю с тобой встречаться?

К этому Леон был готов.

– У нас большой опыт в дизайне продуктов, подходящих для людей такого… – Разговор о людях в чанах требовал недоговоренности. Может быть, потому Бротиган и выработал свой телеграфный стиль.

– Вы разработали один такой продукт, – заметила она.

– Другие и того не могут о себе сказать.

Существовали еще две фирмы, подобные «Эйт». Про себя Леон называл их «Сефен» и «Найн»[58], словно боялся накликать, озвучив настоящие имена. – Я здесь новенький, но не один. У нас связи с лучшими дизайнерами, инженерами, исследователями… – Опять незаконченная фраза. – Тебе нужна благая часть. Это – не благая часть, Риа. У вас там хорошие головы – и у нас хорошие головы. Но у нас есть то, чего нет у вас: хорошие головы, которые категорически не сошлись с вашей организацией. У каждой организации есть свои перегибы, которые отпугивают от нее некоторых ценных людей с ценными идеями. У вас, как и у всех, есть недоступные области. Мы сумеем найти жилу в областях, закрытых для вас, – найти в них то, что вам нужно.

Она кивнула и хлопнула в ладоши, словно собралась взяться за работу.

– Отличная речь, – сказала она.

Леон почувствовал, что краснеет.

– Я много об этом думал, мысленно проговаривал.

– Хорошо, – сказала она. – Доказывает ли это, что ты на своем месте? Ты вроде как Даффи Дак?[59]

Леон качнул головой, ответил: «Скорее Багз Банни» – и впервые задумался, к чему все это.

– Загрузи-ка мультфильм «Оголтелый продавец», а потом возвращайся ко мне, о’кей?

Она встала, ковырнула большим пальцем ноги моховой ковер и шагнула к своим туфлям. Леон поднялся с трудом и стал растирать ляжки ладонями. Должно быть, Риа заметила выражение его лица, потому что на ее лице снова появились морщинки и ямочки. Она тепло пожала Леону руку.

– Ты отлично справился, – сказала она. – Скоро продолжим разговор.

Выпустив его руку, она погладила пол ладонью.

– А пока тебе ведь и так неплохо?

В «Оголтелом продавце» Даффи Дак работает коммивояжером и пытается втюхать свой товар грабителю банков, скрывающемуся в загородном бунгало. Даффи предлагает самые невероятные товары, но все время натыкается на яростный отпор. В конце концов, один из его образцов взрывает бунгало грабителя, когда Даффи берется за ручку двери. Взлетая в воздух вместе с громилой, Даффи машет перед ним оторванной дверной ручкой и орет: «Эй, я знаю, что тебе требуется. Дом, подходящий к этой ручке!»

При первом просмотре Леон смеялся шуткам, но с каждым повтором мультфильм казался ему все менее забавным. Да, он действительно пытается придумать для этого Бюля потребность, о которой тот сам не догадывается (предполагалось, что Бюль – он, хотя точно никто не знал). А с точки зрения Бюля, жизнь была бы просто прекрасна, если бы Леон сдался и навсегда оставил его в покое.

И все же Риа была так мила – была такой нежной и понимающей, что за этим наверняка что-то стояло. Она напомнила, что ему «и так неплохо», – и Леон не мог с ней спорить. Он заключил с «Эйт» пятилетний контракт, по которому, если бы Леона уволили до конца срока, ему причиталось солидное возмещение. Если он сумеет продать что-то Бюлю или другому такому же, то станет неописуемо богат. А пока «Эйт» давала ему все необходимое.

Но здесь было так пусто – вот что его доставало. В производственной группе «Эйт» работали сотни людей, умников вроде него, но почти все они использовали офис как место для перекуса да еще иногда хвастались своим рабочим местом перед заезжими родственниками. «Эйт» нанимал лучших, ставил перед ними невыполнимые задачи и отпускал на волю. Где они и терялись.

Кармела их всех знала, конечно. Она была для «Эйт» общей няней.

– Надо бы нам собраться вместе, – сказал ей Леон. – Как насчет еженедельного собрания сотрудников?

– Да пробовали уже, – ответила она, прихлебывая трижды фильтрованную воду, которую всегда держала под рукой. – Всем нечего сказать. Все интересные мысли собираются в базе сотрудничества, и подсказчики неплохо обеспечивают каждого обзорами всего существенного для его работы. – Она пожала плечами. – Здесь у нас просто витрина. Я всегда считала, что творческим людям необходимо пространство для творчества.

Леон обдумал услышанное.

– А долго ли продержится фирма, если не сумеет продать что-нибудь чанникам?

– Об этом я стараюсь не думать, – легко ответила Кармела. – По-моему, либо мы ничего не придумаем, отживем свое и закроемся – и тут я ничем не могу помочь, либо мы что-то придумаем и выживем – и тут я тоже ничего не могу сделать.

– Грустная мысль.

– А мне с ней свободнее. Та леди была права, Леон, ты неплохо устроился. Можешь заниматься всем, что в голову придет, а если набредешь на подходящую мысль, выйдешь на орбиту и никогда уже не вернешься в атмосферу.

– А другие менеджеры заходят потолковать по душам?

– Всякому иногда нужна помощь, – ответила Кармела.

Риа пригласила его пообедать в вечернем клубе – в зальчике на одиннадцатом этаже в полузаброшенном здании без консьержа в центре города. Готовила здесь супружеская пара средних лет: он таиландец, она венгерка, и кухня была эклектичной, легкой и острой. Паприка и чили смешивались в коктейль, от которого свербило в носу.

Кроме них в этот ранний час в зале было всего двое клиентов – тоже пара. Двое молодых геев, туристов из Голландии, в немнущихся спортивных курточках и почти невидимых дорожных сандалетах. Они вежливо поболтали на прекрасном английском о достопримечательностях Нью-Йорка, а потом перешли на голландский, предоставив Риа с Леону возможность заняться друг другом и едой, которая поступала из кухни серией все более восхитительных перемен. За пышными засахаренными бананами и тайским ледяным кофе Риа красноречиво расхвалила искусство хозяина и вежливо промолчала, пока Леон последовал ее примеру. Хозяева, искренне обрадованные успехом, охотно поддержали разговор о рецептах, своих взрослых детях и других едоках, которых принимали в прошлые годы. На улице, оказавшись на Тридцать четвертой между Лекс и Третьей авеню, под лиловым предвечерним летним небом и на прохладном летнем ветерке, Леон, похлопав себя по животу, прикрыл глаза и застонал.

– Переел? – спросила она.

– Как у мамы поел – она вечно подкладывала и подкладывала на тарелку. Остановить было невозможно.

– Тебе понравилось?

Он открыл глаза.

– Шутишь? Наверно, самый невероятный обед в моей жизни. Словно побывал в параллельном измерении отличной кухни.

Она согласно покивала и, дружеским интимным движением взяв его под руку, повела к Лексингтон-авеню.

– Ты заметил, там время как будто замирает? Словно та часть мозга, что всегда волнуется: «Что дальше?» – замолкла.

– Точно! Именно так!

Жужжание реактивных ранцев с Лекс становилось все громче – они приближались к перекрестку, и в небе словно звенели тысячи сверчков.