Кафе смеется. Посетители невидимы, им ничто не грозит, но все же они боятся зверя и радуются доказательству его бессилия.
Береника, как я замечаю, не смеется.
Встреча 2
Лапши не надо
Краснохвостый сарыч парит в восходящем потоке над стоянкой. Он уже давно висит в воздухе, и все зря. Оленьи мыши в высокой траве между парковочными местами не проявляют активности.
Ресторанчик-лапшичная прилип к стене старого универмага, как кусочек жвачки. Столики стоят на нависающих друг над другом балкончиках, а к ним ведут лесенки, позволяющие подавать лапшу посетителям. Об удобствах официантов никто не заботится.
Мрия с Береникой выбрали нижний столик прямо над маленьким оленьим стадом, дремлющим под дубами и кленами, чуть тронутыми ржавчиной и пурпуром близкой осени. Олениха опускает голову, щиплет траву. Потом оглядывается. Она не видит ни нас, ни универмага, ни машин, проезжающих по плотным дорожкам среди горных хребтов и топей в поисках места за пределами зоны дикой природы. Не видит она и кугуара, который с виду равнодушно сидит в кустах за несколько шагов от нее.
Это два совсем разных «не видит». Не сомневаюсь, что есть и другие.
– Знаешь, – говорит Мрия, – я тут вспоминала, как вы с Марком познакомились.
– Это было предрешено, – перебивает Береника. – Звезды сошлись, и все случилось так, как велела судьба.
– Что?
Береника хохочет.
– Да брось ты, Мрия! Познакомились на вечеринке. Случайно. Ты как раз ушла, а я помогала Маргарет прибраться.
– Чувство долга в очередной раз окупилось.
– Он всегда говорил, что «надувался для виду», – вспоминает Береника. – Я думала – игра, а потом поняла, как много в этом настоящего.
– И на Истер-Айленде он играл, – соглашается Мрия. – Только Паоло не говори. Он все никак не может забыть. Бедняга Паоло! Он тогда решил, что нравится Марку. Что у них отношения…
– Паоло нравился Марку. Он сам говорил.
– О, Марк! Разве ему можно верить?
– Хорошо выглядишь, – переводит разговор Береника. – Новая прическа?
– Просто отрастила немножко, – Мрия самодовольно поглаживает светлые кудряшки. – Нашла хорошего мастера. Я тебя познакомлю.
– Конечно. Может быть.
Черные волосы Береники гуще и короче, чем были несколько месяцев назад, а заколок она, похоже, никогда не снимает. На ней походная куртка с пятнышками птичьего помета – отстирать их до конца невозможно.
Второй сарыч сидит на ветке дуба. Добычи у него не больше, чем у того, что кружит над стоянкой, зато сил он тратит меньше.
– Честное слово, Береника! Ты что, все еще возишься с животными?
Береника улыбается.
– Надо было давным-давно ими заняться. Я еще только начинаю, но уже влюблена в эту работу. Начать, конечно, пришлось с самого низа. Курс физиологии, экологии, практика в клинике. Тяжелая физическая работа – я даже не ожидала, что настолько тяжелая. Ложусь и засыпаю как убитая.
– У Марка в пустынном домике были хорошие кровати, – вспоминает Мрия. – Я в них никогда не видела снов.
– Попробуй целый день прибирать за больным лосем. Тоже никаких снов не увидишь.
– Нет уж, спасибо. Предпочитаю дорогие матрасы.
– Может, за Марка надо было выйти тебе, – говорит Береника.
– Да, но я не осталась мыть посуду. Сама виновата. Ну, и он ни на кого не смотрел, кроме тебя. Почему бы это?
– Не у меня надо спрашивать. Понятия не имею. – Береника следит за кугуаром. Тот крадется, прижимаясь брюхом к земле, переливаясь так, будто в его теле нет ни одной кости.
Мрия прослеживает за взглядом Береники, но я уверен, что кугуара она не видит.
– Вьетбургер[113] здесь слишком сухой, – говорит Мрия. – Не то чтобы я жаловалась, но нет, знаешь, этой приятной влажности…
Я заменяю ей вьетбургер.
– Как тебе здешняя кухня, Береника? – спрашивает Мрия.
Береника еще не прикасалась к еде.
– По-моему, нормально.
– Ага. Выглядит, мм, неплохо? Мне не нравится, когда хлеб размокает и разваливается.
Она не замечает атаки кугуара, а Береника видит.
Три-четыре прыжка – и вот она, олениха.
Но та что-то чувствует. Шорох листьев или зяблика, вспорхнувшего с ветки за несколько секунд до того, как большой кот решился на прыжок, – и она начинает двигаться на миг раньше, чем кугуар обрушивается на нее.
Когти обдирают ее бок, но олениха несется через стоянку, виляет между машинами, которые кажутся ей деревьями, и исчезает. Кугуары выбирают не больных и слабых, а тех, кто невнимателен. Если они неверно оценили бдительность добычи, то сталкиваются с животным, не уступающим им в силе.
– Что там? – озирается Мрия.
– Ничего, – говорит Береника, – абсолютно ничего.
– Он тебя так просто не отпустит, – говорит Мрия. – Не похоже на Марка, насколько я его знаю.
– Может быть, ты знаешь не того Марка, с которым знакома я. Не хочется сейчас об этом говорить.
– Хорошо. – Мрия выдавливает улыбку. – Значит, тебе нравится новая работа…
– Больше всех, какие я перепробовала. Я… не знаю. Я, кажется, родилась для этой жизни. Не для того, чтобы жить подальше от людей, а чтобы быть ближе к сути вещей.
Ненавижу подобные фразы. Мы никогда не были людьми больше, чем сейчас, когда манипулируем миром природы.
Не понимаю, почему она вдруг начала меня раздражать. Она всего лишь старается в меру своих сил: учится, сдает экзамены, как прилежная ученица из учительских любимчиков. Наверняка она всегда такой была. Я был трудным учеником. Если бы не удача и не помощь Марка, не научился бы тому, что умею.
Марк хочет, чтобы она ощутила себя в сердце всемогущей природы. Но это я делаю природу всемогущей, направляю каждый ее шаг.
Она никогда не узнает, что я у нее за спиной.
На балкончике ресторана появляется енот. Как он сюда попал – мой секрет.
Пожалуй, из всех живых существ енотам больше всего недостает человека. Другие и не заметили, что люди научились вырывать себя из воспринимаемого мира и вернули на землю дикую жизнь.
Енотам с трудом удается зарабатывать себе на жизнь. Они теперь всегда не в настроении. Этот сыт по горло. На сегодня уж точно. Он взбирается на столик, расшвыривает посуду и с мрачной решимостью закрывает глаза – засыпает.
С его точки зрения, он в укрытии, невидим, да и действительно – никто из лесных жителей его не увидит. Над ним совсем низко проносится канюк, но птица видит только сухие листья да опомнившегося кугуара, который бредет прочь, на поиски другого оленя.
– Да он храпит? – удивляется Мрия. – Ну, скажи, что еноты не храпят!
Встреча 3
Зеленый склон
На самом деле этот поросший лесом склон – крыша тренажерного зала и магазина. Сразу за рестораном поднимается гребень холма, а за ним идет покрытый жилыми домами спуск. У подножия склона – открытый парк, снег в нем истоптан чернохвостыми оленями. Там и сейчас стоит группка оленей – животные жмутся друг к другу, выдергивая зубами последние остатки травы. Большие дома на той стороне долины, за невидимым шоссе, настолько уродливы, что я завидую избирательному зрению диких животных.
И еще жалею, что не вижу плаща в стиле Дикого Запада, который меня заставили напялить. Он расшит витками лассо и фигурками лошадей.
На ветках елей и пихт наросли большие снежные шапки. Гаичка повисла на шишке и усердно выклевывает семена. Другие пичуги скачут по ветвям. Кто в этом разбирается, различит среди них корольков, поползней и прочих. У каждого вида свои пищевые привычки и, соответственно, свое восприятие мира. Никто не поймет, как сложно собрать из них вот такую смешанную стайку. Паоло уж точно не оценит – он, с тех пор как они с Береникой уселись, не закрывает рта.
А вот Береника изучает птиц. Она всегда смотрит на животных внимательно, словно действительно видит в их существовании собственный смысл. Она поднимает руку, движением пальца подзывает официанта. Меня.