Жизнь нашей химической разновидности основана на длинных молекулах и растворителе, благодаря которому компоненты этих молекул склеиваются друг с другом. Земную разновидность жизни Мириам назвала «жизнь CHON», потому что у нас основными элементами являются углерод, водород, кислород и азот, вода служит растворителем, а строительными блоками – молекулы на основе углерода: этот элемент может образовывать цепочки, кольца и длинные стабильные молекулы, такие как ДНК.

– Но углерод не единственный вариант, и вода тоже, – сказала Мириам. – При земных температурах кремний образует с кислородом очень стабильные молекулы.

– Силикаты. Камни.

– Совершенно верно. Но при очень низких температурах кремний может образовывать силанолы, аналоги спиртов, которые способны растворяться в очень холодных растворителях – например в этом этановом озере. Растворяясь, они наполняют озеро длинными молекулами, аналогичными нашим органическим молекулам. Далее они могут связываться в полимеры через связи между атомами кремния – силаны. Эти связи слабее, чем в углеродных молекулах при земных температурах, но это как раз то, что нужно для низкоэнергетической и холодной среды, как здесь. Взяв за основу силаны, можно придумать все виды сложных молекул, аналогичных нуклеиновым кислотам и белкам…

– Именно то, что мы здесь имеем.

– Совершенно верно. Чудненькие сложные биомолекулы, с которыми может поиграться эволюция. Они вообще распространены на еще более холодных внешних планетах – например на Тритоне, спутнике Нептуна. Но и это озеро достаточно холодное. Поток энергии будет здесь настолько низким, что понадобится очень много времени на рост и эволюцию чего бы то ни было. Но на Титане времени достаточно. – Она стряхнула черную пленку с захвата манипулятора обратно в озеро. – Мы столького еще не знаем. Тут должны быть и экосистема, и пищевая цепочка. Возможно, эти пленки являются первичными производителями, эквивалентом планктона в наших океанах. Но откуда они берут энергию? И как выживают во время ежегодного пересыхания озер?

– Хорошие вопросы. Жаль, что меня они не волнуют.

Она уложила бутылочки с образцами в ранец.

– Думаю, они волнуют тебя гораздо больше, чем ты готов признать. Люди с таким интеллектом, как у тебя, всегда любопытны. Любопытство всегда идет в довесок к интеллекту. Но нам пора возвращаться к гондоле.

Я замешкался. Ужасно не хотелось доказывать ее правоту – что в моей душе действительно скрывается зернышко любопытства. Но все же я показал на таинственный черный предмет, лежащий чуть поодаль на берегу.

– Может, нам сперва нужно взглянуть на это?

Она бросила взгляд на непонятный предмет, потом на меня и без лишних слов зашагала в ту сторону.

Как я и подозревал, эта черная штука оказалась птицей. Я вспомнил, как одна из них ударилась о гондолу во время нападения и упала. Возможно, перед нами была именно она.

Мы увидели кусок льда размером с мою голову, обернутый в рваный лист черной пленки. Мириам с превеликой осторожностью, словно рождественский подарок, развернула эту пленку манипулятором. Ледяная масса оказалась не сплошной: ее пустотелую середину окружала мешанина веретенообразных распорок и стерженьков. Они были сильно повреждены падением. Мириам взяла образцы и палочек, и пленки.

– Этот кусок льда кажется очень легким для его размера, – заметил я. – Как кости у птиц.

– Что вполне логично, если это летающее существо. – Мириам заговорила с нарастающим волнением. – Джовик, взгляни. Эти пленки, они же крылья, практически не отличаются от образцов, которые я собрала на поверхности озера. Значит, это силаны. Но структура льда иная. – Она отломила кусочек и направила на него свет. Мы увидели множество тончайших, как волокна, льдинок. Структура была почти губчатой. Внутри тонких ледяных соломинок были видны ниточки чего-то похожего на застывшую воду. – Здесь много органики, – сообщила она, посмотрев на встроенный в манипулятор дисплей. – Причем органики нашего типа, жизни CHON, углеродно-водяной: аминокислоты, какая-то разновидность ДНК. Ничего себе, сколько голово-ломок. Не считая уже самого факта, что мы нашли жизнь здесь, возле озера. Образцы жизни CHON и прежде находили на Титане. Но до сих пор считалось, что углеродно-водяная жизнь может существовать здесь только в расплавленных от ударов метеоритов кратерных озерах, а мы сейчас от них очень далеко…

Она говорила все более страстно – такой энтузиазм всегда казался мне привлекательным.

– Я думаю, это птица, одна из тех, что напали на нас. Но, кажется, это композитное существо, симбиоз этих углеродных крыльев и куска льда – силановая жизнь, живущая бок о бок с CHON-жизнью! Хотела бы я знать, как такое вообще могло произойти… Но, наверное, и в нашей биосфере можно отыскать примеры не менее хитроумных стратегий выживания. Дайте эволюции достаточно времени, и возможно все. Но вот что они вместе хотят, что оба участника симбиоза получают от таких отношений…

Это настоящее открытие, Джовик. Никто такого еще не видел – как две совершенно разных формы жизни работают вместе. И если бы не ты, я бы ее не заметила. – Она протянула мне кусок льда. – Наверное, это открытие назовут в твою честь.

Энтузиазм у нее был заразителен, но не до такой же степени.

– Ладно. Но сейчас меня тревожит только то, сколько энергии осталось у нас в обогревателях. Пошли обратно.

Мириам уложила в ранец останки птицы – вклад Джовика Эмри в науку, и мы направились по своим следам к гондоле.

Дни на Титане очень долгие, и когда мы вернулись к гондоле, в ландшафте или в небе ничего не изменилось и ни одна размытая тень не сдвинулась с места. Пул и Дзик деловито устанавливали большие надувные колеса на оси, закрепленные под поврежденным корпусом.

Когда они закончили, мы вернулись в гондолу. Пул отрегулировал несколько внутренних ламп, чтобы они светили в зеленом, желтом и голубом спектрах, и мы с облегчением погрузились опять в яркий земной свет.

На этом импровизированном грузовике-гондоле мы и отправились выполнять следующий этап экспедиции. Мне сказали, что мы едем к ударному кратеру, где должна быть жидкая вода. Кратер этот находился неподалеку от криовулкана – еще одного интересующего нас объекта. До нужного места было всего около сотни километров от места приземления.

Мириам перегрузила собранные образцы в холодильник, а некоторые пропустила через небольшой полевой анализатор, после чего начала трещать о полученных результатах. Пул поддакивал ей чаще, чем Дзик, но и он был не очень разговорчив.

Дзика и Пула больше интересовали возможности переоборудованной гондолы. Как мальчишки-переростки, они сидели за импровизированной водительской консолью и спорили из-за передаточных чисел и проходимости больших шин. Пул даже настоял, что будет управлять гондолой вручную, хотя Титан сам по себе настолько плоский и скучный, что большую часть пути с этим легко справился бы и автопилот. Я убедился, что они совершили ошибку, не взяв с собой в подобную экспедицию специалистов-биологов. Одна лишь Мириам проявляла искренний интерес к биоценозам, которые мы собирались изучать, а Пула и Дзика слишком легко отвлекла техника – но она ведь, в конце концов, всего лишь средство, а не цель.

Тем не менее они немного переделали интерьер, и в гондоле стало уже не так тесно. Кресла разделили и установили по окружности кабины: теперь можно было сидеть, не касаясь локтями соседей. Кабину загерметизировали, поэтому мы смогли снять шлемы. И хотя расширяемые стены больше не работали, стало достаточно просторно, чтобы один из нас мог даже снять костюм. Пул приказал нам делать это по очереди, потому что мы не снимали их уже несколько часов. Как костюмам, так и нам самим пора было пройти кое-какое «техобслуживание». Пул отгородил ширмой уголок, где снятые костюмы могли выполнить функции самопроверки и обновления, пока мы принимали душ – из воды, добытой путем утилизации мочи и пота. Почему-то считалось, что такая вода намного безопаснее, чем растопленный местный лед. Пул воспользовался душем первый, затем пошла Мириам. Она торопилась, потому что ей не терпелось вернуться к работе, и продолжала болтать даже под душем.