– Хочешь завтра бежать? – спросил Харрис.

– Нет.

– В четверг на стадионе?

– Возможно.

Харрис опередил его на лестнице, и Харрис же придержал дверь пожилому человеку. И когда они уже ступили в холодную темноту, он сказал:

– Знаешь что? Мы все когда-нибудь будем жить там. Где Уэйд сейчас обитает.

– Но не я, – сказал Лукас.

– Почему не ты?

– Потому что, – ответил Лукас, – я собираюсь умереть, когда умру.

Еще один кофейник помогает смириться с холодом на кухне. Сидя у задней двери, Лукас смотрит, как сверху вниз с почти безоблачного неба падают снежинки – крошечные сухие хлопья; их так мало, что они даже не встречаются друг с другом, не говоря уж о том, чтобы превратиться во что-то более серьезное. Уже несколько минут Лукас монотонно рассказывает о произошедшем. Он старается побыстрее покончить с рассказом и лишь изредка прерывается, чтобы глотнуть кофе. Пару раз он просто делает паузу. Тогда Уэйд возникает из молчания с комментарием или вопросом.

– Итак, Сара выбила из него все дерьмо, – говорит он. – И что вы сделали с ублюдком?

– Мы его подняли и потащили, сменяясь, к старой трассе вдоль трубопровода, потом через речку и дальше к мосту Фостер. Это был кратчайший путь, и нам повезло. Один парень выехал из города в пикапе на поиски дров. Кузов машины был пуст, если не считать бензопилы. Гатлин пообещал ему сто долларов за то, чтобы он вернулся с нами в город и подвез до «Игрека», а Крауз позвонил свояченице, предупредил ее. Девушки ехали в кабине, там было тепло, даже жарко, а мы все в кузове чуть не околели от холода. Но выжили и приехали на место еще до десяти тридцати, а полицейские нас уже ждали, и я никогда не был так счастлив при виде копов.

– Он сознался?

– Хотел спросить – может, Харрис сломался, разрыдался и начал причитать: «О боже, как ужасно я поступил»? Отвечу: нет. Нет, не делал он такого, да и не сделает. Думаю, он даже не считает себя мерзким сукиным сыном.

– Да, это вряд ли.

– Скорее всего, Харрис полагает, что никаких последствий для него не будет. В конечном итоге, – Лукас делает долгий глоток, качает головой. – Когда мы выводили его из леса, он мне сказал: «На меня ничего нет. Телефон-то новый. Ничего важного он вам не покажет. Все мои доходы легальны и подтверждены. А физических улик так мало, что они разбирались с ними несколько месяцев, но в конце концов выкинули Карла из тюрьмы обратно на волю. Ну и что мне грозит? Подержат пару месяцев в камере, проведут кучу глупых допросов, а я ничего не расскажу, и им придется меня отпустить».

В трубке тишина.

Лукас ставит пустую чашку на стол, другой рукой поправляет на ухе непривычное телефонное устройство.

– Не знаю, Уэйд. Может, тебе стоит остерегаться.

– Остерегаться чего?

– Уэйлса, – отвечает Лукас. – Я высказал в полиции свое предположение. Свою теорию. Не думаю, что они приняли ее близко к сердцу. Но, с другой стороны, это совершенно новый тип преступления. Правоохранительным органам очень не нравится, когда надо ломать голову. Они предпочитают, чтобы кровавые отпечатки ботинок вели прямо к дому убийцы.

Двойник смеется.

А Лукас нет. Не вставая, он подается вперед и говорит:

– Мой телефон до сих пор не работает.

– Ты одолжил другой. Я вижу это.

– Мастерс говорит, что это был троян, или червь, или что-то в этом роде. Что он мог быть установлен давным-давно, ждал лишь сигнала, чтобы атаковать.

– Я куплю тебе новый телефон, – говорит Уэйд. – Это не проблема.

– Да, но одна проблема действительно есть.

– Какая?

– Уэйлс, – говорит Лукас. – Когда я вспоминал его этим утром, я был вымотан. Голова тяжелая, как после выпивки. Но мне показалось, что в таком раскладе есть смысл. Еще пару часов я так и думал. И только когда сидел в «Игреке» и беседовал со следователями, меня стали беспокоить мелкие детали.

– Детали?

– Насчет Уэйлса, я имею в виду. Конечно, парень украл деньги и покончил с собой. Но мы ведь даже не знаем, из-за тебя ли его разоблачили, верно?

– Я не знаю, был ли это я, – говорит копия Уэйда.

– Ты это уже говорил. Я помню. Ты не уверен в том, что произошло, потому что это одна из тех историй, о которых настоящий Уэйд никогда тебе не рассказывал.

В подвале хлещет вода, но Лукас не замечает шума, пока кто-то не закручивает кран.

– Как бы там ни было, – говорит он, – я считаю, валить все на одного мертвого парня – это слишком притянуто за уши. Да, малый оказался лжецом и ворюгой, но это не значит, что он восстал из мертвых и прикончил другого парня, пусть и причинившего ему вред.

Тишина.

– Но кто-то заказал тебя Харрису, – продолжает Лукас. – И если это был не Уэйлс, то остается лишь один подозреваемый, который очень для этого подходит.

– Ладно. Кто?

– Я просто болтаю. Сейчас голова у меня ничем не забита и мыслит ясно.

– А я слушаю.

– Хорошо. Есть кое-кто, кто хочет, чтобы все было по справедливости. Тот, кто приложил бы все усилия, чтобы сделать мир правильным. Тот человек, который видел, как я лезу пьяный в свою машину, смотрел, как я отъезжаю, а потом пошел и заявил обо мне в полицию.

– Я не звонил в полицию, Лукас. Это сделал Уэйд.

– Но ты создан на его основе. За исключением некоторых отличий. Может, это очень сильные отличия, я не знаю. А может быть, вы оба совершенно одинаковы: может, ты являешься Уэйдом Таннером во всех отношениях. Но Уэйд не всё тебе рассказывал о себе. Это мы знаем. И однажды, может быть, совершенно случайно, ты выяснил о своем человеческом прототипе что-то, что очень, очень разозлило тебя. Тот человек, который тебя создал, оказался лживым куском дерьма или того хуже. Но уже существовал ты, с индивидуальностью Уэйда. Уэйд этого бы так не оставил, и ты тоже не смог. Вот почему ты вышел во внешний мир. Рассылал электронные письма, искал того, у кого мало мозгов, но много долгов. Так Харрис здесь и объявился. Может, убийство и не было твоей целью. Слишком много времени прошло между первыми ударами и самим убийством. Может, ты пытался уговорить Харриса не доделывать свою работу. А может, я сейчас просто пытаюсь приукрасить историю. Думаю, скорее Харрис остановился, потому что тебе надо было наорать на умирающего человека, высказать Уэйду, что он жалок, что он тебя разочаровал, и, кстати, между прочим, спасибо за деньги, и за бессмертие, и за всю остальную приятную хрень.

Тишина.

– Ты еще там?

– Не могу в это поверить, – говорит голос.

Лукас кивает:

– Но даже если я уверен в этом, ничего нельзя доказать. Вероятно, никакого подтверждения найти нельзя. Голоса можно подделывать, а это значит, что Харрис, скорее всего, не в курсе, кто на самом деле его нанял. Кроме того, даже если я найду людей, которые поверят в эту историю, нечто вроде тебя имеет кучу времени, чтобы избавиться от улик, стереть файлы и, что еще важнее, убедить себя, что все было правильно.

– Но, Лукас, как ты мог подумать обо мне такое? Даже на минуту?

– Я говорю о голосе, – произносит Лукас. – Вот что ты есть. В конечном счете ты просто набор слов, озвученных определенным образом, и я ни в чем не могу быть уверен.

Тишина.

– Ты там?

Никого нет. Связь прервалась.

Лукас отнимает от лица телефонное устройство, кладет его на стол рядом с пустой кружкой. В эту минуту из подвала появляется Одри, на ней чужой спортивный костюм и грубые носки.

Она садится напротив него и выжидательно улыбается.

– Мне нужно принять душ, – говорит Лукас.

– Ну и каково это? – с улыбкой спрашивает она.

– Что именно?

– Быть самым быстрым бегуном округа.

Он пожимает плечами:

– Только не с такими ногами, я пас.

– Я слышала, как ты с кем-то разговаривал. Кто это был?

Он не отрываясь смотрит ей в лицо:

– Там снег идет.

Она поворачивается, чтобы посмотреть в окно.

– Нет, погоди, – говорит он. – Думаю, он перестал.