Они вошли, и дверь тихонько закрылась за ними.

Широкая кровать была покрыта золотыми овечьими шкурами.

– Я просто подумала, что у каждого Ясона должно быть свое руно.

Он рассмеялся, а потом рассмеялась и она. Так они и стояли – близко друг к другу, но ощущая неловкость.

Спустя несколько секунд она сказала:

– Кажется, я где-то читала, что ты специалист по теории узлов.

Он пожал плечами с показной скромностью.

– Тогда поможешь мне с этим? – спросила она, указывая на узел обернутой вокруг нее чиквембе.

И Джейсон развязал узел, и они упали вместе на золотое руно, и занимались любовью, пока не зашла луна и солнце не приготовилось явить Африке свое раскрасневшееся от смущения лицо.

Солнечные лучи осветили их переплетенные тела: нога Мириам лежала поперек бедер Джейсона.

Глаза женщины открылись и внезапно наполнились слезами.

– У нас есть к тебе ужасная просьба, новорожденный воин, – сказала она.

– Какая? – спросил он и поцеловал ее в нос.

После долгого молчания Мириам ответила:

– Нам надо, чтобы ты вернулся в Европу.

Где-то вдали расхохоталась чимбви, и солнце остановилось, и весь мир замер. Внизу по течению реки, на берегу озера Танганьика, лежали туши двух крокодилов, аккуратно пробуравленные лазерными лучами. Но Мириам не собиралась рассказывать об этом Джейсону, а крокодилы, даже если бы и хотели, уже не могли.

Перед вами еще одно произведете Роберта Рида: его «История терраформирования» появлялась выше в этом сборнике. На сей раз Рид мастерски объединил загадочное убийство и по-настоящему научно-фантастическую историю, в которой элемент фантастики весьма существенен как для развития повествования, так и для раскрытия преступления. К тому же это увлекательный рассказ о жизни спортсменов, поскольку бег как вид спорта является неотъемлемой частью сюжета. Рид и прежде использовал спортивную тематику в своих произведениях, и его очевидная осведомленность в вопросах бегового спорта проявляется в том, как эффектно Рид бросает читателя к финишной черте…

Лукас просыпается от телефонного звонка. Он хватает устройство с тумбочки, крепит к правой щеке. Скорее всего, это кто-то из списка разрешенных контактов, поэтому Лукас подключается к линии. Он не слишком силен в цифрах, с чтением и того хуже, однако у него настоящий дар различать звуки и голоса. В трубке по-особенному молчат. Тогда он понимает.

– Во сколько бежим? – спрашивает голос.

– Ты не бежишь, – отвечает Лукас. – Ты мертв.

И отключается.

Почти сразу Лукас ощущает жалость. И капельку вины. Но главным образом он злится, поскольку уже знает, чем все закончится.

Часы на тумбочке и телефон показывают одно и то же время. Пять часов три минуты утра. То, что называет себя Уэйдом Таннером, прямо сейчас берет барьеры, пытаясь вновь прорваться в список разрешенных номеров. Такой забег может длиться десять секунд, а может и десять минут. И пока этот разговор не завершится, заснуть не получится. Но если Лукас сам наберет личный номер Уэйда, то создастся впечатление, будто он не прочь поболтать, а это вовсе не так. Вот почему он велит своему телефону перестать сопротивляться и принимать все входящие.

И звонки не заставляют себя долго ждать.

– Знаешь, что тебе нужно? – произносит сексуальный голос девушки-иностранки. – Развлечься.

Лукас дает отбой и смотрит на дисплей. Входящих сигналов, умоляющих его об ответе, уже дюжина. Две дюжины. Помечена всякая хренотень для взрослых или фуфло о пляжной распродаже. Он выбирает наугад среди оставшихся звонков, и мужской голос произносит:

– Умоляю, не вешай трубку.

Акцент кажется знакомым и приятным, слова звучат напевно.

– Я живу в Гоа, и у меня нет денег на кондиционер, и на еду тоже нет. Но у меня есть дочь, очень хорошенькая.

Лукас стонет.

– И еще маленький сын, – продолжает голос, запинаясь в конце каждого слова. – Тебе знакомо чувство отчаяния, друг мой? Тебе понятно, на что способен пойти отец для спасения своей драгоценной кровиночки?

Лукас отключает звонок и принимает очередной входящий сигнал.

В трубку возвращается молчание, таинственная пустота. И опять то, что не Уэйд, произносит:

– Так когда мы побежим?

– В семь часов, – отвечает Лукас.

– От «Игрека»[124]?

– Само собой.

Хриплый голос Лукаса всегда кажется слишком громким – самую малость; широкий выразительный рот отчетливо артикулирует звуки. Лицо его, обожженное солнцем и обветренное, как у всех спортсменов-бегунов, несет печать еще более тяжких испытаний. Сверкающие карие глаза в постоянном поиске препятствий. Длинные черные волосы седеют и редеют на макушке, зато тело, несмотря на сорок четыре года, находится в прекрасной форме: широкие плечи, мощная грудь и тонкая талия, а ноги исключительно длинные.

– Ты бежишь с нами? – спрашивает Уэйд.

– Да, – Лукас садится в кровати, холодная тьма обступает его со всех сторон.

– Кто еще собирается?

Едва Уэйд начинает говорить, на его голос тут же накладываются другие звуки. Кажется, что покойный собеседник сидит в большом помещении, заполненном людьми, и все они стараются вести себя тихо, пока он общается. Лукас так и видит перед собой эту картинку: куча людей толпится и толкается, шуметь никто не хочет, но каждому из них тоже нужно шептаться, нужно дышать.

– Кто еще? – повторяет Уэйд.

– Все, полагаю.

– Хорошо.

– А сейчас мне надо поспать.

– Пользу сна переоценивают, – говорит Уэйд.

– Как и многое другое.

Голос смеется. Раньше, услышав подобный звук, можно было подумать, что ты свихнулся. А сейчас это вроде как в порядке вещей.

– Ладно, больше тебя не беспокою, – говорит Уэйд. – К тому же мне надо еще кое-кому позвонить.

И снова в трубке воцаряется правильная пустота. То самое отсутствие звука, когда на том конце линии никто ничего не говорит.

Лукасу больше не спится, но он всегда может выпить кофе.

К половине седьмого утра содержимое целого кофейника уже переместилось в его желудок и растекается по кровеносным сосудам. В доме около десяти градусов тепла, поэтому на нем плотная полипропиленовая фуфайка и синяя ветровка с черными штанами – все эти вещи служат ему не первый год. А вот кроссовки почти новые. В телевизоре на кухне Стив Маккуин гоняется за наемными убийцами среднего возраста вместо того, чтобы заняться чем-нибудь путным – например, переспать с Жаклин Биссе. Маккуин мчится на машине, а Лукас протирает кофеварку и столешницу, а еще кружку с эмблемой «Бостонский марафон – 17». В эфир запускают рекламу, очередную просьбу о материальной помощи; со смесью жалости и раздражения Лукас выключает телевизор. Затем он опускает ручку термостата на пять градусов вниз и надевает чистые кольчужные перчатки мясника и шерстяные варежки, которым стукнуло почти пятнадцать лет. Головная повязка болтается у него на шее. Он натягивает черную вязаную шапочку, все еще пахнущую нафталиновыми шариками. Рюкзак ждет его у запасного выхода, готовый отправиться с ним в путь. Лукас надевает его, застегивает ремни. Остается выполнить лишь еще один ритуал – закинуть правую ногу на табуретку и приладить поудобнее чудо-браслет на голой лодыжке, чтобы тот мог беспрепятственно соприкасаться с его телом и сообщать куда надо о том, что его носитель трезв.

Воздух снаружи ледяной и промозглый. Лукас бежит трусцой по переулку, сворачивает туда, где ветер. Руки движутся свободно, придавая ускорение и без того широкому шагу. Даже при неспешном темпе заметно, как стремителен Лукас. Мечта любого тренера – открыть миру подобный талант: эдакое сочетание силы, грации и врожденной выносливости. Шаг такой плавный, такой грациозный. Такой совершенный. Поставь на эту голову кружку пива – ни одна капля не выплеснется. Однако по закону природы в таком идеальном теле должны водиться хоть какие-нибудь мозги, а чтобы осушить чертову кружку пива, есть много других способов.