Приглашение было выписано на два лица.

Разумеется, я сразу же предложила Джеймсу меня сопровождать, но он отказался. На эти дни у них с женой выпадала годовщина свадьбы, которую в этот раз они отмечали на Гавайях.

Замаячила безрадостная перспектива оказаться на балу в одиночестве. Можно было предложить отцу, но его подобные мероприятия пугали ещё больше, чем меня. Марти же полностью выпал из обоймы — его больные ноги не выдержат и танцев в деревенском клубе.

За три дня до поездки я ныла по телефону Ким:

— Одолжи мне Пола, что ли. Или я попрошу у Сандры Бена.

— Бен, может, и поедет, а вот у Пола кишка тонка. Хотя подожди… Пол! — позвала она в сторону от трубки. "А?" — услышала я голос из глубины дома. — Съездишь с Оливией в Сиэтл на бал к губернатору? — Ответа пришлось ждать долго. Я услышала тяжёлые шаги Пола, потом смех Ким: — Так я и думала.

— Чего?

— Он спросил, когда я успела напиться.

— Ладно, позвоню Сандре.

Бен тоже не мог. Дела требовали его присутствия в городе — для владельца кафе рождественские дни были горячей порой, так что я опять жаловалась Ким:

— Ну не Макса же брать с собой.

— Макса не надо. — Внезапно её озарило: — А возьми Стива! Он никогда не летал на самолёте, и в Сиэтле не был. И мал ещё, чтобы страшиться светских приёмов.

Что-то кольнуло внутри: после поцелуя и нашего разговора в мае Стивен не сделал ни единой попытки изменить наши отношения. Максимум, что парень позволял себе, — это взгляды, брошенные украдкой, когда он был уверен, что я их не вижу. Но отражение в стекле, долгий взгляд из-за тёмных солнцезащитных очков — давали полное представление об его чувствах. В то мгновение, когда я поворачивалась к Стивену или как-то обнаруживала себя, нежность и любовь в его глазах сменялись на дружеское участие и обычную весёлую непринуждённость. В принципе, если сразу обозначить границы, то это не очень уж и плохая идея — взять его с собой.

Как и предполагала Ким, Стивен согласился сразу.

— У тебя есть смокинг? — поинтересовалась я. Парень покраснел. Присутствующий при разговоре Пол подавился пивом и захохотал. — Если нет, надо заказать прокат в Сиэтле. Наверняка отель предоставляет такие услуги. Я оплачу.

— Совсем, что ли? — надулся Стив. — Прокат смокинга я могу себе позволить. У тебя будет самый элегантный партнёр.

— А у тебя самая элегантная девушка, — сказала на это Ким.

— Да мне и так сойдёт, — пробурчал он себе под нос, но я услышала.

Определённо надо поговорить о границах.

Чтобы успеть заехать за платьем, мы выезжали рано, так что Ким не стала задерживаться и, забрав Эбби и Макса, ушла около девяти.

Щёлкнул замок. Прислонившись к двери, я сползла по ней вниз. Привычная атмосфера ограниченного доступа к моему миру, вакуум, в котором я пребывала эти годы, оболочка, в которую, как в защитное поле, обернула себя, детей, этот дом — всё закончилось прямо сейчас, с их уходом. Я ощущала приближение перемен. Страшилась их и одновременно чувствовала в них необходимость. Раковина выдавливала меня из себя, а я всеми силами цеплялась за привычные стены. Может, Ким и права, пора открыться этому миру. И почему бы не начать прямо завтра?

Лишь мысль о том, что за всем происходящим стоит Эллен Митчелл, заставляла меня скептически смотреть на вещи. Обладала ли она властью, чтобы иметь доступ к списку приглашенных на губернаторский бал? А если и имела, то для чего включила в него меня? При нашей последней встрече я ясно дала понять: мы с Диланом никогда не будем вместе. Слишком многое нас разъединяет. Как могла, я объяснила это Эллен, и, кажется, тогда она меня услышала.

— Он должен знать, Оливия!

— Зачем ему это?

— Затем, что в данный момент мой младший сын готовится совершить самую большую в жизни ошибку. Я не готова стоять в стороне и смотреть на это. Наоборот, я намерена ему помешать. А ты, девочка, мне в этом поможешь.

— Я не понимаю, о чём вы говорите!

— Дилан объявил о своей помолвке с женщиной, которая ему совершенно не подходит. Свадьба назначена на День Святого Валентина. Дикость какая-то.

В мою грудь врезалась чёртова комета Галлея, выбив из лёгких весь воздух. Значит, всё-таки забыл. Многочисленные попытки убедить себя, что не следует даже допускать мысли об обратном, оказались бесплодными. Глубоко в душе я верила, что Дилан помнит. Но всё оказалось не так…

Чтобы не разреветься, я начала говорить.

— Я недостаточно хорошо знала вашего сына, Эллен, но он не произвёл впечатления легкомысленного человека. Думаю, его решение не было спонтанным и наверняка не всё так плохо, как кажется на первый взгляд.

— Всё именно так, как я сказала, Оливия. — Эллен опять называла меня полным именем, как бы проводя между нами невидимую черту. Конечно, на что ещё я могла рассчитывать? Что она заключит меня в материнские объятия? — Мой сын не любит эту женщину. И она не любит его. Хотя определённо ожидает многого от этого брака. А Дилан, всё прекрасно понимая, допускает это. Но теперь мне понятны его мотивы.

Эллен, наконец, подошла ко мне и села напротив.

— Ты обязана рассказать Дилану о дочери.

— Нет.

— Ты обязана это сделать. — Её голос стал жёстче. Передо мной была уже не мягкая, добрая, домашняя Эллен, а властная и жёсткая миссис Митчелл, которой чужды сомнения и сантименты. — Иначе это сделаю я.

— Нет, Эллен, пожалуйста! — взмолилась я. — Не делайте этого.

— Почему же?

— Ну, как вы не понимаете! — в сердцах вскричала я. — Это же касается не только меня и Дилана. Это касается её, — я указала на начинающую просыпаться Эбби. — Это касается моего сына, моих родных, памяти мужа, наконец. Если бы это была только я, делайте, что хотите, мне давно плевать на себя. Но мне не плевать на семью. Готов Дилан к этому? Готов взять на себя ответственность за всех нас? — Я не утерпела и вскочила с дивана, схватив костыль. Эллен взволнованно дёрнулась, но я остановила её. — Какое ему дело до какой-то женщины, с которой он когда-то провёл ночь, даже если эта ночь не обошлась без последствий? Он собрался жениться? Дайте ему шанс на счастье.

— Дилан будет счастлив, когда узнает, что у него есть дочь, — ответила на это Эллен.

— …которой скоро исполнится два года, — добавила я. — Неужели он будет счастлив от того, что я скрывала её? А если бы мой муж был жив, что тогда? Вы бы тоже предложили мне обо всём ему рассказать?

Я знаю, что была жестока и к ней, и к себе, говоря о Майкле. Это был запрещённый приём.

— Я не знаю…

— А вот я знаю. Я уже отобрала у Майкла себя. Давайте оставим ему хотя бы дочь. Он заслуживает эту малость.

— Так нельзя, Лив. Ты не сделаешь никого счастливее этим решением. — Мать Дилана поднялась и посмотрела прямо мне в глаза. — Никого.

— По-моему, до этого момента все были достаточно счастливы.

Это была очередная грубость, но у меня уже не было сил по капле выдавливать из себя учтивость.

— Я задам тебе ещё один вопрос и, умоляю, ответь на него правдиво.

Я не отводила он Эллен глаз, выдерживая её взгляд, который, казалось, пронизывал меня насквозь. Зелёные изумруды — глаза моей дочери, глаза Дилана — тревожно сияли.

— Ты любишь моего сына?

Я замерла, не зная, что ответить. Рот бесшумно открывался и закрывался. Был только один правильный ответ, и мне хотелось выкрикнуть его прямо ей в лицо. Но что-то не давало мне это сделать. По-моему, это было моё сердце, вернее, то, что ещё от него осталось; эти кровавые осколки запечатали рот, не позволяя высказать вслух сущее богохульство.

— Мамиська.

В пылу спора мы не заметили, как проснулась Эбби. Она сидела на диване и сонно на нас таращилась. Через мгновение она потянулась. К Эллен.

— На учки!

Женщина рассмеялась и подхватила её с дивана.

— Моя красавица. — Она поцеловала красную ото сна щёчку.