Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Редкое для Лонгвью солнце. Редкий тёплый день. На мне белая папина тенниска, довольно широкая, узлом завязанная на талии. Волосы распущены, на ногах — любимые шорты и тёмно-синие "конверсы". Очки я предусмотрительно не надела, чтобы немного позагорать, отчего при взгляде на Майка всё время приходилось щуриться.

И как он не умирает в кожаной куртке в такую жару. Я еле сдерживалась, чтобы не попросить его принести мне ведро холодной воды и вылить на голову. Пекло, сущее пекло. А этот олух в кожаной куртке, тёмных джинсах и вусмерть раздолбанных "мартинсах", которые, по-моему, ещё Марти носил.

— Тебе не жарко? — презрительно начинаю я.

— Неа.

— Может, хоть куртку снимешь?

Майк мотает головой.

— Под ней ты, небось, воняешь как скунс, вот и не снимаешь.

Майк смотрит на меня мрачно.

— Ты когда-нибудь чувствовала, чтобы я вонял?

Я морщусь, хотя вынуждена согласиться: от Майка всегда приятно пахло.

— Неа.

— Вот и молчи тогда.

Он сидит под деревом, играя во рту сухой травинкой, а я всё раскачиваюсь на своей старой качели, которой нет уже больше пятнадцати лет.

— Мне не хватает наших споров.

— И мне, Майки.

Солнце пробивается сквозь сосновые ветки и падает на его лицо. Мальчишеское, юное, именно такое, каким я любила его вспоминать. Его волосы ещё не острижены. Гладкие, они собраны в низкий хвост, и на макушке, там, где попадает солнце, отливают синевой.

— По-моему, это были не споры. Мы просто любили друг друга подначивать.

— Угу, — согласно кивает он. — Когда ты злилась, у тебя так подрагивали губы, будто ты вот-вот расплачешься. Меня это чертовски пугало, если честно.

— Да я еле сдерживалась, чтобы не засмеяться! Больше двухсот фунтов мускулов, громадный рост, а взгляд — как у провинившегося детсадовца. Конфликт формы и содержания.

— Фига себе конфликт! — Майк выплюнул соломинку и сел ровнее. — Я чуть в штаны не делал, когда ты начинала злиться. Всё думал, что допеку тебя когда-нибудь, и ты меня бросишь меня.

— Я бы никогда не бросила тебя, Майки.

— Знаю, капелька.

Я продолжала раскачиваться, подставляя лицо солнцу. Так хорошо, так спокойно. Это место будто окружено светлой аурой, не пропускающей ни единого раздражающего звука или образа. Покой. Абсолютный покой.

— Майк, я всё хотела спросить тебя…

— Ну.

— Зачем тебя понесло в Ванкувер? Неужели, ближе подарка не нашлось?

На его смуглом лице расползлась широченная улыбка.

— Неа, не нашлось.

Он снова замолчал. Знакомое раздражение разливалось внутри, и я с удивлением заметила, что соскучилась по этому ощущению.

— Знаешь же, что я это ненавижу, — процедила я сквозь зубы.

— Что именно?

Вопрос был задан настолько наигранно, что немедленно захотелось стянуть с себя кед и швырнуть в Майка.

— То, что из тебя надо всё вытаскивать клещами. Говори, что хотел подарить.

Плечи Майкла затряслись от беззвучного смеха.

— О, тебе бы понравилось!

Моя рука потянулась к шнурку.

— Ой-ой, не надо. — Он поднял вверх обе руки и громко рассмеялся, обнажая в улыбке идеальные белые зубы. — Я хотел купить машину.

— Машину? — Я остановила качели. — Ты хотел купить мне машину?

— Ага.

— И купил?

— Почти. Договорился с хозяином салона и даже аванс внёс. Кстати, тебе его вернули?

— Не знаю, — пожала я плечами. — Пол занимался всеми делами, когда я… Ну, после того как…

Майк понимающе кивнул.

— И как это ты решился купить мне машину?

— Ну, я подумал, что не подобает жене лучшего механика западного побережья ездить на таком уродце.

— Ах, так тебя это всё-таки задело! — протянула я, мгновенно вспоминая старый разговор в ночном клубе. — Бедный ты, бедный. Самолюбие, значит, взыграло?

— Есть немного, — послушно согласился Майк.

— И какую машину ты собирался мне купить?

Майк назвал марку. Я удивилась.

— Необычный выбор.

— Одна из самых безопасных. И надёжная. "Майбах", конечно, надежнее, но его я бы не потянул.

— У Дилана "Майбах", — зачем-то сказала я.

— Знаю. Он лучше заботится о вас, чем я.

— Не говори так, Майки. Я всегда знала, что мы с Максом для тебя важнее всего.

— А я и не говорю. Я говорю, что его забота качественней. У него больше возможностей.

— Я была счастлива с тобой, Майки.

— Знаю, капелька.

Солнце постепенно клонилось к закату. Деревья, окружающие задний двор, отбрасывали на траву длинные тени. Подул прохладный ветерок, позволивший наконец дышать. Одной рукой я подняла волосы, подставляя ему вспотевшую шею.

Майкл, прищурившись, смотрел на верхушки деревьев. Я помнила этот взгляд: он что-то напряженно обдумывал.

— Он любит Макса, Майки. И меня любит. И Эбби.

— Я это вижу. И знаешь, лучше бы он оказался не таким хорошим. Я даже ненавидеть его не могу, хотя иногда очень хочется.

— Прости меня, пожалуйста.

— Не надо, Ливи. Я бы всё равно ушёл. И что с тобой было бы, если бы не Дилан?

— Ты видел, что было со мной, — тихо проговорила я.

— Да. И очень от этого страдал. Если бы я мог тогда хоть что-то изменить…

Странно, я всегда думала, что заплачу, когда Майк заговорит о моей измене. Но слёз не было. Я чувствовала, что здесь не плачут. В этом месте даже на серьёзные темы надо говорить с улыбкой. И пусть это улыбка сожаления, но она очищает получше нескончаемого потока слёз. Радость успокаивает.

— А сейчас? Сейчас, Майк, ты хочешь что-нибудь изменить?

— Неа, — уверенно сказал он. — Здесь наши дороги расходятся.

— Никогда не думала, что смогу тебя отпустить.

— А у тебя и не получится, — покачал он головой. — Я — часть тебя, Ливи. Часть твоей души и сердца. Ты сможешь с этим жить. Не у всех это получается, а вот у тебя получится. Я слабее тебя, и он слабее, — Майк кивнул в сторону. — Он в тысячу раз слабее, хотя кажется сильным. Ты нужна ему гораздо больше, чем мне. Потому что однажды он тебя уже терял.

— Майки, — я попыталась слезть с качелей, но он меня остановил.

— Нет, капелька. Ещё не время. Да и не то это место для тебя, чтобы останавливаться. Улыбнувшись, он обернулся. Я проследила за его взглядом. Передо мной был наш дом.

Странно. Я была уверена, что нахожусь на своём заднем дворе. Ну да, вот сосна, мои качели, но дом — наш с Майком. На крыльце стоит велосипед Макса. Он выглядит новее, чем я его помню. Да и москитная сетка, закрывающая летнюю дверь, старая, с загнутым снизу углом — она прорвалась от бейсбольного мяча, посланного пьяным питчером Стивом пьяному же катчеру Майклу в его последнее лето. Я прекрасно помню, что через год после его смерти поменяла её на новую. Внезапно я уловила внутри дома движение, и неожиданно на крыльцо выбежал Макс.

Закрыв рукой рот, я во все глаза смотрела на своего четырёхлетнего сына. Он помахал рукой Майклу, и его звонкий голосок разнёсся по двору:

— Папа, мама зовёт ужинать. Сегодня мясо как ты любишь и персиковый пирог.

— Сейчас иду, сынок, — прокричал Майк и, повернувшись ко мне, улыбнулся: — Видишь, у меня всё хорошо.

Я не могла вымолвить ни слова — настолько была поражена.

— Это мой рай, Ливи. А у тебя будет свой. Он тебе его подарит, я знаю.

Я проглотила стоявший в горле комок. Нельзя осквернять это место слезами.

— Я люблю тебя, Майки.

— Я знаю. Прощай, капелька.

— Прощай, Майки.

Он неторопливо направился к дому. Подойдя к крыльцу, Майк протянул руки, и Макс с готовностью запрыгнул на него. Обняв сына, Майк сел на верхнюю ступеньку крыльца.

155
{"b":"635826","o":1}