Что я знал об этой жизни? Только то, что помнил по своему детству.

Мы всегда ощущали любовь и внимание родителей. Мама постоянно повторяла, что я, Саймон и Фиби — главные люди в их с отцом жизни. Но в её словах нужды не было — мы жили с ощущением важности и поддержки. Чувство дома всегда жило в наших сердцах и по жизни мы шли с высоко поднятой головой. Глядя на Лив и детей, я испытал знакомое чувство дома. Но понимание, что я не имею на него права, как не имею права на эту женщину, болью отозвалось в сердце. Я дёрнулся — как от удара.

Этим движением я выдал своё присутствие. Лив резко села в кровати и повернулась в мою сторону. Конечно, она испугалась. Это было разумно. Но после того, как испуг прошёл, то, что я увидел в её взгляде, окончательно меня добило. Она смотрела на меня с тревогой и сочувствием. Лив — чёрт побери! — меня жалела. Она видела мою душу, видела, о чём я думаю. Видела, что происходит внутри меня. Именно от этого полного сострадания взгляда я и сбежал.

Позже я выставил себя идиотом, в традициях средней школы насмехаясь над её неловкостью и даже заставив Лив обнажиться. Она с честью прошла через это испытание, а я получил очередную порцию мучительных воспоминаний.

Сливочные холмики мягких грудей, бледно-розовые горошины сосков, узкая талия — всё в ней меня волновало. Между нами пробегали электрические разряды, и, дьявол, чего мне стоило сохранять спокойствие, когда Лив стояла так близко! Я хотел попробовать её, не только губы, но и кожу, волосы, соски. Хотел сорвать эти облегающие коротенькие шорты, раздвинуть ноги и впиться губами в ту часть тела, что скрыта под ними. Уверен, её вкус мне бы понравился.

Взяв рубашку из моих рук, Лив отвернулась, подарив мне возможность сохранить хоть каплю достоинства и уйти. Что я и сделал.

За завтраком я безотрывно смотрел на неё. Я узнавал Лив по тому, как она общалась с детьми, как смеялась; как серьёзно рассказывала Лиззи историю про волшебный бульон, заставив её отвлечься от блинчиков. Снова возникло чувство раздвоенности: словно то, что происходит сейчас, — подсмотренная картинка из параллельной реальности. В ней это был наш обычный завтрак. В ней я мог каждый день наслаждаться улыбками своей Лив, её умением готовить чудо-бульон, её голосом, телом.

Я хотел эту женщину для себя. До этого момента ничего в своей жизни я не желал так страстно. И дело уже не в сексе. Дело — в ощущении спокойствия и счастья, что она дарила, находясь рядом. Вы бы смогли отказаться от счастья? Я — нет. Но даже наслаждаться его иллюзорностью у меня не было права.

Мне не верилось, что Лив может так просто уйти. Я не был к этому готов и, лишь когда хлопнула входная дверь, кинулся за ней.

Она бежала по дорожке к воротам, где её ждало такси.

— Обернись, — твердил я, стоя на крыльце под проливным дождём. — Пожалуйста, обернись. Если ты чувствуешь то же, что и я, посмотри на меня.

Но она не обернулась.

Это был самый странный день в моей жизни. Потерянный день.

После ухода Лив я не находил себе места, ни на чём не мог сосредоточиться. Я рвался к ней, но тут же находил сотни причин этого не делать. Мне необходимо было выкинуть её из головы, но все попытки оказались тщетны. Я везде и во всём видел её. Я до сих пор чувствовал её запах. Я не представлял, что со всем этим делать. Впервые я был в смятении из-за женщины. Мне не удавалось отделаться от мысли, что я знаю в ней всё. Я чувствовал Лив, пропускал через себя каждую её эмоцию. Она была для меня открытой книгой, и в то же время я понимал, что не продвинулся дальше титульного листа. У меня не осталось ни единого шанса это исправить. Более того, какая-то часть меня понимала, что так будет лучше.

Каким-то непостижимым образом Лив изменила меня. За несколько дней из здравого человека я превратился в сталкера, преследующего замужнюю женщину. Это был не я. Не мог быть я. Что со мной происходит? Почему именно она? В какой момент это стало нечто большим, чем просто желанием? Почему я не мог забыть о ней? Почему не мог, как она выразилась, поставить эту чёртову зарубку? Почему её уход выбил из моих лёгких весь воздух?

Я был в ярости.

К концу дня я ненавидел Оливию Вуд.

Я ненавидел её за то, что должен был выдумывать для детей убедительную причину её поспешного отъезда. Ненавидел, когда Лиззи снова попросила этот дурацкий бульон. Ненавидел, когда мальчишки без капризов и с явным удовольствием съели всё, что она приготовила. Ненавидел, когда слушал рассказ Адама, как Лив выгнала няню и как разрешила им перед сном не чистить зубы. Он был в восхищении от того, что она разбиралась в игрушках и мультфильмах. Я завидовал восьмилетнему сыну своих друзей потому, что он провёл с ней больше времени, чем я, и знал её с той стороны, с которой никогда не доведётся узнать мне.

— Я бы хотел с ней дружить, — сказал Адам.

Я бы тоже, парень. Я бы тоже.

Я оставил детей в компании скачущих по экрану железных монстров, а сам отправился в спальню брата. В ярости я метался по комнате, где ещё отчётливо ощущалось её присутствие.

— Что ты сделала со мной?

Это было сродни мазохизму, но то и дело я останавливался перед расправленной кроватью, закрывал глаза и снова видел темноволосую женщину, спящую в окружении детей.

Наверное, я провёл бы весь вечер, терзая себя, но от этой участи меня спасла моя мать.

Однажды наступит момент, когда я буду готов многое отдать за то, чтобы в тот день аэропорт так и не открыли. Но позже именно мама станет последним звеном в цепочке событий, которые привели меня к моей Лив. По иронии судьбы, первый шаг к этому был сделан в тот день, когда она от меня ушла.

Услышав, как подъехала машина, я решил, что вернулись горе-сёрферы.

— Сюрприз! Не ждали?

— Мама? Что ты здесь делаешь?

— Если бы ты знал, какой это был кошмар! — воскликнула она. — Пять часов в переполненном аэропорту!

Мама продолжала что-то говорить, но я уже не слушал.

— Мне надо уехать. Это срочно. В гостевой спят парни Ньютонов. Элизабет — в комнате родителей.

— Что-то случилось. милый?

— Нет. Всё в порядке. Просто… просто мне действительно надо ехать.

Ничего не объясняя, я взял ключи от машины и вышел под дождь.

Лив долго не открывала. Судьба словно давала мне шанс уйти, и в тот момент, когда я увидел её, я пожалел, что им не воспользовался.

Я словно оказался в раю. Или аду. Эти два взаимоисключающих понятия для меня сошлись во вполне земной женщине — растрёпанной, полусонной, с пылающими щеками и лихорадочно блестящими глазами, одетой в расстёгнутую, открывающую взору волнующую ложбинку между грудями, рубашке. Кстати, моей.

Взгляд скользнул по открытой полоске кожи плоского живота, и я едва не поперхнулся: с белых трусиков, соблазнительно выглядывающих из-под распахнутых краёв измятой рубашки, на меня смотрела нарисованная кошачья морда.

Святые угодники! Как можно быть одновременно такой дьявольски соблазнительной и обезоруживающе невинной. Титанических усилий мне стоило не накинуться на неё прямо в прихожей.

Я действительно не знал, зачем в ту ночь пришёл к Лив. Может, это была отчаянная попытка ухватиться за самый край желанной реальности. Может, я просто хотел ещё раз убедиться, что она существует. Может, специально искушал себя, чтобы не поддаться вытягивающему душу влечению.

Лив изучала меня, стоя на другом конце комнаты, пока я сидел у окна, пытаясь собраться с мыслями. Я не знал, с чего начать разговор, и она нисколько мне не помогала.

К тому моменту она уже переоделась в гостиничный халат, слишком большой для её маленькой фигурки. Ей пришлось подвернуть его в поясе, чтобы халат не волочился по полу. Лив выглядела так трогательно, что у меня зачесались руки от желания её обнять.