А тут еще из Ташкента пришло письмо, в котором лежало воинское мобилизационное предписание на имя Белянского. Дороги друзей разошлись...

Оставшись в одиночестве, Грабовский решил навсегда бросить свою давнишнюю затею. Трудно давалось ему отступничество: он занимался другими изобретениями, а мечтал о телефоте. В тридцать первом году,. Грабовский предпринял последнюю попытку заинтересовать ученых телефотом, и опять его постигла неудача. Выставив целый ряд замечаний по существу вопроса, специалисты называли телефот бесперспективным аппаратом. Да и как его еще могли назвать? Дисковая система «ВЭИ» уже начала регулярные телевизионные передачи на большие расстояния. А телефот всё еще был «журавлем в небе»...

В столице Киргизии — Фрунзе, в самом конце бульвара Дзержинского, который тянется от вокзала через весь город, стоит маленький домик. С дороги его почти не видно из-за густых тополей. Весной вокруг домика журчат арыки и шумят камыши. В этом доме живет со своей семьей изобретатель Б. П. Грабовский. Ему сейчас шестьдесят три года. Но как и в молодости не дают ему покоя пока еще не осуществленные идеи и планы.

В крохотном сарае, что неуклюже притулился к домику изобретателя, — настоящая исследовательская лаборатория. Она тесно заставлена моторами, странными плоскостями, похожими на крылья фантастических летательных аппаратов. На столах стеклянные колбы с разноцветными жидкостями, какие-то приборы со шкалами и индикаторами. Каждое утро, когда горожане отправляются на работу, идет в свою лабораторию и Грабовский. Тут, в этом самом сарайчике, неугомонный изобретатель построил малолитражный вертолет и трехкрылый планер. Это не игрушки и не модели. На планере, например, Грабовский сам совершал испытательные полеты. Он назвал этот крылатый аппарат «Мечта Шанюта»—именем американского ученого Шанюта, искавшего путь к автоматической устойчивости.

Писателю, задумавшему написать обстоятельную книгу об изобретателе телефота Борисе Павловиче Грабовском, придется вникнуть в самые разные, далекие и близкие отрасли науки и техники. Грабовский сконструировал прибор для ориентировки слепых и аппарат для глухонемых. Он разработал несколько типов аккумуляторов и гальванических элементов. Ему удалось провести тонкие и опасные опыты по кумулятивным (направленным) взрывам. Совсем недавно Грабовский разгадал секрет конструкции... плотов древних перуанцев, секрет «Кон-Тики»... Список этот бесконечен.

В июле шестьдесят второго года Грабовский получил письмо из Института электросварки имени Е.О. Патона Академии наук Украинской ССР.

Процитирую несколько строк из этого письма: «Мы с большим интересом и удовлетворением ознакомились с Вашим патентом вакуумного устройства для получения катодного луча (№ 5771). Наиболее вероятно, что, идя по этому пути, мы будем использовать Вашу схему вывода электронов в атмосферу...» И подпись: директор института академик Б. Патон.

А еще через полгода Патон сообщил Грабовскому, что начавшиеся эксперименты проходят успешно.

Мне остается добавить, что патент за № 5771 был вручен Грабовскому еще в 1928 году, вслед за патентом на телефот.

Вот и весь рассказ о талантливом изобретателе-самоучке Грабовском. Что же касается судьбы телефота, то и она, в конце концов, оказалась не такой уж печальной. Не правда ли? Подтверждение этому— десятки миллионов телевизоров на всем земном шаре.

 В тот заголовок пришелся по душе авторам статей и репортажей о современном телевидении. Хороший заголовок, емкий. Мне он тоже нравится. Но для меня эти три слова, которые других привлекают своей интригующей неизвестностью, прежде всего — история телевидения. Вспомните первый шаг — электрический телескоп Розинга. Вот вам налицо «глаз», пока еще не электронный и, конечно, не всевидящий. Ведь передатчик — «глаза» любой телевизионной системы — у Розинга был механическим. В этом основная причина «близорукости» аппарата Розинга. В этом главный недостаток и передатчика системы «ВЭИ», о котором рассказал мне профессор Шмаков. Конечно, этот первый советский передатчик был совершеннее розингского, ему как бы надели очки, но «зрение» его еще было очень и очень слабым.

Ну, а как быть с телефотом?

Сегодня мы с полной очевидностью можем сказать, что эксперимент Грабовского лишь подтвердил осуществимость электронного дальновидения. Других достоинств телефот не имел. Все его заманчивые возможности оставались проблематичными. Ученые только предполагали, предвидели эти возможности, но на них еще рано было рассчитывать. Качество передачи могло удовлетворить лишь самого изобретателя, которому было важно доказать реальность своих идей. Впрочем, и Грабовский не высоко оценивал четкость принятых изображений. За несколько метров от себя передающая трубка Грабовского уже не различала предметов. Накрепко оказались связаны расстоянием и передатчик с приемником.

Их не удалось отодвинуть друг от друга даже на полверсты.

О практическом использовании телефота не могло быть и речи. Требовался другой аппарат. Его и поручил ВСНХ одной из лабораторий Всесоюзного электротехнического института.

Всякий новый научный эксперимент начинается с выбора пути, по которому предстоит экспериментаторам идти к цели. Вопрос стоял так: либо строить механическую систему для дальнего телевизионного вещания, либо попытаться разработать электронный лабораторный макет и потом ждать, когда специалисты-вакуумщики сконструируют передающую трубку.

Выбор пал на механическую систему: здесь всё яснее и проще, а главное — не нужно ждать. Так часто поступают ученые: они медленно, шаг за шагом движутся по выбранному пути, постепенно усложняя задачу. Трудно сказать, например, насколько отодвинулось бы открытие важнейших законов оптики, если бы Исаак Ньютон не предположил, что свет — это поток мельчайших частиц. Он сомневался в своем допущении и всё-таки придерживался его. Ньютоновская теория «истечения» в двадцатом веке почти без боя уступила свое место волновой теории света, но ведь прежде она верой и правдой послужила физикам двух столетий.

Заслуги дискового телевидения, конечно, гораздо скромнее. И просуществовало оно всего-то восемь лет. Но именно эта действующая система обеспечила наших ученых экспериментальными данными о телевизионном вещании на далекие расстояния. Она позволила не торопясь решить многие сложные задачи дальновидения. Вот почему это был шаг вперед!

Прав был Шмаков, выбрав в тридцатом году механическую систему. Он был не одинок: американцы, англичане и немцы тоже начинали с дискового телевидения. Вскоре выяснилось, что есть единомышленники у Шмакова и в Советском Союзе: ленинградские исследователи Минц, и Брейтбарт, инженер Рыфтин из физико-технического института академика Чернышева и группа специалистов нижегородской лаборатории Бонч-Бруевича. Все они, почти одновременно со Шмаковым и Архангельским, приступили к аналогичным разработкам.

Но к финишу Шмаков пришел в одиночестве. Действующая установка «ВЭИ» оказалась в то время первой и единственной. Остальные экспериментаторы ограничились теоретическими исследованиями своих лабораторных опытов. Лишь несколько лет спустя подобная система была запущена в Киеве.

Да, прав был Шмаков, выбрав тогда диск Нипкова и отвергнув аппарат Грабовского. И всё-таки его заявление о бесперспективности телефота требует уточнений. К оценке научной идеи нужно подходить осторожно. Тысячу раз был бы правее Шмаков, назвав телефот Грабовского пока бесперспективным. И не было бы никаких толков, никаких упреков. Ведь в конце концов всё упиралось в передающую трубку.

Почти одновременно были изобретены телевизионные передающие трубки в Америке и СССР: в одном и том же 1931 году. Американцы сразу же испытали свое изобретение. Опыты прошли блестяще. Механическому телевидению в Америке приходил конец. У нас трубку удалось изготовить только через четыре года: слишком сложной оказалась ее технология для советской промышленности начала тридцатых годов.