Большинство заказов радиосекции ВСНХ выполняли заводы Российского общества беспроволочного телеграфа и телефона — РОБТИТ. Заводы эти, по существу, были вотчиной Маркони. Но Шмакову симпатизировал русский директор РОБТИТа, молодой способный инженер Айзенштёйн. Волею обстоятельств они оба были оторваны от исследовательской работы и при встрече подолгу обсуждали научные новости. Директор старался выполнить любую просьбу Шмакова. Но что мог сделать один завод, если бы даже все цехи работали по заказам радиосекции?

Как-то, побывав в одном из цехов завода, Шмаков сказал директору:

 — Хорошо бы на радиозаводах ввести специализацию, как за границей внутри фирм.

— Но тогда все заводы надо объединять,— возразил Айзенштейн. — А это не в наших силах.

Шмаков ничего не ответил. Не признался, что давно уже вынашивает план Государственных объединенных радиозаводов (ГОРЗы)...

Высший Совет Народного Хозяйства не сразу принял проект ГОРЗы, предложенный председателем радиосекции инженером Шмаковым. И хотя многие поддерживали Шмакова, нашлись и такие, кто считал государственное объединение преждевременным. Они говорили:

— Рано объединять радиопромышленность. У нас ведь ничего своего нет. Без заграничного капитала, без иностранных специалистов мы пока не обойдемся.

Это были не пустые слова, — они отражали истинное состояние российской радиопромышленности. Всякая надежда на собственные силы в те годы граничила с фантастикой. И не потому ли сейчас о нашей науке и технике говорят как о русском чуде?

Трудно что-либо доказывать, когда тебя опровергает сама действительность. Именно в таком положении оказался Шмаков со своим проектом. ГОРЗы были всего лишь планом, без прошлого и настоящего, а только с будущим. И всё-таки у Шмакова были единомышленники. В конце концов проект утвердили. Его подписал председатель ВСНХ нарком Л. Б. Красин. В большом плане Великого строительства ГОРЗы, наверное, заняли всего одну строку.

...Многие москвичи плохо знают свой город. Остановите москвича, спросите, как попасть на ту или иную улицу. Если человек попадется разговорчивый, он понимающе посмотрит на вас и смущенно ответит:

— К сожалению, как и вы, не знаю. Не слыхал такой улицы. Видно, из новых. Сами понимаете, проезжаем мы город из конца в конец под землей, а что на земле происходит, не замечаем. И не только в метро дело. Растет, строится Москва! Идите в Моссправку, там вам точно скажут...

Но спросите у москвича, как проехать на Шаболовку. Вот тут он наверняка удивленно воскликнет:

— Вы не знаете, как проехать на Шаболовку?.. Да вы, вероятно, приезжий... Вряд ли в Москве найдется человек, который не знает Шаболовки. Первая мощная советская радиостанция, построенная почти сорок лет назад, находится на Шаболовке. Вы слышали о Шуховской башне, воздвигнутой в двадцатых годах? Она-то и построена на Шаболовке. Ну а если вы ленинградец или киевлянин, если вы из Харькова или Ростова, вы тоже должны знать Шаболовку. Московские телепередачи, которые вы смотрите у себя дома, излучает антенна Шаболовской станции. Теперь это Московский телецентр. — И москвич зашагает своей дорогой, бросив на ходу:—Спускайтесь в метро и поезжайте до Калужской площади. Одна из радиально отходящих от площади улиц и будет Шаболовкой...

Метро?! Павел Васильевич Шмаков хорошо помнит то время, когда до Шаболовки можно было добраться только пешком. Суровое было время. Истерзанная войной и экономической разрухой Россия голодала. Из-за недостатка руды и угля стояли заводы и фабрики. Советская промышленность рождалась на пустырях...

На одном из таких пустырей, на заброшенной окраине Москвы, застроенной бревенчатыми избами, и начиналось строительство первой советской радиостанции. Декрет о строительстве подписал председатель Совета Труда и Обороны В. И. Ульянов (Ленин).

Сейчас трудно представить себе стройку тех лет. Где теперь увидишь такое? Нужно было заложить фундамент для стопятидесятиметровой стальной башни-антенны. Котлован рыли вручную. Лошадь заменяла и краны, и тракторы, и автомашины. По распоряжению Ленина строителям Шаболовской радиостанции назначили персональный паек: против обычной нормы на фунт селедки больше. Лошадям выдавали на килограмм больше овса. Невелика прибавка. Но в ней люди видели особое внимание партии и Ленина к строительству радиостанции.

Нелегким делом оказалось раздобыть металл для башни-антенны. Металлургия испытывала жесточайший голод. Это в те годы в Петрограде на Адмиралтейском судостроительном заводе резали на куски царские крейсеры, чтобы затем превратить металл в плуги и бороны. А на сооружение стопятидесятиметровой башни требовалась не одна тонна высококачественного металла.

Проект башни разработал талантливый советский инженер и ученый Владимир Григорьевич Шухов. Шу-ховская башня первой советской радиостанции стала символом нашей радиопромышленности. Мы уже привыкли к замысловатой гиперболоидальной башне с расходящимися от ее острой вершины радиоволнами. Изображение это мы встречаем на плакатах, на обложках журналов, книг и учебников, на значках выпускников электротехнических вузов. Но мало кто знает, что сталь на сооружение Шуховской башни была выделена по специальному указанию В. И. Ленина.

Как это ни странно, но старая Шаболовская радиостанция имеет прямое отношение к развитию современного телевидения в нашей стране. Ее антенна первой в Советском Союзе начала телевизионные передачи. А герой этой книги П. В. Шмаков был одним из строителей радиостанции. И не только потому, что Шаболовка стала первенцем ГОРЗы, — Шмаков являлся членом строительной комиссии, в которую входили крупные советские ученые.

Задача, которую предстояло решить, формулировалась довольно просто: станция должна была иметь максимально возможную мощность. Но возможность— понятие растяжимое, неопределенное. Даже в наши дни, когда в радиотехнике многое уже стало бесспорным, одна и та же задача порою имеет десятки решений. А тогда?.. Много дней подряд в бывшем особняке Станкевича, где помещалось правление ГОРЗы, обсуждались планы радиофикации республики, в том числе и проекты передатчиков для Шаболовской радиостанции.

Конкурировали три принципа получения электромагнитных волн: проверенная за границей, да и у нас в лабораторных условиях, электрическая дуга датского физика Паульсена; большая группа специалистов отстаивала оригинальный машинный вариант передатчика (высокочастотная машина В. П. Вологдина многим казалась тогда заманчивой и перспективной); но, пожалуй, самым неожиданным был проект М. А. Бонч-Бруевича. Он предлагал строить ламповый передатчик.

Электронная лампа, сконструированная в Нижегородской лаборатории, находилась еще на правах новорожденной. Но даже в младенческом возрасте, в период первых экспериментов, она проявила такие незаурядные способности, что сразу же приобрела поклонников. Молодые радиотехники, в том числе и Шмаков, верили в лампу интуитивно. Признанные специалисты, — такие, как М. В. Шулейкин, — поддерживали ее вполне сознательно.

Однако строители Шаболовской радиостанции выбрали дугу Паульсена как наиболее освоенный способ, хотя в России дуга тоже была новинкой,—раньше строили исключительно искровые радиостанции. Но и это решение не стало окончательным: ламповый передатчик мог в любой момент занять свое законное место... Так оно потом и случилось.

 Шмаков вышел за калитку дома и сразу остановился. «Куда же, в самом деле, отправиться: к Лазареву или на Шаболовку?» Этот вопрос, который он уже давно задал себе, требовал немедленного разрешения. От ответа зависело очень многое в жизни.

Ранняя самостоятельность сделала Шмакова строгим судьей своих поступков, но судья — он и адвокат и обвинитель. Тревожно было на душе. «Может быть, вообще не следовало уходить из ВСНХ. Чего доброго, сочтут дезертиром...» Он вспомнил, как в одном из кабинетов ему сказали:

— Мы вас, Павел Васильевич, не сможем отпустить. Поймите нас правильно... Пока вы нужнее радиопроизводству как организатор. Ведь только-только всё тронулось с места.