— «Философский путь», — мрачно комментировал их дорогу патрон. — Тридцать три поворота до города!

Обзорная тропа, носившая это название, по счастью, отличалась не только извилистостью. Расставленные вдоль неё деревянные скамейки, на которые можно было возлагать носилки с раненым, оказались весьма кстати. Так, с остановками и передышками, они добрались до начала Пути философов, где уже начиналась, вернее, заканчивалась Бергштрассе. Здесь Юбер заявил, что оставит их, чтобы найти автомобиль.

— Вот-вот, — проворчал патрон, — А уже к вечеру все в Киршберге будут обсуждать, как на следующее утро после свадьбы Айхенхольц стрелялся с Лесеном из-за своей молодой жены.

— Пусть попробуют. А я расскажу, что на самом деле это мы с тобой стрелялись из-за Юбера.

Тот удивлённо оглянулся на них:

— Из-за Юбера? Вообще-то, по-хорошему, стрелялись из-за патрона.

— И единственный выстрел был почему-то произведён в меня, — с усмешкой прокомментировал тот.

Как только они остались одни, от его балагурства не осталось и следа. С мрачным и задумчивым выражением, он лежал на садовой скамейке, голова его покоилась на коленях Линде, прямо под «дуэльными» пистолетами, торчащими из-под её белого шёлкового пояса.

— Как ты там оказалась так вовремя?

— Ну, ты же оставил мне записку и завёл будильник.

— Будильник? Линде, я завёл его на пять часов!

— А-а… — рассмеялась она. — Всё понятно, это будильник, по которому встаёт Юбер. Эти часы минут на сорок спешат.

— Почему? — изумился патрон.

— Ну, он не любит вставать слишком рано. Поэтому ставит время так, как будто у него короткие волосы, и потом целый час моется и расчёсывается.

— Откуда ты знаешь? — ревниво спросил патрон.

— Ну, я же в лавке работаю. И не дрыхну до десяти.

— Понятно… Значит, этот чёртов будильник я заводил, уже совсем ничего не соображая… А ты, получается, примчалась спасать Юбера.

— Ну, ведь спасли же!

— Спасли… — вздохнул Айхенхольц.

Юбер вернулся на автомобиле и с врачом. Раненого осмотрели, перевезли на Киршгассе и там же, в спальне, быстро прооперировали, чтобы не сообщать в полицию. Когда хирург, настоятельно потребовав не тревожить больного, ушёл, все трое снова собрались в одной комнате. Внезапно раздался звонок в дверь.

— Никого сегодня не принимаем. Лавка древностей закрыта на переучёт, — раздражённо сказал Айхенхольц. Юбер вышел, и он снова погрустнел. Линде сидела рядом, всё в том же изодранном и измазанном зеленью подвенечном платье, хотя уже без фаты, пистолетов и башмаков. Из-за неглубокого выреза она выудила скомканные листки.

— Скажи, а ты это всё всерьёз написал? Не про Юбера, а… про меня.

— Всерьёз… — со вздохом ответил он, глядя в сторону.

— Ну, да, ты же ведь думал, что мы больше не увидимся и надо что-то сказать хорошее на прощанье. Сейчас, наверное, это всё не имеет значения…

— Линдe!.. — перебил он её. — Ну, почему ты такая глупая?!

— Я?

— Да, ты! Ты рисуешь портреты совершенно незнакомых тебе людей — и всем сразу ясно, кто к кому как относится. Почему же ты про меня до сих пор ничего не можешь понять?

— Ну… — она отвернулась, и патрон увидел, как на одеяло упали одна за другой две капли. — Я же ведь, правда, некрасивая…

— А ну, иди сюда!.. Ох, что же мне за дурёха-то досталась…

Линде подползла к нему, и он прижал её к себе здоровой рукой.

— Чтоб я вообще ни разу… слышишь!.. Ни разу от тебя этой глупости больше не слышал. Поняла?

Она, всхлипнув, кивнула. Не успели они поцеловаться, как в комнату вошёл сияющий Юбер. В руке у него было письмо, которое он тут же, не смущаясь прерванной сценой, продемонстрировал.

— Что это? — не понял Айхенхольц. — Письмо без обратного адреса?

— Ага. От Киршбаума!

— И что же он пишет?

— Он пишет: «Мальчики, рад за вас, что вы, наконец-то, пришли к правильному решению. Всячески поддерживая его, я, со своей стороны, чувствую излишним оставаться на своём посту. Пора бы киршбергцам, и в правду, научиться делать какие-то выводы самостоятельно. Сколько мы их оберегали! Линде, девочка, береги их обоих! Вам ещё многому предстоит научиться у людей. Не думайте, что вы чем-то их лучше или хуже. Просто у вас всё ещё впереди. Навсегда с вами прощаюсь. Кофейню в случае своего безвременного исчезновения я завещал Юберу. Мой поверенный найдёт его сам».

— Ого! И как это понимать?

— Тут ещё есть подпись: «Искренне ваш Q.»

— То самое загадочное Q.? Автор «Похищения Эго»! — воскликнула Линде.

— А это точно Киршбаум? — засомневался Айхенхольц.

— На, смотри, эксперт! Это его почерк, — Юбер протянул листок с конвертом. Айхенхольц деланно вздохнул, но ничего не ответил. Вместо этого поинтересовался:

— А кто-нибудь помнит, как зовут Киршбаума?

Юбер от изумления раскрыл рот.

— Я не помню…

— И ты не помнишь?

— Этого не может быть! Но я, действительно, не помню… А самое главное, что он всегда жил тут на Киршгассе… Всё время, с самого начала городской застройки! До меня это только сейчас дошло.

— «Всегда» — это века с тринадцатого? — уточнил Айхенхольц.

— С одиннадцатого! Причём именно на этом месте, на границе максимального подъёма воды в реке! В 1784 вода остановилась у дверей старой таверны Киршбаума и не пошла дальше. Там в прошлом веке даже стоял памятный камень для привлечения посетителей… Вот это да! Я никогда не думал об этом, а он всё время был тут, рядом. Тот, для кого древние вырыли Хайденлох.

— Ай да Киршбаум! — воскликнул патрон. — Третья сторона медали! Ну, кто бы мог подумать! Это ж я в его правую пустую глазницу сегодня чуть не отправился. Соседушка, нечего сказать… «Кофе и книги»!

— Ха! — Юбер радостно хлопнул в ладоши. — Я же теперь стану владельцем второго заведения на Киршгассе!

— Ну-ну… — окинул его скептическим взглядом Айхенхольц.

Но Юбера было уже не остановить.

— Хе-хе… Буду сам себе патроном! Отныне ни одна черноусая драконья морда не посмеет на меня орать. А если тебе понадобится что-то у меня спросить про всякие там загадочные письмена, будешь ходить ко мне с книжками через улицу.

— Чего это я буду ходить? У меня жена есть. Она пускай и ходит.

— Угу, — хмыкнула Линды. — Три «К»[36] обитательницы Киршберга: кофе, книги и кафе Киршбаума.

— Линдочка! Я так счастлив! — воскликнул Юбер. — И всё благодаря тебе!

И только из вечерних газет им, как и остальным жителям Киршберга, стало известно об утрате одной местной достопримечательности: на Белой горе случился обвал, и под грудой камней оказалась погребена замечательная туристическая площадка — место уединения одиноких поэтов и влюблённых парочек, известное как Край Света. Погребена целиком — вместе с Каменным Оком и таинственной каменной шахтой, прозванной средневековыми монахами «Дырой язычников», или Хайденлох.

Но даже это досадное обстоятельство никак не умалило общего очарования Киршберга.

Говорят, это один из немногих немецких городов, которому повезло избегнуть бомбёжки во время последней войны. Говорят, тот американский полковник, от которого зависело это решение, в молодости провёл здесь медовый месяц и из сентиментальных соображений не отдал приказа. Поэтому и сегодня вы можете пройтись по кривым улочкам этого старинного города, погрузиться в красно-чёрно-коричневую гамму его каменных и фахверковых строений, насладиться весенней белизной окружающих город холмов и воскликнуть, как и подобает всякому заезжему путешественнику: «Лучше страны не найдёшь!»

Валерий Рогожников

Сказка о нечисти

о горной щебнистой тропе к пяти утра на пределе сил я вытаскиваю себя и свой рюкзак к озеру Эгиз Тинах. Вздыбленная грядами застывших в вечном шторме известняковых волн, Караби Яйла многолика и однообразна, жестока и нежна, притягательна и опасна.