Я встал и пошёл домой. Откинул полог, лёг на циновку и уткнулся носом в подушку. Сон не шёл. Ужасы какие-то мерещились. Кто-то остановился возле дома.

— Слай.

— Да, Хелфер.

— Зайди ко мне завтра утром. Надо очень серьёзно поговорить.

Тьма была совсем рядом. Она проглотила звёзды и проглотила море. Мы шли прямо на неё.

— Не передумал, Слай?

Я стиснул зубы и мотнул головой. Всё равно. Пусть даже Аверс. Пусть даже Яква, ростом до звёзд. Никогда не стану огородником. А если потеряю руку — то уж не от ножа Хелфера.

Вот и Тьма. Нос лодки вошёл в неё, я зажмурил глаза. Потом собрал всю волю и храбрость, как давно, когда убил на мелководье ската. И открыл глаза. Тьмы не было. Перед нами было огромное Море. Солнце опускалось за его край. Море было розовым и сияющим. И огромное Небо! Бескрайнее, облачное. И остров вдали! И ещё один! И ещё! Я повернул голову — Тьма осталась за спиной.

— Прошли! Прошли Слай!

Мы обнялись. Я даже заплакал.

— Плачь, не стыдно.

— Сколько неба, Пат! Смотри!

— Вижу!

— Как много Моря!

Мы положили вёсла, сидели и смотрели во все глаза. Будто вода в жару — пьёшь, пьёшь и не можешь наглотаться. Взгляд мой упал на его обрубок.

— Слушай, Пат. Можно тебя спросить?

— Валяй.

— Если Хелфер тебе отрубил руку ножом, почему так неровно? Я же знаю, как акула кусает.

— И как?

— В точности так, как у тебя.

Пат почесал бороду, улыбнулся и сказал:

— Ничего он мне не рубил. Это я тебе соврал.

До острова мы догребли уже ночью. Еле лодку на берег втащили и свалились без задних ног. У меня в голове было пусто-пусто. Хорошо-хорошо. Я смотрел в огромное небо, даже не думал ни о чём. Пат посапывал рядом. Я подумал, что спит, но он сказал мне кое-что и только потом заснул.

Утром нас нашли островитяне и отвели в город. У них всё было по-другому. Каменные дома, собаки, лодки с моторами. Это я потом узнал, что как. называется, тогда ходил дурень-дурнем. Ещё у них была Библиотека с узелковыми книгами. И с библиотекарем мы проговорили несколько ночей. Островов в Архипелаге больше сотни. И наш — один из последних, что ещё накрыты Тьмой. В давние времена был Век Кипящего Моря. Когда он настал, острова вдруг очутились под колпаками, которые не пускали кипяток и горящий ветер. А потом, когда начался Век Большой Рыбы, с острова Тихуа выплыла через Тьму первая лодка. Смельчаки доплыли до соседнего острова, а потом вернулись обратно. Так вот, когда они проплыли через Тьму вокруг своего острова, она исчезла! И так постепенно Архипелаг объединился. Я его спросил, почему они не приплыли к нам. Оказалось, что Тьма пускает назад только своих.

Потом много чего было. Я не стал огородником, но и Ловцом не стал. Я теперь — Капитан. Пат подался на Тихуа — учиться. Потом собрал экспедицию к Большой Земле, которую выдумал в спорах. Уж год, как его не видно.

Вечером я люблю лежать на спине и смотреть в небо. И всегда вспоминаю слова, которые прошептал мне Пат: «Слай, смотри какая на небе Тьма. Как думаешь, что за ней?»

Сергей Тихомиров

Колупанда

ето выдалось совершенно замечательное. Обильные снега, растаяв по весне, щедро напоили землю, и в рост пошли, кажется, даже плетёные изгороди.

Дороги тем не менее высохли быстро, и ходить по ним босиком было чрезвычайно приятно. Многочисленные шмели и пчёлы деловито сновали от цветка к цветку, и казалось, что гудел сам воздух, густой от пряных запахов.

Изредка ветерок, дующий со стороны Тошнилино, приносил неповторимый аромат свинокуренной фермы, но, правду сказать, настолько слабый, что трудно было определить, разводят там действительно свинокур или, скажем, козогусей, а потому не сильно отвлекающий от блаженного ничегонеделания.

Однако сегодня это приятное занятие должно было закончиться с заходом солнца. Дело в том, что в здешнем лесу раз в год в ночь на Ивана Копалу цветёт папоротник.

Я сидел на крылечке, глядя на догорающий закат, и мысли мои текли легко и плавно где-то далеко от моей головы. Предстоящее дело здесь, вдали от города, выглядело хоть и непростым, но вполне естественным и даже почти обыденным.

Вдруг морковная грядка словно пошевелилась. Я уставился на неё, благо для этого не пришлось даже поворачиваться. Грядка явно двигалась в мою сторону.

Из-за горизонта отсвечивали последние лучи солнца, мне пора было отправляться, но я продолжал сидеть, пытаясь рассмотреть причину этого шевеления.

Причиной оказался бурый хомяк, только ростом с кролика и с когтями, словно отнятыми у медведя. Зверёк шустро дополз до начала грядки и сел столбиком в сажени от меня, сложив передние лапы на упитанном пушистом животе. Какое-то время мы с любопытством разглядывали друг друга, а потом, не придумав ничего лучше, я задал глупейший вопрос:

— Ты кто?

— Колупанда, — ответил зверь.

— А что ты тут делаешь?

— Моркву колупаю.

— Ты говоришь? — я не верил своим глазам и ушам.

— Ну да. Мы вообще-то разумные.

— А почему вы нам этого до сих пор не сказали?

— А вы разве с нами разговаривали? Что бы ты ответил кому-то большому и страшному, если бы он крикнул тебе «кыш»?

— А что, я такой страшный?

Колупанда задумался.

— Ты — нет. Но ты и не погнал меня с огорода.

— Да колупай на здоровье, мне всё равно столько не съесть.

Зверь аж раздулся от важности, став похожим на откормленного кота с короткими мощными лапами.

— Ну, спасибо тебе, добрый человек! А что это ты на крыльце сидишь, в дом не идёшь? — степенно спросил он.

— Да дело у меня есть, — в тон вопросу ответил я.

— Никак хочешь папоротник цветущий добыть?

Я чуть челюсть не уронил от удивления:

— А ты откуда знаешь?

— Так ведь день-то какой! А заради какой надобности он тебе потребовался? Если зуб болит, то лучше цветы рюмашки заваривать, а на свежую рану — лепить лист подлорожника.

— Мечта у меня есть.

— Ну раз так… А делать-то с папоротником что будешь?

Поверье, гласившее о чудесных свойствах этого растения, упорно не желало вспоминаться:

— Вроде же как сорвать надо, но перед этим желание своё сказать…

— Сказааать, — передразнил Колупанда. — А что, у цветка уши есть?

Я растерялся.

— А что же тогда надо делать?

— У него вся сила — в корне. Вот его-то и надо извлечь. Он же квадратный! — сказал Колупанда таким тоном, будто это всё объясняло. — Ладно, ты мне помог, и я тебе помогу. Солнце зашло, пора двигаться. У тебя руткит есть?

— Чего? — обалдел я.

— Инструмент для добычи корня, — терпеливо пояснил собеседник, огляделся, — о, вот это подойдёт!

Он метнулся к стене и сцапал небольшую сапёрную лопату. Оттопырил козой два крайних когтя, полоснул ими вдоль штыка лопаты, прочертив на стали глубокие царапины. Потом легко, как лист бумаги, согнул железяку по линиям. Получился совок-переросток странной формы.

— А теперь — пошли!

Я безропотно встал, взял совок и двинулся следом. Успел еще подумать, что придётся по дороге останавливаться, чтобы подождать, а то и вовсе взять проводника на руки, благо он некрупный, но зверь быстро перебирал мохнатыми лапами. Ещё и подгонял, иногда оборачиваясь:

— Шибче беги, нам надо до обнуления успеть.

— До чего?

— Слушай, ты как вообще собирался папоротник искать?

Я пожал плечами:

— На авось надеялся.

Колупанда аж споткнулся и застыл как вкопанный. Секунду напряжённо размышлял, а потом махнул лапой:

— А, ладно, позже разберёмся, бежать пора, а то уедет, ищи его потом.

— Что… уедет?.. — я окончательно запутался, да еще и проводник после передышки словно пытался наверстать опоздание. Мне даже показалось, что лапы у него стали длиннее, да и сам он несколько подрос.