— Вурм, ну сколько можно?

— Молчи, ты в этом ничего не понимаешь.

Раздался стук в дверь.

— Кто там? — поинтересовался Айхенхольц.

Дверь открылась, и в свете прикроватной лампы они увидели Линде Шверт, с головы до ног завёрнутую в одеяло. Оба с изумлением уставились на неё. Она же уставилась на благоухающего одеколоном Айхенхольца.

— Это ещё что за явление? — спросил патрон.

— Выкуп, — глядя в пол, пробормотала она. — Тринадцать ночей…

— Что?!

Линде, потупившись, молчала. В поисках разъяснений Айхенхольц обернулся к Юберу и увидел, что тот, прикрыв лицо ладонью, трясётся от смеха. Переведя взгляд на стоящую, словно мышь в капустном листе, девушку, патрон и сам расхохотался.

— Юбер! За кого она нас держит?

— Ну, ты ж сам сказал, что ты чудовище…

Смеясь, патрон не глядя вытянул из шкафа галстук, быстрыми и точными движениями повязал его, подхватил со спинки стула пиджак и поспешил к двери. Проходя мимо Линде, он обнял её за плечи и подтолкнул в комнату, шепнув:

— Что ж ты раньше-то не сказала? А я тут, видишь, уже на свидание собрался, — и выскользнул из комнаты, закрыв за собой дверь.

Оставшись наедине с Юбером, Линде оглянулась на дверь, но с места не двинулась.

— У него что, правда, свидание?

— Ну, да. Кто-то у него там есть, о ком нам знать не положено. Но не думаю, чтобы что-то серьёзное. Так что можешь особо не переживать.

— А разве вы не…

Юбер с грустной улыбкой помотал головой:

— Это бы ничего не изменило, — он хлопнул ладонью по кровати. — Ложись. Поболтаем.

Путаясь в тяжёлых складках, Линде обошла кровать и, не отпуская одеяла из рук, как гусеница, проползла на середину постели. Юбер повернулся на бок лицом к ней.

— Когда ты понял, что ты его любишь? — спросила она его.

— В последнее наводнение. Нам тогда было четырнадцать.

— В последний Тибермаксимум?

— Да.

— Это когда погибли ваши собаки?

— Они не погибли. Он их своими руками бросил в Хайденлох. В ту самую Дыру, в которую ты чуть не свалилась.

— Своими руками?! Подожди, как такое может быть? Он же рассказывал, что они погибли из-за наводнения. У него тогда чуть ли не слёзы в глазах стояли.

— Вот-вот… Столько лет прошло, а он до сих пор не может успокоиться.

— Ничего не понимаю.

— Чтобы замирить реку, под вишнями на Белой горе нужно принести жертву. В жертву приносят дракона. Либо того, кого дракон выберет вместо себя. Кого-нибудь, кто ему очень дорог.

— Дракона?

— Угу. Понимаешь теперь, насколько неверно трактуется подвиг Святого Хуберта? — и, видя, что Линде смотрит на него с ужасом, Юбер улыбнулся своей ангельской улыбкой, — Но в этот раз так не будет, — без улыбки продолжил он. — Я дал себе тогда зарок, что в следующее наводнение дракон одолеет. Я возненавидел этот город, когда увидел, как он рыдает… из-за каких-то щенков! У доктора Драхе, с которым я жил до десяти лет, были собаки, и суки довольно часто щенились. Топить кутят для меня было обычным делом. Мне в голову не могло прийти, что можно так убиваться. Я знал, что он к ним сильно привязан, поэтому и предложил ему пожертвовать ими. Но мне в голову не могло прийти, что это будет так страшно. Там больше ста метров, и когда они туда упали, наверняка, сразу погибли. Но он чуть сам не бросился вслед за ними. Всё уверял меня, что слышит, как они воют, а значит, живы, и ещё можно что-то сделать… Ему несколько дней после этого слышалось, как они воют… А когда он сказал мне, прямо там, на горе, как он меня ненавидит и что никогда мне этого не простит… я понял, что пойду на всё что угодно, лишь бы в следующий раз он остался жить, а я бы ушёл вместо него под гору… Так что можешь за него не бояться.

— Но для этого ему придётся бросить туда тебя?

— Не велика потеря. Город, правда, лишится части своих построек. Но они уже столько столетий всем мозолят глаза, что можно и не расстраиваться.

— Будет такое сильное наводнение?

— Нет, бомбёжка.

— Ещё одна война?!

— Ну, все её так хотят…

— Какой ужас.

— Ужас не ужас, а война — такое же обычное дело, как и наводнения. Люди к ней, в принципе, привычны.

— Но он никогда не пойдёт на это! Не знаю, может, я опять чего-то не понимаю, но мне кажется, что он тебя очень любит. Он даже поединка с тобой не будет устраивать.

— Ничего, разлюбит, — и Юбер, снова улыбнувшись, тронул её правую бровь и ласковым жестом провёл по ней пальцем.

«Обещай не ходить с Юбером на Белую гору», — вспомнились ей слова патрона.

— Я буду приманкой?

— Например… Обещаю тебе, что с тобой ничего не случится, если ты пообещаешь мне, что останешься с ним и будешь о нём заботиться.

— Мне надо подумать, — прошептала она.

— Подумай. Если не хочешь сделать это ради него, сделай это, пожалуйста, для меня. И ему — ни слова. Договорились?

Превозмогая страх, Линде кивнула.

— Ну, вот и хорошо. А теперь давай спать.

Он обнял её, и она, действительно, вскоре уснула. Очевидно, Юбер, как и всякое волшебное существо, обладал своим даром убеждения.

Через несколько дней Айхенхольц читал, лёжа в постели, когда дверь приоткрылась, и на пороге возникла Линде, закутанная в одеяло. Вошла и уставилась на пустую половину кровати.

— А где Юбер?

Патрон пожал плечами.

— Откуда я знаю. Меня его личная жизнь не интересует.

— У Юбера есть личная жизнь?

— А почему нет?

— Мне казалось, что это только вы по ночам гуляете.

Патрон усмехнулся:

— Уже не гуляю. В отставку выгнали.

Линде шмыгнула носом, решительно влезла на кровать, подползла вплотную к нему, уткнулась носом в плечо и заплакала. Ему ничего не осталось, как повернуться к ней и обнять.

— Поцелуй меня, пожалуйста.

— Что? — не поверил услышанному Айхенхольц.

— Меня никто никогда не целовал, — расслышал он сквозь судорожные всхлипы. — Ни разу в жизни… А я так и не узнаю… Не узнаю, что это такое.

— Линда, да что с тобой?

— Он… он… он не хочет… не хочет, чтобы ты умер…

— Ах, вот оно что…

И вдруг внезапная догадка обожгла его:

— Эй, ты чего удумала?! Ты что, помирать из-за нас собралась? Линде, глупая! Не смей даже думать об этом! Ты что? Я тебе запрещаю, слышишь! Юбер — вообще не человек, чтобы за него помирать! А уж тем более из-за каких-то там его чувств…

Рыдания стихли, а через некоторое время Линде подняла голову:

— Не человек?

— Конечно не человек! Какой человек способен в деталях помнить всю городскую историю Киршберга? Да еще видеть во снах будущее?

— А ты? — шмыгнув носом, спросила она.

— Я — вообще чудовище! Меня тем более жалеть не стоит…

— А я?

— Ох… А ты, Линде, извини — глупое чучело, которое лезет, куда не просят.

— А зачем же вы тогда меня к себе взяли?

— Зачем-зачем… Затем, чтобы с Юбером кто-то остался. На вот, платок возьми.

Она громко высморкалась.

— А зачем я Юберу? Чтобы стать следующим чудовищем?

— Да… Но это, надеюсь, будет ещё нескоро.

— А если я откажусь?

— Попробуй, — со вздохом ответил патрон, потом прижал ее к себе. — Помнишь, я тебе говорил, чтобы ты уезжала из города? Надо было уехать тогда… Если у тебя есть силы всё бросить, собирайся и уезжай. И никогда больше не появляйся в Киршберге. Здешняя сказка замешана на крови. Я понятия не имею, почему Юбер тебя выбрал, как когда-то выбрал меня. Но я знаю одно: если его полюбишь, разлюбить уже невозможно, что бы эта светлая сволочь ни сделала.

— Так и есть, — тихо вздохнула она.

— Ну, видишь, значит, мы с тобой в одной лодке. Не надо спешить вперёд меня. Ещё успеешь, — он погладил её по голове, уткнулся лицом в её волосы и поцеловал в макушку. — Давай спать, малыш. — Линде ничего не сказала, лишь размазала рукой по лицу слёзы, прижалась к нему и вроде бы через какое-то время заснула.

Посреди ночи явился Юбер. Не зажигая света, разделся и ничком упал на кровать.