— Давай, — букинист прижал её к себе. — Видишь, он не против. Надо же тебе его будет чем-то впечатлить, когда вы наконец останетесь вдвоём.

Юбер медленно обернулся. С такой ангельски-блаженной улыбкой, что Линде захотелось его ударить. Они встретились глазами, и он вдруг рассмеялся.

— Всё правильно, патрон, — одобрительно молвил он, проходя мимо и поднимаясь по лестнице. — Физический контакт, как известно, укрепляет привязанность. А чем крепче привязанность, тем вернее жертва.

Айхенхольц проводил Юбера мрачным взглядом, покуда тот не скрылся на верхней площадке, потом оттолкнул от себя Линде и кинулся наверх следом. Юбера он нашёл сидящим на корточках у основания каменной чаши с подветренной стороны.

— Ты что же это, собака такая, решил наконец, с кем хочешь остаться?

— Я ничего не решаю, — ответил Юбер, глядя вниз на чёрные стволы вишен.

— Тогда что это за выходки? Мне казалось, мы с тобой обо всём договорились.

— Ну, считай, что это обычная ревность. Если тебе так легче.

— Нет, мне не легче! Так что изволь объясниться!

Юбер поднял на него глаза.

— Не забывай, что нас теперь трое, а не двое.

— Так! Вот об этом даже думать не смей! — вскипел Айхенхольц. — Даже разговаривать с ней не вздумай! Это только твоё и моё дело! Вообще не впутывай её! Ни в каком виде! Ты слышишь, что я говорю?

— Слышу, — со вздохом ответил Юбер. — Но я не об этом. Я хотел напомнить, что она теперь тоже принимает решение. Не ты один.

— Ах, вот оно что… — патрон опустился рядом с ним на корточки, достал из внутреннего кармана спички и портсигар, закурил. Потом передал папиросу Юберу, тот морщась от табачного дыма, затянулся и тут же протянул её обратно.

— В самый непредсказуемый момент она может вмешаться. А ты сам знаешь, каково это жить, когда на руках чья-то кровь. Неважно, чья. Я уж не говорю о том, что ни ты, ни я не знаем, что ей может прийти в голову. Так что не играй, пожалуйста, с её чувствами, пока всё не кончится. И потом видишь же, что ей это неприятно.

— Думаешь, может вмешаться? — вздохнул Айхенхольц. — Тогда хорошо бы, чтоб на стороне города. Иначе вообще непонятно, для чего это…

— А точно «хорошо бы»? — равнодушно спросил Юбер.

— Неужели жить не хочется? — с сарказмом поинтересовался патрон.

— Мне? Нет.

— А мне хочется! — Айхенхольц глубоко затянулся и выпустил из ноздрей прямо в дождь облако дыма, тут же растворившееся в окружающей мороси. — Мне тебе даже не передать, как хочется, И чем дальше, тем сильнее… — докурив, он хлопнул Юбера по коленке. — Ладно, пойдём вниз. Хватит ребёнка изводить. Вот уже и дождь кончается.

Когда они спустились, девушка стояла в дверном проёме у чугунной решётки и так же, как до того Юбер, внимательно смотрела на срывающиеся с неё дождевые капли.

Пройдя по широкой прогулочной тропе, которая обходила гору по кругу и носила название «Путь философов», они неожиданно свернули в сторону на едва заметную узкую тропку. Двигаясь друг за другом, они поднялись чуть выше и продвинулись вглубь обозначившейся расселины. Заваленная опавшей листвой и присыпанная снегом тропинка, петляя между разбросанных тут и там осколков скалистой породы и пробивающихся между ними деревьев, привела их к полупрозрачной рощице диких вишен. Мокрые стволы чернели на фоне красноватой стены голого скального выступа.

Небольшое пространство перед уступчатой пологой скалой было расчищено от камней, и лишь один гигантский валун с человеческий рост остался лежать у самой стенки. Слева от валуна, подобно пустой глазнице, зиял провал — загадочный Хайденлох, или «Дыра язычников», куда, если верить экспликации из городского музея, в незапамятные времена сбрасывались останки принесённых в жертву людей. Юбер ещё раз напомнил, что шахта рукотворная. Но кем и для чего она была вырыта, доподлинно неизвестно: когда на рубеже VI века до нашей эры сюда пришли кельты, она уже тут была.

Часть склона с валуном и провалом была перегорожена чугунными столбиками. Навершия их были выполнены в виде драконьих голов, сквозь зубы которых была протянута чёрная корабельная цепь. Тринадцать чёрных линдвурмов должны были служить напоминанием, что приближаться к провалу опасно для жизни. Тем не менее, Айхенхольц и Юбер привычно перешагнули через ограду и направились к валуну. Линде последовала за ними. У валуна оказалось своё романтическое название — «Каменное Око». А само место именовалось Край Света: малозаметная тропка, служившая ответвлением Пути философов, здесь заканчивалась, и дальше дороги не было.

Айхенхольц, выругавшись, плюнул в сторону камня.

— У меня такое чувство, что я здесь каждый выступ на ощупь помню, — пробормотал он. — Тебе не кажется, что камень сдвинулся? Или у меня паранойя?

— Сдвинулся, — задумчиво подтвердил Юбер. — Они всё время движутся. Вода, скапливаясь в скальных трещинах, зимой замерзает и, увеличиваясь в объёме, расширяет трещины и немного приподнимает камни. Потом, когда лёд тает, камни опускаются под своим весом, занимая немного другое положение. Глазу почти не заметно. По крайней мере, за человеческую жизнь движения не увидеть… Так что, да, патрон, — Юбер улыбнулся, — у вас именно что паранойя.

И он принялся рассказывать, как в первой половине XIX века на вершине камня была установлена статуя Святого Хуберта, но лет через тридцать она упала, и её не стали восстанавливать. А до разграбления города в XVII веке французами, тут была смешная позднеготическая беседка, опять же со Святым Хубертом…

Слушая его, Линде вскарабкалась вверх по склону, чтобы посмотреть, не осталось ли на вершине валуна чего-то, что могло бы напоминать о том времени, когда он служил постаментом.

— Осторожнее, — встревожился Айхенхольц.

— Не-не, всё в порядке, — Линде выпрямилась во весь рост, задрала голову, но ей всё равно было не видно. Едва взглянув под ноги, она шагнула вверх по склону и встала на цыпочки. Но тут камень под её левой ступнёй пошатнулся, она не удержала равновесия и, ахнув от удивления, полетела в провал.

— Линде!!!

Айхенхольц бросился к ней и успел схватить за руку. Она карабкалась, пытаясь зацепиться ногами за скалу, но стенки каменной воронки были покрыты слоем полусгнившей листвы, и нога всё время соскальзывала. Хуже того, рука начала вдруг выскальзывать из пальцев патрона, который не успел как следует захватить её кисть. До второй руки ему было никак не дотянуться, этому мешала неровность скалы.

— Юбер! Да что ж ты стоишь! Помоги!

Юбер, часто заморгав, вышел из оцепенения и кинулся на помощь. Промедление его длилось всего пару секунд, но бессильно цеплявшейся за скалу Линде и покрасневшему от напряжения патрону это мгновение показалось вечностью.

— Бледная немочь! Как можно было столько медлить?!

Вдвоём они успели вытащить девушку из провала и помогли ей встать на ноги.

— Не надо… — попыталась было возражать Линде, но патрон оттолкнул Юбера и, крепко обняв, прижал её к себе, так что она едва не задохнулась.

— Ну, какая же ты всё-таки сволочь, святой защитник! Ещё бы секунда…

— Не надо нападать на Юбера! — Линде попыталась выбраться из объятий патрона, но тот только крепче обнял её и вдруг засмеялся. Линде испуганно замерла.

— Кажется, у кого-то истерика, — с улыбкой произнёс Юбер, снова подходя к ним и обнимая их обоих.

— Это не истерика, — решительно возразил Айхенхольц, вытерев кулаком глаза и моментально взяв себя в руки. — Ох, Юбер… Какую мы глупую девку себе нашли, — зарывшись лицом в волосы Линде, прошептал он. — Это ж надо, самой броситься в Хайденлох, когда тебя об этом даже не просят!

Юбер потрепал её по волосам:

— Пойдёмте домой.

— А как же ветки? — напомнила Линда.

— Ничего, переживёт старушка Барбара. Она и не такое переживала.

И обняв девушку с двух сторон за плечи, они не спеша отправились в обратный путь.

Юбер дочитал главу, отложил книгу и ждал, когда можно будет выключить свет. Айхенхольц только что побрился, почистил щёткой пиджак и, стоя перед раскрытой дверцей платяного шкафа, мучительно выбирал галстук.