— А ты знаешь, Константин, не нравится мне эта затея поднять всех против великого князя.

— А мне, думаешь, нравится?

— Я думаю, надо предупредить Михаила Ярославича.

— Я тоже,— согласился Константин, не имевший привычки возражать старшему брату.

И уже на следующий день поскакал из Суздаля в сторону Твери поспешный гонец с тревожной грамотой:

«Михаил Ярославич, из Орды воротился Юрий, князь московский, породнившийся ныне через жену с Узбеком. Грозится поднять на тебя всех князей от Суздаля до Костромы. Вчера потек к брату в Переяславль, оттуда пойдет на Ростов и Углич. Не пора ли унять молодца? С ним пока лишь около двухсот татар и посол Узбека, некий Кавгадый, который пока отмалчивается. Стерегись, князь. Александр, Константин».

Встреча братьев Даниловичей в Переяславле была искренне трогательной. Князя Ивана даже слеза прошибла.

— Уж и не чаял зреть тебя,— говорил он, обнимая брата.— Сказывали, хан на тебя великий гнев положил.

— Было, Ваня, все было. Голова моя, считай, на волоске висела, готовился уж постриги в святой ангельский чин вершить, собороваться. Ан мимо,— улыбался Юрий Данилович, оглаживая лицо брата,— А ты-то, ты-то, Ваня, забородел, взматерел.

— Я уж, брат, и отцом стал в твое-то отсутствие.

— Да ну?

— Сыну Семену уж год исполнился.

— Обскакал, обскакал старшего брата,— засмеялся Юрий и шутливо погрозил брату.— Нехорошо, Ваня. Я только женился, а ты уж и сыном обзавелся. Кажи жену свою, кажи.

— Лена,— позвал князь Иван,— Лена, иди к нам.

В горнице появилась молодая княгиня с мальчиком на руках.

— Во, пожалуйста, люби и жалуй.

Юрий Данилович обнял смущенную женщину вместе с ребенком. Мальчик напугался, заплакал.

— Эге, ты что ж, родного дядю не узнал? — засмеялся Юрий, ущипнув малыша за щечку.

Представлена была князю Ивану Даниловичу жена Юрия, Агафья. Он, в отличие от брата, не стал обниматься с ней, лишь поклонился сдержанно.

Из-за рева княжича Семена пришлось выпроводить вместе с ним и княгинь из горницы.

Деловой разговор братья начали после того, как, усевшись за стол, осушили по чарке хмельного меда. Выслушав старшего брата, Иван Данилович сказал:

— Конечно, Михаилу стоит хвост прижать хотя бы за Афанасия.

— А что с Афанасием?

— Да он его обманом в полон захватил. В порубе месяц продержал.

— Вот же сукин сын. Ну, я за него возьмусь, я возьмусь. Ты-то, надеюсь, пойдешь со мной?

— Да я бы всей душой, Юрий, но боюсь город оставлять. Сам понимаешь, жена молодая, ребенок. Явится опять какой-нибудь Акинф.

— Ну дружину-то дашь?

— Дружину дам, о чем речь.

Михаил Ярославич, получив весть о шествии своего недруга по Руси, возмутился:

— Ты глянь, вместо того чтобы вернуться и тихо-мирно сесть на свой московский стол, его эвон куда понесло.

— Да-а,— вздыхал Александр Маркович,— не обобраться тебе с ним хлопот, Ярославич. Если Суздальщину против тебя своротит, худо дело будет.

— Суздальщину не своротит, князья Александр и Константин мою руку держат. Вот Переяславль ведомо за него выступит.

— А Ростов?

— Ну, князь Василий Константинович подумает. Вот угличский Александр Константинович, этот, пожалуй, побоится Юрию перечить.

— Надо тебе, Ярославич, выступать туда. Упредить.

— Придется. Сидя дома, разве что почечуй¹ высидишь.

Полки сошлись под Костромой. Первыми стукнулись меж собой дозоры, разъезды. Убитых, слава Богу, не случилось, но раненые были и с той, и с другой стороны.

Кавгадый понял, что дело идет к сече и пора ему, ханскому послу, сказать свое слово.

— Князь Юрий, надо как-то помириться тебе с Михаилом.

— Ты что? С коня свалился? Не видишь, он заступил мне дорогу. Мне. Понимаешь? Мне! Пусть нас поле рассудит.

— Если вы сцепитесь, хан Узбек будет недоволен.

'Почечуй — геморрой.

— Хан не знает того, что здесь натворил Михаил. Он моего брата заманил в ловушку и целый месяц держал в порубе. Понимаешь? Целый месяц. Да я за брата ему глаза выцарапаю.

— И все же я не советую драться, князь,— стал хмуриться Кавгадый.— Меня для чего с тобой послали? Знаешь?

— Для чего?

— Чтоб помирить вас, князь Юрий. Помирить.

— Но ты же видишь, я еду по своей земле тихо-мирно. А он налетел...

— Ты не очень тихо-мирно ехал, князь. Зачем тогда взял переяславскую дружину, ростовскую? Зачем?

— Чтоб пробиться к дому.

— К дому ты бы мог ехать и другим путем, князь Юрий. А тебя понесло по всем городам.

— Должен же я как-то сообщить о своем возвращении.

— Мог бы гонцов послать.

«Определенно косоглазый вымазживает подарки,— подумал Юрий.— Но где я ему сейчас возьму, последнее за Агафью отдал».

— Послушай, Кавгадый, как только приедем в Москву, я тебе подарю золотой кубок.

— Спасибо, князь,— усмехнулся Кавгадый такому дару,— Но как у вас говорят: деньги лучше не у баушки, а за моей пазушкой. Хе-хе-хе.

— Ты что, мне не веришь? — обиделся князь.

— Верю, Юрий, и все же прошу тебя разойтись с Михаилом миром.

— Но ты же видишь, они заступил мне Московскую дорогу.

— Я поеду к нему. Постараюсь уговорить. Думаю, он не ослушается ханского приказа.

Михаил Ярославич встретил ханского посла дружелюбно, справился о здоровье хана, о пути. Остался доволен ответом.

— Князь Михаил,— приступил наконец Кавгадый к делу,— Зачем ты хочешь драться с Юрием?

— Я? — удивился великий князь.— Это у него кулаки чешутся.

Кавгадый понял, что неверно построил вопрос, надо как-то по-другому.

— Ах, князь Михаил, ты уж старый воин, неужто не понимаешь молодого петушка? Он всегда в драку лезет. Хотя, конечно, старый петух, хе-хе-хе, отдерет его за гребень, а то и хвост повыдергает.

— Оно бы не мешало и за гребень оттаскать и хвост проредить,— улыбнулся Михаил, вполне оценив шутливый тон посла.

— Но лучше все же обойтись без этого. А? Князь Михаил?

— Конечно, лучше.

— Значит, ты согласен примириться?

— Я с самого начала не думал драться. Он же полк собрал на меня, и я вынужден был вооружиться.

— Его я уговорю. Но тебя вот о чем попрошу, князь, освободи ты его брата.

— Кого? Афанасия, что ли?

— Ну да.

— Он давно в Москве. Я его где-то с месяц и держал всего.

— В порубе?

— Зачем в порубе, он, чай, князь, да и родня мне как-никак.

— А Юрий говорил, что ты его в порубе томил.

— Нашел кого слушать, Кавгадый. Ты его лучше спроси, как он Афанасию этому в отрочестве уши отрывал. Спроси. А Афанасий, будучи в полоне, едва ли со мной не с одного блюда ел. Поруб. Придумает же.

Дважды еще Кавгадый переезжал из одного лагеря в другой, примиряя Юрия с Михаилом. И преуспел: разъехались родственнички без драки. А великий князь вполне оценил старания ханского посла, подарил ему «сорочку» прекрасных соболей. Юрию пока отдариваться было нечем.

Вот и стало на Руси два великих князя. Один в Твери, другой на Москве. Один по ярлыку был великим, другой по родству с ханом. Сказывают, два медведя в одной берлоге не уживаются. Про медведей не ведаем, а вот двум великим князьям жить в соседстве очень даже тесно стало.

Каждый ждет от другого подвоха, а то и нападения и поэтому все время кует оружие, засылает к другому подсылов, которые сообщают:

— В кузнях от зари до зари стучат, куют стрелы, копья.

Ну, раз «там» стучат, отчего ж «тут» должны кузни простаивать? И вот уж звенят наковальни и в Твери и в Москве.

Пока наковальни. Не сегодня завтра могут зазвенеть мечи и сабли.

Юрий Данилович, прибыв в Москву, первым делом проверил стены крепости, велел заменить трухлявые бревна. Какой-то зевака, остановясь у кузницы, слишком долго наблюдал за работой молотобойца. Кто-то шепнул: «Подсыл тверской». Схватили парня, поволокли к князю: «Подсыла поймали».

У Юрия Даниловича разговор короткий: