— Или, или, Константин.

— Но у меня ж княжество. Дружина.

— За княжеством мой наместник приглядит.

— Ты что, серьезно? — начал трезветь князь Константин.

— Шучу, князь, шучу,— взял крепко Данила гостя под локоть и повел к выходу.— Иди. Взгляни на своих гридей, сколь ревностны они в бережении князя своего.

Князь Данила подвел Константина к лежащим на земле умерщвленным воинам.

— Взгляни. Экие красавцы, один к одному.

— Боже мой! — воскликнул Константин Романович, схватившись за голову, из которой мгновенно вылетели остатки хмеля.— Что ты наделал? Что ты наделал, князь!

— Сами виноваты,— сухо ответил Данила.— Не все пьется, что подается.

— Но ты ж... вы ж убили моего крестного сына.

— Это который?

— Вот,— указал Константин на молодого кудрявого воина.

— Откуда ж нам было знать, что с тобой и крестник явился. За него прости великодушно, Константин Романович. Знали б, разве позволили б?

Рязанский князь стоял над своими поверженными телохранителями, покачиваясь. Не от хмеля, а от неожиданного горя, свалившегося на него. Потом взглянул в глаза Даниле:

— За что ж ты их эдак-то?

— Крови не хотелось, крика лишнего,— спокойно ответил Данила Александрович.

— Ну, а со мной как? Может, начнешь, как татары с отцом моим, вырвешь для начала язык мне?

— Ну, что ты, князь Константин, разве я похож на злодея? Я ж тебе сказал, поедем в Москву, поживешь у меня в чести и холе. В шахматишки перекинемся.

— А город мой, княжество?

— Я же сказал, мой наместник присмотрит. Ежели понадобится, и от Орды заслонит. В случае чего и я подмогу. А за крестника прости,— приложил Данила руку к сердцу,— Каб знал, разве б посмел?

И в глазах и в голосе такая искренность слышалась, что не хотя поверишь. Но князь Константин Романович уже не верил. «Старая лиса. Подлая, коварная лиса,— думал с горечью он.— Чем же ты от поганых-то отличаешься? Чем?»

А тот словно услышал мысли.

— Я же, чай, не татарин какой. Христианин. Разве б я посмел крестника-то? Да не в жись. Оплошал, вишь.

Великий князь Андрей Александрович велел брату Даниле и племянникам собираться в Дмитрове. В разосланных всем грамотах так и написал: «...дабы свершить нам докончанье, кто чем владеет, тем и владеть всегда должен».

Встретив брата Данилу, после приветствий спросил как бы нечаянно:

— Что ж Константина-то не привез?

— Какого Константина?

— Не придуривайся. Рязанского, конечно.

— А-а. А я думал... Ну он у меня в почетных гостях обретается.

— А не в пленных разве?

— Что ты? Мы с ним, считай, с одного блюда едим.

— Только у его тарели края обгорели,— съязвил князь Андрей.

— О чем ты говоришь, Андрей? Мы и на ловах стремя в стремя, вечерами в шахматишки режемся.

— Ну и кто выигрывает? Ты, конечно?

— Почему? Когда я, когда он. По-разному бывает.

— А в Рязани кто сидит?

— Наместник.

— Чей? Твой?

— Ну мой. Ну и что?

— А то, если Тохта узнает о твоем самовольстве...

— А какое ему дело?

— Вот тогда узнаешь, какое ему дело. Рязань-то как раз на ордынском пути стоит.

«Ну и язва ж ты, братец,— думал Данила.— И я ему еще когда-то против Дмитрия помогал. Вот уж истина: не вскормивши, не вспоивши, не наживешь врага».

— Ежели ты Тохте не скажешь, откуда он узнает?

— Мало у него на Руси послухов.

«Ты главный у него послух, братец, ты. Поди, хвостом-то у его кибитки всю пыль повымел».

— Ну, чего он там? — спросил Данилу сын Юрий.

— Да спрашивал, что, мол, Константина не привез.

— А чего его везти? Не хватало еще пленных за собой таскать.

— Ты бы помолчал,— осадил князь Данила сына.— Он не пленный, он гость у меня.

— Хых. Гость,— осклабился Юрий.— Моя бы воля, я б этого гостя...

— Ладно. Молчи. Пока не твоя воля. И на съезде чтоб не высовывался. Держи язык за зубами. Слово вякнешь, выгоню из горницы.

Почти одновременно приехали в Дмитров Михаил Ярославич Тверской и Иван Дмитриевич Переяславский. Остановились на разных подворьях. Князья московский и тверской, увидев друг друга, искренне обрадовались встрече.

— Здравствуй, Миша,— полуобнял соседа Данила.— Ну, какие новости у тебя?

— Хорошие, Данила Александрович, у меня второй сын родился.

— О-о, поздравляю. Догоняй, догоняй меня.

— И первого сына, Дмитрия, буду постригать днями.

-Уже?

— А как же, три года отроку.

— О, время летит. Кажись, вчера родился — и уж отрок. А вот мой старший, знакомься. Юрий. Есть кому меня в могилу спровадить,— пошутил князь.

Но шутка, видимо, не понравилась княжичу, нахмурился сердито и даже на кивок князя Михаила ничего не ответил.

— Серьезный у тебя парень,— заметил Михаил.

— Да уж куда. Чего надулся, как мышь на крупу? — попенял Данила сыну.— Чай, с Тверью у нас союз крепкий. Верно, Миша?

— Верно, Данила Александрович, нам делить нечего.

— Делить-то нашлось бы что, но лучше не надо,— засмеялся московский князь.

Собрались князья в самой светлой горнице дома наместника. Расселись по лавкам. Великий князь сел под иконой. Перекрестившись и пробормотав быстро слова молитвы, он заговорил:

— Ныне съезд наш, слава Богу, без татарского ока пройдет и, надеюсь, без ссор, как тот, первый. Тогда у нас из-за Федора Ростиславича сыр-бор разгорелся. Ныне, Царствие ему Небесное, Федор успокоился и ссориться нам не с чего.

При сих словах зашевелился на лавке Иван Дмитриевич, возможно, что-то сказать хотел, но великий князь взглядом остудил его желание.

— Хочу доложить вам, братья, что ныне зимой мне с новгородцами удалось разгромить свейскую крепость на Неве, недалеко от того места, где шестьдесят лет назад отец устроил им баню. Так что не посрамили и мы русского оружия.

— Главное, без татар,— заметил князь Данила.

— Да, без татар,— согласился князь Андрей.— Но и без вас, братцы. Основные траты были мои, новгородцев и ладо-жан. Пороки и тарасы новгородцы строили. Мне ныне надо в Орду ехать, а я потратился изрядно на свеев, поэтому придется вам, братцы, весь выход собранный передать мне, я и вручу его Тохте.

— А не потребует Тохта с нас еще? — спросил князь Данила.— Вручишь-то ты, а не мы.

— С какой стати? Я ведь вручу выход от всей Русской земли.

— А куда везти его? — спросил Иван Дмитриевич.

— Ко мне, в Городец. Оттуда я и потеку водой в Орду.

— На воде, поди, тоже сбродники разбойничают? — спросил Михаил Ярославич.

— На воде их тоже не меньше, чем на суше,— вздохнул князь Андрей,— В прошлый раз дважды нападали.

— Не пограбили?

— Одну лодью увели. Но мои молодцы догнали, лодью отбили, а их всех перетопили.

— Много?

— Да около сотни, пожалуй, будет.

— И откуда они берутся? — пожал плечами Михаил,— Вроде не сеем их, а в лес или на рыбалку без дружины носа не высунешь. Сколь раз уж на данщиков нападали, а то в веску вместо данщиков явятся и оберут ее до нитки. Мои придут, а люди божатся, мол, уже уплатили.

— Хэх,— прищурился Иван Дмитриевич.— Збродни грабят — не диво, а вот когда князь...

— Что ты имеешь в виду? — спросил Андрей Александрович.

— А то, что князь Михаил в моем селе Добром весь выход взял.

— Что ты мелешь, Иван? Я, что ли, на твое село наехал?

— Ну, не ты, так твои данщики.

— Ошиблись ребята, с кем не бывает. При твоем отце переяславцы в мой удел залезали не раз.

— Вот и спрашивал бы с отца.

— Он великим князем был, попробуй спроси.

— Ну, хватит, хватит спорить,— вмешался Андрей Александрович.

— Я не спорю,— сказал князь Иван.— Пусть воротит мне взятое в Добром.

— Воротишь? — спросил великий князь Михаила.

— А зачем? Я по Волге к тебе в Городец со своим выходом отправлю, ты и зачтешь ему.

— А и верно, Иван. Что туда-сюда таскать рухлядь¹! Привезут в Городец, укажут то, что в Добром взяли, я и запишу на тебя.