— Езжай.

— Я постараюсь скоро.

— Да не спеши. Управишься — и тогда по Волге на лодье до Городца иди. Я здесь долго не задержусь, дни два-три, и домой потеку. Да возьми с собой отроков¹ с пяток, а ну, на збродней налетите.

— Хорошо.

А меж тем в опочивальне Дмитрия Александровича при одной свече тоже сидели с ним ближние бояре — Антоний с Феофаном. Не сами пришли, князь зазвал ненадолго.

— Ну, видели его?

— Кого?

— Этого, милостника Андреева, Семена Толниевича. Он аккурат напротив вас сидел.

— Я с ним дважды чарками стукался, из одной корчаги пили,— признался Феофан.

— Вот это главный советник Андреев. Думаю, не без его совета брат татар сюда приводил.

— Но ведь Андрей Александрович тоже не дитя малое,— возразил Антоний.— Своя голова на плечах есть.

— Своя-то своя,— вздохнул князь,— да ежели она погано варит, тут уж без чужого совета не обойтись.

— Он, этот Толниевич, говорят, ранее в Костроме воеводой у Василия Ярославича был,— сказал Антоний.— После его смерти к Андрею Александровичу переехал.

— Знаю я. Он и у дяди в ближних советниках обретался. Вот ко мне же не приехал небось, в Городец к Андрею подался.

— Может, оттого, что рекой-то сподручнее было переезжать?

— Может быть, все может быть, но скорее оттого ко мне не перешел, что, будучи у Василия воеводой, на меня ратью хаживал. Так что за ним должок есть. Давайте ночь делить.

На следующий день все пировавшие вечер спали до полудня. Бояре во дворце по горницам, дружинники кто в конюшне, кто на возах, кто на сеновале, а один умудрился под крыльцо забраться, выгнав оттуда пса сторожевого.

Семен Толниевич утром, никого особо не беспокоя, вышел из дворца, прошел на конюшню, поднял нескольких гридей¹⁹, велел собираться с ним в путь. Вывели коней, попоили, оседлали и выехали со двора. Побежали грунью²⁰ на Ростов.

Пирщики и впрямь проспали до полудня. За это время под командой дворского в гриднице все было сызнова приготовлено к веселью, убраны со стола вчерашние остатки, расставлены чистые блюда со свежей закуской, более из рыбы, наготовленной и привезенной только что из Плещеева озера. Питьем до горлышек наполнены все корчаги.

Гости подымались по одному, по двое, брели за сарай до ветру, а оттуда к колодцу с ледяной водой — сон остатний сгонять.

Дворский Олфим прохаживался у крыльца, каждого появлявшегося приветствовал ласково, направлял кому куда требовалось — кому за сарай, а кому сразу к колодцу. Вылезшему из-под крыльца попенял шутливо:

— А я-то думал, кто ж это нашего Полкана новоселом к воротам отправил? Правильно. Пусть сторожит. Умыться? А вон к колодцу пожалуйте.

Едва расселись за столом в гриднице, хозяин тут же заметил убыль в гостях.

— Андрей, а где ж твой боярин-то?

— Семен?

— Ну да.

— Поехал в Кострому.

— Зачем?

— Да по своим делам, у него там должники остались.

— А, ну конечно, если должники, то долги надо выколачивать,— согласился князь Дмитрий, переглянувшись выразительно с Феофаном: слушай, мол, чего городит братец.

Но более ни разу не вспомнил об отъехавшем боярине князь Дмитрий, будто того и не было. Опять велел наполнять чарки, опять пить, гуслярам играть песни. Правда, лицедея-плясуна уж не было, вроде бы ушел на Ростов, добывать свой хлеб, вроде бы и легкий, но небезопасный. Так решили пир-щики: «Разве то труд лицедейский-то, покривлялся, ногами подрыгал, и вот те каша с молоком».

Пировали до темноты, а на следующий день после завтрака по предложению князя Дмитрия поехали на Плещеево озеро невод тащить. Привезли целый короб рыбы, велели уху варить и под уху опять пили.

На следующий день князь Андрей молвил брату:

— Ну что, Митя, в первый день гость золотой, во второй — серебряный, в третий — медь, а в четвертый — домой едь. А?

И оба рассмеялись.

Перед отъездом на трезвую голову поделились землей, оставив за Андреем Городец и Нижний Новгород. Ну, великому князю, как обычно, родное гнездо: Переяславль, Владимир, ну и Новгород, если славяне не упрутся. И конечно же все остальные княжества под его высокой рукой.

Едва после прощальных объятий съехал князь Андрей со своими людьми со двора, как князь Дмитрий ушел к себе и велел позвать к нему Антония с Феофаном. Едва пришли они и сели на лавку, князь спросил:

— Ну, головы великомудрые, сказывайте, к чему бы это?

— Что, князь? — не понял Антоний.

— Как что? А отъезд Толниевича?

— Ну, князь Андрей же сказал: за какими-то долгами потек.

— И ты ему поверил?

— Ну дык...

— Чего «дык»? Чего «дык»? Дураку понятно, что-то затевают. Но что? Убей, не пойму.

Феофан был посмышленей Антония, да и помнил тот взгляд выразительный, брошенный ему князем на пиру. Значит, надо искать какой-то тайный смысл в этом отъезде главного Андреева советника.

— Может, он... эта...— начал нерешительно Феофан.— Может, поехал союзников искать, поспешителей князю своему.

— Вот, вот, верно соображаешь, Феофан,— подхватил князь,— Он там, в Костроме, Семен-то всю жизнь прожил, его там всякая собака знает. Пойди найди лучшего посла. А?

— Пожалуй, так,— согласился наконец Антоний.

— Ну и что ж нам делать? — спросил Дмитрий, хотя по его интонации милостники догадались, что у князя уже готово решение.

— Как велишь, князь,— покорно отозвался Антоний.

— А я велю так,— встал с лавки князь и, пройдя к двери, притянул ее крепче, хотя она и так была закрыта плотно. Вернулся к столу и, понизив голос, продолжил: — Вы оба немедля скачете в Кострому, тайно хватаете этого посланца Андреева и учиняете ему допрос. Зачем послан? О чем сговорились с Андреем? И что затевают?

— Но разве он о таком скажет,— усомнился Антоний,— Да ни в жисть.

— Дур-рак,— прорычал князь.— Под огнем все скажет.

— Так, значит, это...—Антоний даже слово побоялся вымолвить, но Дмитрий помог:

— Именно это — пытать. Пытать огнем.

— Но тогда ж ссора с Андреем опять, Дмитрий Александрович.

— Вы что, оболтусы, вчера родились? — возмутился князь.— После пыток прикончить — и в воду, в Волгу. Кто чего знать будет? А?

Феофан с Антонием переглянулись, сразу почувствовав серьезность дела. Не зря князь заговорил чуть ли не шепотом.

— Надеюсь, вы-то не проболтаетесь,— молвил князь.

— О сем бы и не говорил, Дмитрий Александрович,— даже с некой обидой сказал Феофан.— Лепш языки откусим.

Каждый понимал, что грозит проболтавшемуся, но Дмитрий решил пошутить:

— Я сам их отрежу.

Шутка была жестокой, но великому князю можно шутить и похуже.

Семен Толниевич радовался встрече с родиной. Здесь он знал каждый заулок, каждую тропку. Да и, пожалуй, вся Кострома знала и уважала боярина Семена Толниевича, успевшего честно послужить князьям, некогда сидевшим здесь, в Костроме. Служил старшему сыну Невского, Василию Александровичу, бывшему в опале у отца и мало пожившему. У брата великого князя Василия Ярославича, ставшего впоследствии тоже великим. Лишь после смерти последнего уехал в Городец к Андрею Александровичу, которому тоже служил честно и беззаветно. Таков уж был характер у Семена.

Вместе с сопровождавшими его дружинниками явился прямо на подворье к старому своему приятелю Давыду Давыдовичу.

— Кого я вижу! — вскричал Давыд, спускаясь с крыльца.

Друзья обнялись, расцеловались. Велев слугам принять у приехавших коней, устроить их и накормить, повел Давыд дорогого гостя в хоромы свои.

— Ну сказывай, Семен, с чем приехал? Небось соскучил по Костроме-то?

— Соскучил, брат, что скрывать. А приехал поклониться гробу незабвенного великого князя Василия Ярославича, Царствие ему Небесное,— перекрестился боярин.