— Мы с мистером Келвером идем прогуляться ненадолго, миссис Пидлс. Ужинать я не буду. До свидания.

— До свиданья, милочка, — ответила миссис Пидлс. — Желаю приятно провести время. А где мистер Келвер?

— Тут, за углом, — понизив голос, объяснила мисс Селларс; послышался смешок.

— Малость он нерешительный, а? — предположила миссис Пидлс шепотом.

— Ну уж других-то я навидалась, — тихо ответила мисс Селларс.

— Ладно, из таких нерешительных потом самые крепкие получаются — я по опыту знаю.

— Он будет в порядке. Пока.

Мисс Селларс, застегивая лопнувшую перчатку, подошла ко мне.

— У вас, думаю, девушки еще не было? — спросила мисс Селларс, когда мы повернули на Блзкфрайерс-роуд.

Я признал, что это у меня первый опыт.

— Терпеть не могу ветреных мужчин, — объяснила, мисс Селларс, — поэтому-то вы мне с самого начала и понравились. Вы такие тихие были.

Я пожалел, что природа не наградила меня более буйным темпераментом.

— Сразу было видно — джентльмен, — продолжала мисс Селларс, — Вот, сколько мне предложений делали — сотни, можно сказать. Но я всегда говорила: «Я вас очень люблю как друга, но замуж пойду только за джентльмена». Как думаете, я была права?

Я пробормотал, что только этого и мог от нее ожидать.

— Можете взять меня под руку, — разрешила мисс Селларс, когда мы переходили площадь Сент-Джордж; дальше, по Кенсингтон-Парк-роуд, мы проследовали рука об руку.

К счастью, мне не надо было поддерживать беседу. Мисс Селларс прекрасно справлялась с разговором и одна. Большей частью он шел о ней.

Я узнал, что с детства она инстинктивно стремилась к благородному обществу. Этому не следовало удивляться, зная, что ее семья — со стороны матери, во всяком случае, — находилась в отдаленном родстве с «самыми знатными людьми королевства». Мезальянсы, однако, не редкость в любой среде, не миновала эта участь — просто вопиющая — и ее «мамашу» — увы! Она вышла замуж — за кого бы вы думали? Нипочем не угадаете! — За официанта! Тут мисс Селларс, остановившись посреди Ньюингтонской улицы, чтобы перевести дух от возмущения постыдным поступком своей родительницы, едва не угодила под трамвай.

Ничего хорошего из брака мистера и миссис Селларс не вышло. И стоило ли удивляться — у миссис Селларс один дядюшка на Лондонской бирже, а у мистера Селларса родственники не забирались дальше пивной. Я понял так, что основным его призванием было «сшибать медяки». Потом, однако, мистер Селларс благополучно исчез с горизонта, и катастрофа эта, по крайней мере, окончательно укрепила решимость мисс Селларс извлечь урок из ошибки матери и избегать контактов с людьми низкого происхождения. Она надеялась, что с моей помощью ей удастся вернуть семье подобающее ей положение в обществе.

— Надо мной даже подшучивали из-за этого, — объяснила мисс Селларс, — с самого детства. Я просто вынести не могла, если что-нибудь было — ну, невозвышенное. Вот, один раз, мне всего семь лет было — знаете, что случилось?

Я сознался в неведении.

— Ну, я вам расскажу, — сказала мисс Селларс, — и вы поймете. Дядя Джозеф — это со стороны отца дядя, понимаете?

Я уверил мисс Селларс, что полностью отдаю себе в этом отчет.

— Так вот, раз он приходит к нам, достает из кармана орех и дает мне. А я отвечаю: «Спасибо, только я не ем орехов, которые всякие там приносят». Он так разозлился! А после этого, — разъяснила мисс Селларс, — меня дома стали звать — принцесса Уэльская. Я буркнул, что это очень мило.

— Некоторые говорят, — добавила мисс Селларс, хихикнув, — что мне это подходит; чепуха, конечно.

Не найдясь, что ответить, я промолчал. Это, казалось, огорчило мисс Селларс.

Пройдя Клэпем-роуд, мы повернули в улочку, застроенную двухэтажными домиками.

— Вы не зайдете поужинать? — предложила мисс Селларс. — Мама будет очень рада.

Я нашел в себе мужество сказать, что неважно себя чувствую и лучше пойду домой.

— Ну зайдите хоть на пять минут, дорогой. А то будет неудобно. Я сказала, что мы придем.

— Может, лучше не надо, — упирался я, — как-нибудь в другой раз. — Я сознался, что думаю, что в этот вечер просто не смогу произвести должного впечатления.

— Не надо так стесняться, — сказала мисс Селларс. — Я не люблю стеснительных — слишком стеснительных. Глупо это.

И мисс Селларс решительно взяла меня за руку, из чего сразу стало ясно, что высвободиться я смогу, только затеяв на улице нелепую возню; не будучи к этому готов, я покорно сдался.

Мы постучали в дверь одного из домиков. Мисс Селларс так и не выпустила мою руку, пока нам не открыл дверь долговязый молодой человек без пиджака, и пока дверь не затворилась за нами.

— Что, джентльмены больше не носят пиджаков по вечерам? — ядовито спросила мисс Селларс молодого человека. — Новая мода?

— Не знаю я, что джентльмены носят по вечерам, а что не носят, — отрезал долговязый, который, видимо, был настроен далеко не миролюбиво. — Вот если найду какого-нибудь на этой улице, то спрошу и расскажу тебе.

— Мать в гостиной? — осведомилась мисс Селларс, пропуская его ответ мимо ушей.

— Все в общей комнате, если ты о ней, — ответил долговязый, — вся чертова родня собралась. Если проберетесь к стенке и не будете дышать, может, и вам места хватит.

Проплыв мимо долговязого, мисс Селларс отворила дверь в комнату и, протащив меня за собой, захлопнула ее.

— Ну, мама, вот и мы, — объявила мисс Селларс. Необычайно толстая женщина в чепце, как будто скроенном из цветастого носового платка, поднялась нам навстречу. При этом оказалось, что она сидела на малюсеньком креслице с плетеной из конского волоса спинкой. Контраст между размерами дамы и ее трона был просто душераздирающим.

— Я очень рада, мистер…

— Келвер, — подсказала мисс Селларс.

— Келвер, по-зна-ко-миться с вами, — произнесла миссис Селларс, словно повторяя урок.

Я поклонился и пробормотал, что вряд ли достоин такой чести.

— Что вы, что вы, — отвечала миссис Селларс. — Прошу садиться.

И миссис Селларс сама подала пример, неожиданно опустившись на свое креслице и тем самым скрыв его от глаз. Креслице жалобно скрипнуло.

И потом, в течение всего вечера, этот горемычный предает мебели настойчиво оповещал всех о своих страданиях, что несколько докучало. При каждом вздохе миссис Селларс кресло испускало тяжелый стон. Были моменты, когда оно буквально визжало. Но я последовать предложению миссис Селларс не мог, так как свободных стульев не было, а принести и поставить еще один было некуда. Молодой человек, глаза у которого слезились, сидевший позади меня между полной молодой дамой с одной стороны и худой — с другой, поднялся и предложил мне свое место. Мисс Селларс представила его мне как кузена Джозефа такого-то, и мы пожали друг другу руки.

Этот самый Джозеф заметил, что сегодня, когда не шел дождь, погода была прекрасная, и выразил надежду, что назавтра будет либо сухо, либо сыро; после этого худая молодая дама, шлепнув его по руке, восторженно спросила у полной молодой дамы, не круглый ли он дурак; на что полная молодая дама ответила, с чрезмерной, на мой взгляд, суровостью, что уж таким он уродился. На это худая молодая дама сообщила, что именно такие соображения заставляют ее сдерживать свои чувства, когда на нее нападает искушение ответить на «злобные, завистливые выходки» полной молодой дамы.

Разгоравшийся было скандал удалось погасить в зародыше благодаря расторопности мисс Селларс, которая воспользовалась тем, что полная молодая дама на мгновение потеряла дар речи, и представила меня обеим девушкам. Они тоже оказались кузинами. Худая девица сказала, что «слыхала обо мне», и тут же ею овладел непреодолимый приступ смеха. Джозеф со слезящимися глазами попросил меня не обращать на это внимания, объяснив, что с ней это происходит каждый вечер, с без четверти до половины, кроме воскресений и праздников. Она уже все принимала от этого, что только можно, но безрезультатно, а сам он советовал ей не сдерживаться, раз уж такое дело. Толстая девушка, воспользовавшись предоставившейся ей возможностью, заметила светски, что тоже «слыхала об вас», отчетливо произнеся «об». Еще она заметила, что сюда далеко идти от моста Блэкфрайерс.