С другой стороны, немаловажно то, что народы, все еще живущие в предполагаемом первоначальном, первобытном и «невинном» состоянии, не особенно удобны для эволюционистской гипотезы. Эти племена не развиваются, а скорее вымирают, тем самым демонстрируя, что они являются выродившимися остатками периодов, жизненный потенциал которых давно исчерпан; иначе говоря, они являются разнородными элементами, оставленными позади основным направлением человечества. Таков случай и неандертальца, который в своей крайней морфологической животности сильно напоминает «обезьяночеловека». В определенный период неандерталец таинственно исчез, а расы, последовавшие за ним (ориньякцы и особенно кроманьонцы), представлявшие собой высший тип (насколько, что мы можем распознать в них исток многих современных человеческих рас), не могут считаться дальнейшими «стадиями эволюции» этого исчезнувшего типа. То же самое касается вымершей расы Гримальди и многих существующих «первобытных» народов: они не «эволюционируют», а вымирают. Их «приобщение к цивилизации» —это не «эволюция», а почти всегда резкое изменение, поражающее их жизненные способности. Действительно, существуют виды, сохраняющие свои характеристики даже в условиях, относительно отличающихся от естественных; другие виды в подобных обстоятельствах, наоборот, вымирают; в ином случае происходит расовое смешение с другими элементами, в которых не происходит ни ассимиляции, ни реальной эволюции. Результат этого смешения сильно напоминает процессы, следующие законам наследственности Менделя: примитивный элемент, исчезая из фенотипа, сохраняется в форме отдельной, латентной наследственности, способной возникать спорадически, хотя она всегда наделена характером гетерогенности по отношению к высшему типу.
Эволюционисты считают, что они придерживаются опытных фактов. Они не подозревают, что факты сами по себе молчат, и, будучи по-разному проинтерпретированы, поддерживают крайне разнообразные гипотезы. Однако случилось так, что автор, полностью владеющий всеми данными, приведенных для доказательства теории эволюции, продемонстрировал, что эти данные в итоге поддерживают противоположную гипотезу, которая во многом соответствует традиционному учению. Мы имеем в виду гипотезу, согласно которой человек далек от того, чтобы быть продуктом «эволюции» животного вида, и многие животные виды должны рассматриваться как недоразвитые ответвления первоначального импульса; только в высшей человеческой расе этот первоначальный импульс находит свое прямое и адекватное проявление. [506] Также существуют древние мифы о борьбе между божественными родами и чудовищными сущностями или животноподобными демонами, которая, вероятно, имела место до стабилизации человеческой расы (то есть человечества в его последней стадии). Эти мифы могут относиться к борьбе первоначального человеческого принципа против его внутренних животных возможностей, которые были, так сказать, в конечном счете отделены и оставлены позади в форме определенных животных видов. Что касается вероятных «предков» человечества (таких, как человекообразная обезьяна и снежный человек), они могут представлять собой первые потери в вышеупомянутой борьбе: человеческие элементы, смешанные с определенными животными возможностями или полностью захваченные ими. Если в тотемизме, обнаруживаемом в низших обществах, понятие о мифическом коллективном предке клана часто смешивается с понятием о демоне данного животного вида, в этом отражается память о похожей стадии смешанности.
Хотя у нас нет желания вдаваться в вопросы антропогенеза, которые в определенной степени являются трансцендентальными, отсутствие в далеком доисторическом периоде человеческих останков и присутствие в нем только останков животных можно проинтерпретировать так, что первоначальное человечество (при условии, что мы можем назвать первоначальным «человеком» тип, который сильно отличался от исторического человечества) было последней формой жизни, испытавшей процесс материализации, затронувший после животных в первую очередь отклонившиеся и деградировавшие ветви, смешанные с животным началом, с организмом, способным сохраниться в ископаемом виде. Здесь стоит вспомнить, что в некоторых традициях существует память о первоначальной человеческой расе со «слабыми» или «мягкими» костями. Например, Ли-цзы, говоря о гиперборейском регионе, в котором начался настоящий период, упоминал, что население этого региона (эквивалентное «трансцендентным людям») имело «мягкие кости». Высшие расы, пришедшие с севера, не хоронили, а кремировали своих умерших —этот факт более поздних времен является еще одним из фактов, которые нужно иметь в виду при рассмотрении проблемы отсутствия костей.
Нам могут возразить: «Нет никаких следов этого фантастического человечества!». Кроме того, что несколько наивно думать, что высшие существа не могли существовать, не оставив после себя таких следов, как руины, рабочие инструменты, оружие и так далее, нужно заметить, что существуют остатки циклопических сооружений относительно недавних эпох, хотя и не все из них указывают на цивилизованное общество (круг в Стоунхендже; гигантские камни удивительной устойчивости; pedra cansada[507] в Перу; колоссы в Тиуанаке и тому подобные вещи). Они представляют собой загадки для археологов: непонятно, какие средства были задействованы для того, чтобы собрать и переместить необходимые материалы. При взгляде в прошлое забывается то, что было уже признано или по крайней мере не исключалось априори(существование древних исчезнувших цивилизаций, а также то, что некоторые цивилизации появились лишь относительно недавно), но нужно также спросить, является ли существование расы, находящейся в прямом духовном контакте с космическими силами (как утверждает традиция, так и было в самом начале) невероятным просто потому, что она не работала с такими материалами, как камень и металл, как те расы, у которых больше не было возможностей использовать силы природных стихий и существ. Кажется, что «пещерный человек» сам является легендой: видимо, «первобытный» человек использовал пещеры (многие из которых выдают свое сакральное назначение) не в качестве жилищ, как животные, но в качестве мест культа, что сохранилось даже в бесспорно «цивилизованные» эпохи (см. греко-минойский культ пещер и церемонии и инициатические помещения на горе Ида); и естественно находить внутри только следы того, что было, так как естественная защита данного места, а в других местах и совместная работа времени, людей и природных стихий не оставила для наших современников ничего.
Говоря в общем, существует базовая традиционная идея, согласно которой состояние знания и цивилизации было естественным состоянием если не человечества в общем, то, по крайней мере, определенных изначальных элит; и это знание не было «созданным» и приобретенным, как истинный королевский сан не происходит из низов. Жозеф де Местр, после замечания о том, что «естественное» состояние Руссо и его эпигонов (по отношению к дикарям) является лишь последней стадией одичания некоторых племен, которые или были рассеяны, или испытали последствия какой-то деградации или нарушения, повлиявшей на их глубинную сущность, [508]справедливо писал: «в вопросе о сущности и развитии наук нас ослепляет грубый софизм, обвороживший буквально всех: о той эпохе, когда люди непосредственно из причин выводили будущие следствия, мы судим по тем временам, когда они с трудом поднимаются к причинам от следствий, занимаются одними лишь следствиями, утверждают, что искать причины бесполезно или даже вовсе не представляют себе, что такое причина». [509] «Люди обладали знанием изначально, —и не просто знанием, но знанием, отличным от нашего и превосходящим наше, ибо истоки его были выше, что, впрочем, и сделало подобное знание весьма небезопасным. Теперь вы понимаете, почему знание в своих началах всегда было окутано тайной и укрывалось в храмах, где оно в конце концов и угасло, когда огонь его уже не давал света, а только обжигал». [510] Таким образом, мало-помалу, как суррогат, начала формироваться и другая наука, —исключительно человеческая и эмпирическая, которой наши современники так гордятся и которая, как они думают, годится для того, чтобы при помощи нее судить все то, что они считают «цивилизацией». Эта последняя представляет собой тщетную попытку при помощи суррогатов взобраться обратно вверх из неестественного и вырожденного состояния, которое не воспринимается таковым и которое совершенно не похоже на то, что было когда-то.
