О «жертвоприношении» в тексте, древность которого не подлежит сомнению, сказано, что Брахман, «который в начале был всей вселенной», «создал более высокую и совершенную форму самого себя», от которой произошли «божества воинов», Индра, Митра и так далее [114] .

Это самопреодоление первичной силы мира, порождающее существ, которые считаются небесными архетипами, выражающими победоносную, божественную царственность, тесно связано с сутью целого класса жертвоприношений. Подобную идею можно найти в ряде других мифов, которые передают сущностное тождество героев и богов, а также воплощений сил хаоса, побеждаемых ими в битве [115] . Это представление об изначальной силе, вступающей в схватку с самой собой, высвобождающейся и восходящей к высшему состоянию бытия, которое и определяет его собственно божественный аспект —согласно Упанишаде «высший и совершенный образ самого себя» —зачастую предстает как закон, принцип порядка: так, в универсальном плане халдейский Мардук, победитель демона хаоса Тиамат предстает как организатор космоса, а в индуистской космогонии именно путем аскезы (тапас тапиате) жизненная сила порождает «Единого» творения. В скандинавской традиции аналогичная идея выражается в самораспятии Одинана космическом дереве Иггдрасиле, благодаря чему он обретает трансцендентное знание, заключенное в рунах; [116] кроме того, в частной редакции этого мифа Один как верховный правитель предстает в качестве того, кто своей жертвой указывает пути, ведущие в Валгаллу, то есть совершаемое им действие позволяет приобщиться к героическому, аристократическому и ураническому бессмертию [117] .

Согласно своему изначальному смыслу рассматриваемый нами здесь тип жертвоприношения соответствует действию, подобному рождению «бога» или «героя» или повторению действия, связанного с традицией жертвоприношения бога или героя, что возобновляет действенную силу бога или воспроизводит и продляет ее на уровне данного общества. Этот смысл находит особое выражение в египетской традиции. Считается, что Осирис научил людей обрядам, а также священному и символическому искусству построения храмов. Но он является богом обрядов также потому, что сам первый среди богов прошел через жертву и познал «смерть». Его убийство и расчленение, совершенные Сетом, позволяют ему первым «проникнуть в неведомую "другую землю" и стать первым существом, познавшим великую тайну». [118] Этот миф находит свое продолжение в образе Гора, сына Осириса, который спасает своего отца. Он находит «подходящие обряды» —ху, которые позволяют Осирису, перешедшему в другой мир —собственно в сверхъестественное —вернуть тот облик, которым он обладал ранее. «Через смерть и обряды Осирис, первым среди всех существ, познал таинство и новую жизнь: это знание и эта жизнь теперь стали привилегией существ, называющихся божественными. Поэтому считалось, что Осирис посвятил богов и людей в священные обряды. Он открыл небесным и земным существам путь достижения божественного состояния». [119] С тех пор поклонение любому божественному или обожествленному существу состоит в повторении таинства Осириса. Прежде всего, это относится к фараонам: жертвенную мистерию Осириса воспроизводят не только обряд коронации и торжественный обряд сед, повторяемый каждые тридцать лет, но также и повседневный обряд, целью которого является возобновление в египетском фараоне трансцендентного влияния, связанного с его функцией. Фараон считается таковым и служит Осирису, «воссоздавая его», ритуально обновляя его переход и победу. Поэтому о фараонах сказано: «Гор, создавший Отца (Осириса)», а также «Податель жизни —анха —это тот, кто при помощи обряда постоянно, подобно солнцу порождает течение божественной жизни». [120] Правитель становится «Гором», спасителем Осириса и спасенным Осирисом. По той же причине в мистериях неофитам часто давалось имя того бога, который был основателем этих мистерий, а инициация повторяла действие, определяющее сущность бога, и, следовательно, подобие ему по природе, что в некоторых случаях фигурально определяют понятиями «воплощения» или «родства».

То же самое можно сказать об обряде вообще: как о культе, посвященном «герою» или главе рода, которого традиционные патрицианские роды чтили в качестве своего духовного прародителя, положившего начало их положению и праву, так и о культе законодателей, основателей какого-либо учреждения или города, рассматриваемых как нечеловеческие существа. Здесь в основе также лежало действие, подобное жертвоприношению, наделявшее сверхъестественным качеством, сохранявшимся как потенциальная духовная наследственность в потомках, или же —во втором случае —как «душа», присущая этим учреждениям, законам или городам. Различные обряды и церемонии служили именно для актуализации и сохранения изначального влияния, которое по самой своей природе было источником здоровья, удачи и «счастья».

Это прояснение смысла определенного класса традиционных обрядов позволяет установить важный момент. В традициях цивилизаций или каст, имеющих ураническое узаконение, прослеживаются два элемента. Первый —материальный и натуралистический, т. е. передача того, что связно с кровью и расой, то есть жизненной силы, берущей свое начало из нижнего мира, с участием стихийных и коллективно-наследственных влияний. Второй элемент принадлежит высшему миру и обусловлен передачей и непрерывностью в совершении обрядов, в которых заключена тайна преображения и власти, реализующиеся в указанном жизненном субстрате. Таково высшее наследие, позволяющее утвердить и усилить свойство, которым обладают «божественные предки», которое или возобновляется ex novo, или же переходит с одного уровня на другой, с которого, собственно, и начинается как царская династия, так и государство, город или храм, также как каста, род (gens) или патрицианская семья, согласно сверхъестественному аспекту «формы», торжествующей над хаосом, что находит свое выражение в высших типах традиционного общества. Именно поэтому обряды, согласно дальневосточному выражению, можно назвать «олицетворением небесного закона» [121] .

Рассматривая ритуальное действие как таковое в высшей степени —жертвоприношение —в его наиболее завершенной форме (например, ведического типа), можно выделить в нем три стадии. Прежде всего, происходит ритуальное и духовное очищение того, кто приносит жертву, направленное как на то, чтобы помочь ему войти в реальный контакт с невидимыми силами, таки на усиление его способности к действенной связи с ними. За этим следует процесс заклинания, способствующий насыщению этими энергиями либо приносящего жертву, либо жертвы, либо и того, и другого; или же, наконец, некоего третьего элемента в зависимости от типа обряда. Наконец, действие, обуславливающее кризис (к примеру, убийство жертвы) и «актуализирующее» бога из субстанции определенных сил. [122] За исключением тех случаев, когда обряд служил созданию новой сущности, которая должна была стать «душой» или «гением» новой традиции, города, храма и так далее (поскольку постройка городов и храмов традиционно имела дополнительный сверхъестественный смысл), [123] происходил некий процесс, который можно определить как развязывание или размораживание. Иными словами, при помощи заклинаний восстанавливалась связь с низшими силами, составляющими субстрат изначального обожествления, а также воспроизводилось то насильственное действие, посредством которого эти силы отчуждались от самих себя и высвобождались в высшей форме. Теперь становится понятной опасность, которую представляет собой воспроизведение традиционного обряда, а также почему приносящего жертву называли «мужественным героем». [124] Неудачный, прерванный или искаженный по сравнению с изначальным образцом обряд ранит и расчленяет «бога»: это кощунство (sacrilegium). Изменение закона приводит к тому, что печать сверхъестественного владычества оказывается сломанной, и темные, двусмысленные, опасные силы вырываются на свободу. Но и небрежно проведенный обряд приводит к тем же последствиям: он ослабляет присутствие «бога» в нарушителях обряда и, соответственно, усиливает те энергии, которые в самом «боге» представлены в укрощенном и преображенном виде: приоткрываются врата хаоса. Напротив, жертвоприношение, исполненное точно и правильно, рассматривается как действие, посредством которого люди поддерживают богов, а боги —людей, для высшего блага обоих. [125] Того, кто не исполняет обрядов, ожидают «ады», [126] поскольку они отрекаются от приобщения к сверхъестественному порядку, нисходя до состояния низшей природы. Утверждалось, что лишь жертвоприношение не создает «уз» [127] .