Гарри уставился в ковер, внимательно разглядывая ворсинки.

— Сильно сомневаюсь, — пробормотал он. — Ему не все равно. Это поза. Он куда больший гуманист, чем я.

Выдохшись от обвинительной речи в адрес магов и волшебников, Г. Дж. устало опустился на второй диван, напротив Драко.

«Красивый, — отстраненно подумал он, разглядывая тонкие черты Ангела-Адвоката. — Но... чужой. Холодный. Циничный. Хуже Седрика, и опасней в сто раз».

— К черту, — пробормотал Гарри и вдруг улыбнулся. — А знаешь, где я тебя впервые увидел? В магазине «Маркс и Спенсер». Ты с Северусом разговаривал, а я... — он слегка покраснел, — вроде как Шпеера искал, но... на самом деле хотел узнать, с кем редактор встречается.

Драко мелодично рассмеялся.

— Думал, со мной?

— Ну да. Пока не услышал ваш разговор. Вы ругались. Ты сказал, что Северус подставил твоего отца.

— Конечно, подставил. Коготь запустил, как всегда. Настоял, чтобы papa был поверенным «Шпеера», еще тогда, когда Шпеер не написал ни строчки. Отец отказался поначалу, Северус начал на психику давить... Прижал, уговорил. Твой редактор-гуманист — страшный человек. Паук, который шага не сделает, чтобы не впутать кого-то в сеть. Если его начнут топить, с ним пойдет на дно еще тьма народа, смешно слушать твои рассуждения о марионетках, Поттер, ты разве не понимаешь, с кем связался? Северус сам кукловод, каких поискать. Гениальный игрок и интриган. Где ты там увидел проблески гуманизма, не знаю. Ты что-нибудь знаешь про его Архив?

Гарри озадаченно заморгал.

— Архив? Впервые слышу.

— Жаль, — Драко отпил глоток из бокала и недовольно поморщился, разочарованный то ли вином, то ли ответом Гарри.

— А что это за история... э-э... когда Северуса уволили из университета? — небрежно спросил Г. Дж., силясь скрыть любопытство.

— Когда я ему отсосал в деканате?

Гарри вспыхнул и закусил губу, проклиная себя, что спросил.

— Я тогда не знал, что происходит, это уже потом отец рассказал, — сказал Драко, не замечая смущения Г. Дж. — Петтигрю тогда был директором фонда «НД», всё точил зуб на Снейпа, видно, боялся финансовых разоблачений, так вот, Петтигрю нашептал Риддлу, что против него готовится убойный проект, то ли заговор, то ли конспиративные козни какие-то. Том, конечно, на стенку полез, Северуса три дня в бункере продержал, ничего не добился. Решил, что мой отец тоже тут замешан, для Риддла любые человеческие отношения, любая дружба — уже заговор. Потребовал от отца доказательств верности и собачьей преданности. Выгнать Северуса и разорвать с ним всякие контакты. Так что это идея Тома — сделать из меня Монику Левински, — рассмеялся он.

— Бред какой, — пробормотал Гарри. — Как твой отец на такое согласился?

— С трудом, — шевельнул бровью Драко. — Только после того, как Риддл побожился, что шума не будет, и моей карьере ничего не грозит.

— При чем тут карьера? А твои чувства его что, не волновали?

Драко пригубил из бокала.

— Кьянти последних лет безобразное, — отметил он. — Надругательство над виноградом. Одно санджовезе, белые сорта перестали добавлять.

Гарри заерзал от неловкости, кожей ощутив, что бестактно коснулся больной темы.

— Самое смешное, — продолжил Драко, — то, что весь этот конфликт сам Северус и спровоцировал. Разыграл, как по нотам. Видите ли, ему надо было выйти из «НД», причем уйти со скандалом, как пострадавшая сторона, чтобы втереться в доверие к Дамблдору.

Мысли Г. Дж. заметались, как птицы, пойманные в силок.

— Скажи, Драко, — его голос вдруг охрип от волнения. — Как ты думаешь, Северус бы мог... изобразить амнезию? ТАКУЮ амнезию?

В ожидании ответа его сердце глухо стукнуло и застыло.

— Вполне.

Гарри широко распахнул глаза, и, забывшись, атаковал зубами ноготь.

— Но на этот раз... Не думаю, что он играет, — Драко печально вздохнул, потушив возгоревшийся было проблеск надежды. — К сожалению. От такого спектакля нет ни малейшей выгоды.

— Нет резона, нет мотива, нет выгоды, нет логики.

Гарри залпом осушил бокал дорогого Кьянти.

* * *

«Никто не должен знать, что мы значим друг для друга».

«Я иду на самый большой обман в своей жизни».

«Если они ВСЕ поверят, мы попадем в другое измерение».

«Если ВСЕ поверят».

«Если поверят».

Слова Северуса, давно растворившиеся в крови, горячо застучали в сердце, наполняя кислородом надежды.

— Но билеты?.. — остановившимся взглядом Гарри глядел в потолок с похабными сатирами. — Айзек Шурке и Дэвид Шлауманн?

Внезапно он вскочил, откинул тяжелое атласное одеяло и кинулся к небрежно брошенной в кресло одежде, отыскивая телефон. В мобильном обнаружилось восемнадцать непринятых звонков от тети Петуньи, десять от дяди Вернона и два от Дадли: родственников взволновала скандальная слава племянника.

С замирающим сердцем Г. Дж. атаковал немецко-английский словарь.

«Schurke — негодяй, мошенник, подлец», — сообщил словарь. — Schlaumann — умный, догадливый человек».

— О, черт, — прошептал Гарри. — А имена?..

Дрожащими пальцами он потыкал в кнопки, отыскивая «значения имен».

«Айзек, Исаак — «Тот, который будет смеяться». Давид — «Любимый».

Смеяться полагалось мошеннику Айзеку, а вовсе не возлюбленному Давиду.

Повалившись спиной на развратный алый диван, Гарри захохотал сумасшедшим истерическим смехом, размазывая слезы по лицу.

Козлоногие сатиры над головой ухмылялись лукавыми чертями.

________________________________________________________________________________________

1) Английская народная песня «Слуги короля Артура», перевод Т. С. Сикорской

2) Arsch mit Ohren — жопа с ушами.

3) Was geht ab? — Что происходит? (В чем дело, что за хрень?).

* * *

— Liebster! Ты был в Альберт-Холле?

С безмолвной мольбой Гарри глядел в глаза Северуса, тщетно отыскивая искру притворства.

Ничего, кроме волнения, беспокойства и нежности, в возлюбленных глазах не обнаружилось. Не было в них и привычного живого света, острый взгляд потух, хотя по-прежнему оставался мягким и теплым — взгляд, незаслуженно предназначенный ему одному, Г. Дж.

Выглядел Северус отвратительно: лицо казалось серым, больным и усталым; вчерашней бодрости как не бывало — Большой Зверь до странности медленно сел на постели. Не глядя Гарри в глаза, Мэйсон упомянул о тестировании, проведенном «коллегами из МИ-6». Сердце Г. Дж. охватил страх: какой допрос учинили инквизиторы международного масштаба, оставалось только гадать.

«Они убьют его! Сведут с ума!»

— Не пугай меня, — пробормотал Северус, прожигая его все тем же встревоженным взглядом. — Признавайся, ничего не вышло?

«Невозможно ТАК играть! — с ужасом подумал Гарри. — Я всё выдумал! Мне просто безумно, безумно хотелось, чтобы он притворялся!»

— Вышло, Шатц, — он сел на постель, бережно обнял Большого Зверя и в бог знает который раз протянул ему телефон. — Вот, смотри.

Придвинувшись поближе, как голубь, жмущийся к теплой каминной трубе, Гарри молча разглядывал нервную чуткую руку, мягко легшую на его колено. Смотреть в экран сил не было: Г. Дж. до тошноты возненавидел проклятую запись в проклятом Альберт-Холле.

— Скримджер сказал, в дневнике Риддла не хватает нескольких страниц, — он потрогал кончиками пальцев голубоватую веточку вены на бледной коже.

— Нда? — только и сказал Северус. — Хм... Надо же.

Гарри поднес к губам его руку, тихо целуя и подбираясь к локтю. Задрав рукав пижамы, он застыл в ужасе — на сгибе руки багровели следы свежих инъекций, достойных потрепанного бурями наркомана.

Ненависть, глухая и бессильная, стукнула в сердце тяжелым молотом. С губ сорвалось беззвучное ругательство.

«Я заберу тебя отсюда, Шатц! Не дам им тебя уничтожить! Никогда и ни за что! Сегодня же!»

* * *

Г. Дж. Поттер не любил Рождество.