Северус отшвырнул вилку, та со звоном полетела на пол, затем оттолкнул тарелку, в которую Г. Дж. щедро навалил разносолов, вскочил и пантерой заметался по кухне.

«Джинни права, — хмуро подумал Гарри. — Вот что значит бросать курить. Наверное, если опять закурить...»

Мысль оборвалась на середине полета. Большой Зверь схватил какую-то тарелку и с чудовищным грохотом разбил о раковину. Через секунду туда полетела вторая, взорвавшись фонтаном осколков.

— Да, не то! Со мной всё не то! — в бешенстве выкрикнул Северус.

Гарри в ужасе зажал уши — третий взрыв был страшней первых двух.

Осатаневший редактор вдруг перестал бить посуду и тяжело рухнул в кресло, закрыв лицо рукой. Г. Дж. ринулся к безумному курильщику и порывисто обнял, прижавшись губами к горестно склоненной голове.

— Это из-за сигарет? Тебе плохо?

Северус поднял лицо и уставился на него больными и дикими глазами.

— Сигарет? — непонимающе переспросил он. — Heilige Scheiße, при чем тут...

Расправа над кухонной утварью не прошла даром: Большой Зверь затих и присмирел.

— Поешь, Liebes, — он взял утешающую руку Гарри и виновато поцеловал пальцы. — А я... лучше выпью чего-нибудь.

Мучаясь чувством неправильности происходящего, Г. Дж. уселся за стол, без аппетита ковыряясь в тарелке и разглядывая нервные руки своего визави, открывающие бутылку вина. В бокал потекла кровавая струйка бордо. Оторвавшись от созерцания длинных пальцев, обнявших хрупкое стекло, он поднял взгляд на Северуса и натолкнулся на то же самое пугающее и больное выражение в черных глазах.

Гарри выронил вилку.

— Почему ты на меня так смотришь, Шатц?

Северус протянул руку через стол и положил ладонь поверх пальцев Г. Дж., вонзившихся ногтями в скатерть.

— Когда я сказал, что люблю тебя, — неузнаваемым голосом начал он, — я сказал это не потому, что хотел дать тебе то, что ты просил. Ты хотел слышать эти слова, знаю.

Взгляд Гарри в тревоге метался от его страдающих глаз к горько усмехающимся губам.

— И не потому, — продолжил Северус, стискивая его пальцы, — что потерял голову в постели и в порыве благодарности напустил романтики.

Похоже, он волновался. Гарри редко улавливал в его произношении акцент. Сейчас к акценту прибавились явно не английские интонации.

— И не потому, что лгу, как дышу, — прошептал Северус. — А потому, что это правда. Я очень люблю тебя, — с безыскусной простотой сказал он, неотрывно глядя в широко раскрытые глаза Г. Дж.

— Я верю, — трясущимися губами пробормотал Гарри. — И я тебя люблю, Шатци-шатц. Очень. Очень-очень.

— Сегодня веришь, а завтра... — Северус схватил бокал вина и, вместо того, чтобы привычно смаковать, осушил залпом.

— Хватит об этом, — угрюмо сказал он. — Verzei...¹ Дьявол, извини, Liebes.

— Битте, — насупился Г. Дж. и отставил недоеденный ужин: о любви можно было поговорить и другим способом.

* * *

Пока Северус плескался в душе, Гарри лихорадочно пересмотрел несколько сайтов о бросающих курить и пришел к неутешительному выводу: гнусные табачные палочки подрывали нервную систему, а резкое прекращение курения било кувалдой по хрупкой психике любителей ядов.

С тяжким вздохом Г. Дж. оторвался от портрета курильщика с окурками во рту вместо зубов, порылся в своих вещах, которые незаметно перекочевали из десятой квартиры в девятую, и разложил на кровати арсенал антидепрессантов. Мысли сладко поваляться в постели улетучились на корню: разговор о здоровье был важней.

Любитель ядов вышел из ванны, не озаботившись одеждой, не считая полотенца на голове. Гарри скользнул жадным взглядом по большому сильному телу. Решимость посвятить вечер борьбе с курением слегка пошатнулась.

Северус оглядел заботливо разложенные по покрывалу коробочки.

— Ты же сказал, что прекратишь их принимать, — удивленно сказал он.

— Я и не буду, — буркнул Гарри, изо всех сил стараясь не замечать повисший у него перед носом член голого купальщика. — ТЫ. Будешь нервы лечить, Шатц, — он сурово кивнул на экран монитора, откуда обуглившимися зубами скалилась жертва табака.

Северус глянул на картинку и только фыркнул.

— Не знал, что ты великий врач, Liebling, — он навалился коленом на постель и бесцеремонным взмахом руки смел на пол коробочки с антидепрессантами. — Это дерьмо не поможет.

— А что тебе... — начал было Гарри и смолк: любитель ядов атаковал его губы ртом, пахнущим мятной пастой. Секунда — и борец с курением был безжалостно распят на матрасе, пригвожденный к кровати всем весом тяжелого, еще влажного тела.

— Да перестань ты! — он попытался вывернуться. — Тебе помощь нужна!

— Oh, ja, — согласился Северус.

Одежда великого врача, сорванная руками не желающего лечиться пациента, составила компанию аптечным коробочкам на полу.

План антиникотинового лечения стремительно катился под откос.

— Шатци-ша, — Гарри обхватил его руками и ногами, оплетая гибкой лозой. — Я просто хочу, чтобы тебе было хорошо, — почти жалобно сказал он.

— Мне хорошо, — прошептал Северус, лихорадочно исцеловывая его шею.

Г. Дж. прерывисто выдохнул, отдаваясь чувственной волне.

Через минуту он понял, что что-то не так.

Большой Зверь бывал разным: нежным до головокружения, сладострастно-жестоким, а чаще попросту настойчивым, как вечно жаждущий маньяк. Гарри любил все зверские ипостаси — то ли по волшебству, то ли интуитивно Северус превращался в того, кого просила душа.

Тот Зверь, что сейчас был рядом, казался новой разновидностью Больших Зверей и слегка пугал.

Он припадал горячими губами к дрожащему от предвкушения телу Гарри, казалось, пил его, отрываясь лишь затем, чтобы оглядеть диковатым взглядом его раскрасневшееся лицо, пылающую возбуждением кожу, вновь гладил губами и, опять застыв, СМОТРЕЛ.

Просто смотрел.

Странный Смотрящий Зверь не делал никаких хитрых попыток разбудить желание Г. Дж., возможно, это было и не нужно — тот заводился от одного прикосновения. Пугало другое — в полном нежности взгляде темных глаз сквозила странная тоска.

Гарри ласкал возлюбленного Зверя как умел, но, парализованный непонятным взглядом, делал все суетливо и порывисто: большой, но мягкий член Северуса и не думал оживляться, безвольно лежа в ладони Г. Дж.

«Проклятые сигареты! — с ненавистью подумал борец с никотином. — Вот он, фердамт!»

Гарри утроил усилия. Всё было напрасно.

— Ты устал, — пробормотал он, силясь скрыть огорчение. — Не хочешь.

Северус упал головой на его плечо.

— Хочу, как никогда раньше не хотел, — хрипло прошептал он. — О Liebes!..

Он сгреб в кулак вихры Гарри, целуя жмурящиеся глаза, хватая дрожащими губами его губы, вбирая в рот волосы. Пальцы другой руки, всегда умелые и чуткие, на сей раз ерзали по телу Г. Дж. беспорядочно и жадно, хватая и сминая, как придется, царапая ногтями и наверняка оставляя синяки.

Гарри понял, что пора брать дело в свои руки. Без лишних слов он извернулся на постели гибким Малым Зверем, схватил Большого за бедра и, захлебываясь слюной от неутоленного желания, погрузился лицом между его ягодиц, облизывая нежную горячую кожу.

— М-м, — услышал он. Ему почудился звук разочарования, возможно, Зверь желал чего-то другого.

— Я хочу видеть твое лицо, — простонал тот, подтвердив наихудшие опасения. — Los! Ich bitte dich!²

Не успел Гарри и моргнуть, как обнаружил себя в стадии погружения в пылающее тело Северуса: тот вбирал его в себя с одержимостью маньяка, причиняя боль обоим. Казалось, лихорадочно горящие глаза тоже всасывают Г. Дж. в черные воронки откровенного безумия.

Горячо соединившись плотью и двигаясь до странности медленно, они неотрывно смотрели глаза в глаза, не касаясь друг друга губами, но едва ли не ломая переплетенные пальцы сцепившихся рук.

Надолго Гарри не хватило. От напряжения и избытка чувств его затрясло в конвульсии. Вонзившись ногтями в жаркое тело Зверя, ставшее продолжением собственного, он будто выплеснул всего себя — так и не закрыв глаза, влил душу в расширившиеся зрачки Северуса, отдал горячее семя его телу и застыл, дрожа, качаясь на ослабевших ногах.