«Мой собесѣдникъ самъ былъ кровный африканскiй негръ, черный какъ тузъ пикъ; на головѣ его была надѣта чалма безукоризненной бѣлизны, а на плечахъ свободная куртка и мантiя — магометанскiй костюмъ.
«Среда, февраля 10-го. Сегодня утромъ ко мнѣ прiѣхалъ королевскiй драгоманъ засвидѣтельствовать почтенiе отъ властей и передать, что король будетъ радъ насъ видѣть въ Iоганно. Впродолженiе нашего разговора, онъ заявилъ, что хорошо знакомъ съ нашимъ судномъ и что извѣстiе о нашемъ уходѣ съ мыса, нѣсколько мѣсяцевъ тому назадъ, отогнало всѣхъ янки-китобоевъ, которые собирались здѣсь. Онъ сказалъ, что король Абдалла имѣетъ свою резиденцiю по восточную сторону острова. Король самъ хотѣлъ прiѣхать посѣтить насъ, но въ настоящее время былъ очень занятъ постановкой сахарной мельницы, которую только что получилъ съ острова Маврикiя.
«Этотъ островъ прекрасное и живописное мѣсто. Внутри онъ представляетъ собою гору, густо поросшую лѣсомъ; горныя покатости въ нѣкоторыхъ мѣстахъ такъ круты, что растущiя на нихъ деревья касаются другъ друга, такъ что вершина нижняго касается корня верхняго.
«Народонаселенiе смѣшанное: арабы и негры. Они внимательны, подвижны и не только слышали объ американской войнѣ, но даже разсуждаютъ о ней и говорятъ, что она главнымъ образомъ ложится на нихъ, такъ какъ имъ приходится дороже платить за товаръ, состоящiй большею частью изъ хлопка. Они говорятъ, что мы собственно разрушили всю торговлю янки. Султанъ молодой человѣкъ, лѣтъ двадцати восьми, имѣетъ умѣренный гаремъ, состоящiй только изъ пяти женъ.
«Четвергъ, февраля 11. Съѣхалъ на берегъ, чтобы провѣрить мои хронометры, по которымъ долгота этого мѣста вышла: 44° 26′ 30″ восточная, на 30″ менѣе опредѣленiя капитана Уоэна. Съ якорнаго мѣста городъ выглядитъ очень живописно; онъ имѣетъ каланчу и два форта; одинъ изъ нихъ расположенъ на холму, командующемъ городомъ, другой на берегу моря; кромѣ того виднѣется много каменныхъ домовъ. Высаживаются здѣсь на скалистый берегъ, у котораго даже въ штиль ходитъ бурунъ. Когда мы съѣхали, то нашли на берегу массу праздношатающихся всѣхъ племенъ, исключая кавказскаго; всѣ они съ любопытствомъ осматривали наши судовые брезенты, развѣшанные тамъ для просушки, послѣ мытья. Городъ мы нашли на половину разрушеннымъ и крайне неопрятнымъ. Дома, выстроенные изъ грубаго камня, обложены цементомъ и крыты соломой; улицы шириною 5 футовъ и, кажется, нарочно сдѣланы кривыми.
«Былъ второй день праздника Рамазана и толпы гулякъ собирались въ узкихъ портикахъ читать коранъ. Употребительный языкъ острова нѣженъ и прiятенъ для слуха. Мы посѣтили одинъ изъ главныхъ домовъ: стѣны его были усѣяны множествомъ нишей; въ нихъ было выставлено все, что только можно себѣ представить: кофейныя чашки, различныя украшенiя и проч. Вокругъ комнатъ стояли канапе.
«Кучка грязныхъ, полуодѣтыхъ дѣтей, но ни одной дѣвочки. Мы взяли соотвѣтствующiя высоты, среди большой толпы, тѣснившейся около насъ; всѣ они были очень вѣжливы и устивы. Въ 5 ч. вечера мы вернулись на судно, ознакомившись вдоволь съ внѣшнею жизнью озуанъ. Внутренняя жизнь осталась для насъ неизвѣстной.
«Выйдя сегодня утромъ на верхъ, я былъ пораженъ прелестной картиной: солнце бросало лучи на вершины холмовъ, а въ долинахъ образовались отъ нихъ длинныя тѣни. Ночью я заснулъ подъ шумъ буруновъ, разбивавшихся у берега. Какъ прiятно наслаждаться благоуханiемъ береговаго воздуха, который приносится къ намъ береговымъ вѣтромъ. Мои матросы скучаютъ на берегу — природа не имѣетъ для нихъ прелести, потому что нельзя достать водки! Если бы я остался здѣсь долѣе, то посылалъ бы ихъ на берегъ за наказанье».
«Пятница, февраля 12. Сегодня магометанскiй праздникъ, но они не исполняютъ такъ строго свои праздники какъ пуритане. Насъ осаждаютъ посѣтители; въ числѣ ихъ были принцы, двоюродные братья султана. Одинъ изъ нихъ былъ главнокомандующiй армiей; онъ разсказалъ мнѣ происшествiе съ судномъ Дэль. Нѣсколько лѣтъ тому назадъ пришли сюда два китобоя Соединенныхъ Штатовъ; одинъ изъ нихъ накупилъ себѣ провизiи на 250 дол. и сказалъ жителямъ, что онъ очень бѣденъ и потому не можетъ заплатить за это деньги, но что онъ даетъ росписку на имя консула въ Занзибарѣ. Они согласились на это, но шкиперъ ночью ушелъ, не давъ никакой росписки. Они взяли капитана другаго судна заложникомъ, пока его судно не пойдетъ въ погоню и не принесетъ обѣщаной росписки. Черезъ нѣсколько часовъ жители одума…
<…>
ГЛАВА XXXV
«Человѣкъ за бортомъ». — Свѣжiй вѣтеръ. — Три года. — Снова на мысѣ. — Взятiе Тускалузы. — На пути въ Европу. — Извѣстiя о войнѣ. — Творенiя Алабамы. — Rokingham. — Послѣднiй призъ. — Tycoon. — Девятнадцать судовъ перегнала. — Въ каналѣ. — Въ Шербургѣ.
До конца февраля ничего замѣчательнаго съ Алабамой не произошло. 28 числа обычная жизнь на военномъ суднѣ была прервана крикомъ: «человѣкъ за бортомъ!» Судно моментально привело къ вѣтру; но прежде, чѣмъ успѣли спустить шлюпку, одинъ храбрецъ бросился въ воду и поплылъ къ своему бѣдствующему сотоварищу; ему удалось спасти его.
3-го марта крейсеръ въ первый разъ увидѣлъ капскаго голубя и альботроса, а 4-го Сэмсъ продолжаетъ такъ свой дневникъ:
«Штормъ все еще продолжается, хотя по-временамъ стихаетъ; волненiе уменьшилось, но качка еще велика, и на палубѣ вода. Сегодня три года съ тѣхъ поръ, какъ я разстался съ моимъ семействомъ въ Уашингтонѣ, въ тотъ самый день, когда въ президенты былъ избранъ простой демократическiй политикъ, признанный для рѣшенiя великихъ дѣлъ; онъ до сихъ поръ даже не проникся чувствомъ своего долга, а остался такимъ же шарлатаномъ. Эти три года постоянныхъ заботъ, бодрствованiя, риска и опасности сдѣлали меня совсѣмъ старикомъ и подкосили мое здоровье, такъ что теперь, для продленiя моей жизни, мнѣ необходимъ отдыхъ и отдыхъ. Судно мое износилось такъ же, какъ и его командиръ, и требуетъ внимательнаго освидѣтельствованiя, если только мнѣ удастся войти въ докъ. Ежели моя небольшая услуга, состоящая въ уничтоженiи и ослабленiи непрiятельской торговли, принесетъ хоть малѣйшую пользу и споспѣшествуетъ независимости моего любезнаго юга, то я буду считать себя вполнѣ вознагражденнымъ.
«Алабама продолжала свой курсъ, сопутствуемая штормами; снасти ея напрягались, штуръ-тросъ дергало все время до 11 марта, когда открылся мысъ. Здѣсь она держалась до 20 марта, на пути судовъ, шедшихъ попутными штормами по 10 и 12 узловъ и могла видѣть ихъ только за милю отъ себя.
Прибывъ въ столовую бухту, капитанъ Сэмсъ узналъ о задержанiи «Тускалузы» и по этому поводу тотчасъ же послалъ письмо адмиралу Уокеру[22].
Съ мыса она вышла 25 числа и взяла курсъ въ Европу. 29-го марта капитанъ Сэмсъ продолжаетъ такъ свой дневникъ:
«Наконецъ я имѣю свободное время, чтобы прочесть послѣднiе газеты, полученныя на мысѣ. Правительство Соединенныхъ Штатовъ, народъ и съ ними вмѣстѣ англiйская пресса кажется пришли къ тому заключенiю, что мы окончательно поражены и что война скоро кончится! Линкольнъ дошелъ до того даже, что предписывалъ условiя, на которыхъ наши штаты могутъ снова вступить въ союзъ, т. е. новую организацiю правительства штатовъ, заключающихъ одну десятую часть народа. Конечно, заблужденiе этихъ людей нельзя считать дѣйствительнымъ. Никакая земная сила не въ состоянiи подчинить южные штаты, хотя нѣкоторые изъ нихъ по своему малодушiю, отпали и за одно съ янки ведутъ войну противъ своихъ же. Исторiя заклеймитъ ихъ прозвищемъ измѣнниковъ и трусовъ. Что же касается до тона англiйской прессы, я не удивляюсь ему — Англiя очень богата, чтобы не быть великодушной: она смотритъ на нашу войну, какъ на кулачный бой; одному кричитъ ура! а другаго одобряетъ».
«Съ 29-го марта до 22-го апрѣля ничего заслуживающаго вниманiя не было, исключая 16-го числа, когда Алабама получила извѣстiе черезъ шкипера одного французскаго судна, что на островахъ Чинча не было ни одного французскаго судна, тогда какъ въ iюлѣ 1863 года тамъ стояло ихъ отъ семидесяти до восьмидесяти. Цѣлые томы можно было бы написать объ ужасѣ, который производила Алабама своимъ крейсерствомъ. Ночь на 23 апрѣля была вся посвящена погонѣ за иностраннымъ судномъ, которое только къ разсвѣту было настигнуто. На поднятый флагъ Соединенныхъ Штатовъ оно отвѣтило тѣмъ же; къ нему послали шлюпку и взяли его въ плѣнъ. Это было судно «Рокингам» съ грузомъ гуано. Алабама употребила его сначала вмѣсто щита, а потомъ сожгла. Грузъ значился нейтральнымъ, но капитанъ Сэмсъ осмотрѣлъ судовыя бумаги и пишетъ по этому поводу въ своемъ дневникѣ:
