— Это пост канонира, — заметил Алекс, вместе с креслом развернувшись лицом к Басе.
— Мне нельзя?..
— Да ничего, оно же не подключено. Нажимай любые кнопки. О, хочешь, покажу крутую штуку?
Бася кивнул и опустил руки на джойстики. Они были усеяны кнопками. Место канонира. Эти кнопки управляют смертоносным оружием «Росинанта». Видел бы его здесь, за рычагами, Яцек!
Отвернувшись, Алекс нажал что-то на своем пульте, и экран перед Басей ожил, показав такой же вид, как у Алекса. Бася всматривался в яркий лимб планеты, отыскивая Первую Посадку. Днем без точки-указателя это было невозможно. Ночью он увидел бы искорку света.
Алекс еще что-то сделал, и изображение планеты сменилось тускло-красной грудой лавы.
— Это луна плавится. Не самая большая, но все равно задумываешься, что бы могло расплавить такую уйму камня.
— А ответ мы знаем?
— Ни фига. Я бы сказал — работа чертовой протомолекулы.
Больше Бася ничего спросить не успел, потому что запищала рация.
— Алекс, — отозвался пилот.
— Малыш ушел, проверка связи, — произнес голос Амоса.
— Как там капитан? — спросил Алекс.
— Не слишком. И опять не дал мне сделать того, что следовало.
— Пристрелить в упор шефа РЧЭ?
— Ух, — проворчал Амос, — как приятно, когда тебя понимают.
— Она у них, дружище, — ласково, но твердо сказал Алекс. — Давай не будем усугублять положения.
— Да-да…
— Ты там за капитаном присмотри, — продолжал Алекс, — а я позабочусь о нашем старпоме.
— А если ее… обидят?
— Тогда обломки РЧЭ год будут сыпаться на Илос.
— Это уже не поможет, — вздохнул Амос.
— Верно, — согласился Алекс, — не поможет. Но так будет.
— Ладно, пойду искать капитана. Амос, конец связи.
Алекс поиграл кнопками, и камера снова отвернулась от планеты. Сначала экран был пуст, потом загорелась крошечная точка, не больше одного пикселя. Зум превратил ее в тяжелый корабль, раскрашенный в цвета РЧЭ. Алекс еще раз нажал приближение, и корабль заполнил весь экран, в центре которого мерцал маленький красный крестик.
— Я с вас глаз не свожу, — выдохнул Алекс.
— Что там? — Бася указал на крестик.
— Расположение реактора. «Роси» держит его под прицелом. Я могу пробить им сердце гауссовым снарядом в любой момент — у них и тревоги поднять не успеют.
— А это будет… ну, ты понимаешь?.. — Бася руками изобразил взрыв.
— Нет, просто продырявит. Может, убьет какое-то количество техников.
— Они знают, что они под прицелом?
— Пока нет, я как раз собираюсь сообщить. Чтобы моего старпома не придушили.
— Хорошо, что у тебя есть такое средство, — сказал Бася и хотел на этом остановиться, но слова сами просочились сквозь зубы: — У меня дочь на «Барбапикколе» и сын внизу, на Илосе. И я не могу ни помочь им, ни защитить.
Он ждал пустого сочувствия.
— Да уж, — протянул Алекс, — напортачил ты, а?
Он отстучал что-то на экране, и поверх картинки с «Эдвардом Изралем» вспыхнули на секунду красные слова: «Рельсовая пушка готова».
— Сейчас буду их вызывать, — сказал Алекс.
— Предупредишь?
— Скорее пригрожу, — ответил Алекс. — Хуже подарка человеку, которого любишь, не придумать, но ничего другого у нас не осталось. — Он приподнялся, повернул что-то на переборке, и из вентилятора ударила струя прохладного воздуха, взъерошила редкие волосы пилота и высушила пот. Алекс прикрыл глаза и вздохнул.
— А вот мне и пригрозить нечем. — Бася сам почувствовал, что скулит. — Даже этого я не могу.
— Ага. Я вот двадцать лет летал в марсианском военном флоте, — сказал Алекс, не открывая глаз.
— О?.. — недоуменно отозвался Бася.
— Был женат, — продолжал пилот, подставляя под струю воздуха то лицо, то шею. Бася промолчал. Он чувствовал, что предстоит история, а не беседа. Алекс расскажет сам, если не передумает. — У супругов флотских жизнь довольно дрянная, — через минуту продолжил Алекс. — Рейс военного корабля занимает от девяноста до четырехсот, а то и пятисот суток. В зависимости от расположения флота и твоего места в ведомости.
— Места в ведомости? — переспросил Бася.
— От того, кем ты работаешь. В общем, ты на корабле, партнер дома, занят своими делами. Многие переходят к групповому браку и тому подобному. Но я однолюб, и жена моя была такой же, так что мы придерживались традиционного варианта.
Бася покивал, хотя и знал, что Алекс его не видит. Когда строили новые купола, он проводил на поверхности по четыре-пять дней подряд. Медицинская практика Люсии не позволяла выезжать вместе с мужем, хотя детей у них еще не было. Те недели тянулись долго. Представить, как это, когда таких недель десять или двадцать подряд, Басе не удалось.
— Так, значит, она оставалась дома, пока я летал, — еще помолчав, сказал Алекс. — Занималась своей работой — она была инженером-программистом. Хорошим программистом, кстати. Не то чтобы она из-за меня не могла оставить дом. Но все-таки, когда кого-то любишь, хочется быть с этим человеком, а мы друг друга любили. Даже хранили верность, представь себе. Нам обоим трудно давались мои отлучки. Когда я возвращался, под нами кровать трещала.
Алекс дотянулся, выключил вентилятор и развернулся лицом к Басе. На его широком лице застыла грустная улыбка.
— Дерьмовая ситуация, но она меня не бросила. Двадцать лет, пока я служил, оставалась со мной. И пока я находился в порту, все было хорошо. Она брала работу домой, а я — побольше увольнительных, так что мы поздно просыпались и завтракали вместе. Работали в саду…
Алекс снова закрыл глаза, и на минуту Басе почудилось, что пилот засыпает.
— Бывал на Марсе?
— Нет, — ответил Бася, — жена бывала.
— Те районы, что поновее, построенные, когда мы разобрались, что людям нужно для счастья, — уже другие. Без узких каменных коридоров. В последние годы строят широкие переходы с уймой зелени посередине.
— Как на Церере, — кивнул Бася. — Я был на Церере.
— Ага, именно так. На Церере тоже так строят. В общем, можно получить разрешение на уход за частью этого бульвара. Сажать, что захочется. Нам отвели ломтик у нашей двери. Жена посадила огород, немного цветов, несколько саженцев острого перца. Там мы и возились.
— Приятное занятие, — заметил Бася.
— Да… — не открывая глаз, кивнул Алекс. — Тогда я не понимал. Мне казалось, лишний горб на спину. Честно говоря, я никогда не увлекался садоводством. Но жене нравился сад, а мне — жена, и тогда этого было довольно.
— Она умерла? — спросил Бася.
— Что? Господи, да нет же!
— А что случилось?
— Случилось то, что она двадцать лет ждала моей отставки. И вот я ушел с флота, и нам не приходилось больше расставаться. Она на полставки занималась своей работой, я на полставки — вождением суборбитальных челноков. Мы много времени проводили в постели.
Алекс открыл глаза и подмигнул. Кажется, он ждал отклика, поэтому Бася спросил:
— И что тогда?
— И тогда я как-то раз привел транспортник на орбиту и, пока он разгружался, чуть не отправился заново вербоваться в МВФ[136].
— Они тебя взяли?..
— Нет, я все-таки не пошел, да и все равно был слишком стар. Но, когда я вернулся, мы страшно разругались из-за какой-то чепухи. Не помню даже, из-за чего. Черт, я уже тогда понял, из-за чего мы ссоримся, хотя вроде как и не понимал.
— Ты собрался уйти…
— Нет, я на самом деле никогда не собирался ее бросать. Я всегда хотел быть с ней. Но я не мог без полетов. Она ждала меня двадцать лет и привыкла думать, что после отставки мы станем целиком принадлежать друг другу. Она оттрубила свое так же, как я, и заслуживала того, на что рассчитывала.
Бася ждал продолжения, как удара в живот, — он невольно сравнивал эту историю с собственной.
— И все-таки ты ушел.
Алекс не отвечал и не шевелился, просто плавал в ремнях пилотского кресла, как труп в воде. А когда заговорил, голос прозвучал тихо и сдавленно, словно он признавался в чем-то постыдном. И надеялся, что его не услышат.