— …Надо закрыть, — говорил Пракс. — То есть теперь для него уже нет оснований. Как ты думаешь, мне не могут предъявить иск?

— Иск всякому могут предъявить, — отвечал Холден, — только вряд ли выиграют дело.

— Но я вовсе не хочу ни с кем судиться. Надо его закрыть.

— Я выставил на сайт уведомление о нынешнем положении дел и запросил подтверждения на право перевода денег.

Авасарала втянула себя в камбуз. Пракс с Холденом парили у кофеварки. Пракс ошалело хлопал глазами, а лицо Холдена выражало некоторое самодовольство. Оба держали в руках по груше с кофе, но Пракс о своей, кажется, позабыл. Глаза у него были совсем круглыми, а челюсть отвисла, вопреки невесомости.

— Кому иск? — спросила Авасарала.

— Теперь, когда мы вернули Мэй, — объяснил Холден, — Пракс хочет, чтобы ему перестали слать деньги.

— Их слишком много, — подхватил ботаник, с надеждой глядя на нее, словно ждал, что Авасарала немедленно поможет.

— Избыточный бюджет? — спросила Авасарала.

— Ну, на то, чтобы бросить работу, ему не хватит, — сказал Холден. — Во всяком случае на роскошную жизнь маловато.

— Но они же твои, — с надеждой обратился к нему Пракс. — Счет открывал ты.

— Плату за «Росинант» я уже снял. Не сомневайся, ты с нами щедро расплатился, — отмахнулся Холден. — Все, что осталось, твое. Ну, ваше с Мэй.

Авасарала недовольно поморщилась. Это немного подрывало ее планы. Она думала, что сейчас самое подходящее время впрячь Пракса в контракт, а Джим Холден снова влез в последний момент и все испортил.

— Поздравляю, — протянула она. — Никто не знает, где Бобби? Мне надо с ней поговорить.

— В последний раз, когда я ее видел, она направлялась к мастерской.

Авасарала поблагодарила и потащилась дальше. Если Праксидик Менг теперь финансово независим, он не так охотно возьмется за работу по восстановлению Ганимеда — во всяком случае, не за деньги. Может, она сумеет воздействовать на его гражданское сознание? Они с дочерью стали воплощением трагедии Ганимеда, и его лицо во главе стола будет значить для людей больше, чем все рассуждения о том, как плохо им придется, если не наладить поставки продовольствия. Возможно, Менг из тех, кто покупается на такое. Надо будет обдумать.

И опять она двигалась так медленно и осторожно, что издалека услышала голоса. Бобби и Амос — оба смеются. Авасарале не верилось, что она застала их в интимную минуту, но в смехе чувствовалось что-то такое. Потом восторженно взвизгнула Мэй, и Авасарала поняла.

На ее взгляд, механическая мастерская была самым неподходящим на корабле местом для детских игр, за исключением, разве что, реакторного зала, однако Мэй была здесь: висела в воздухе, размахивая руками и ногами. Черные, отросшие до плеч волосы взметнулись вихрем, не успевая за плавным кувырком тела. Бобби поймала малышку и кинула обратно к Амосу. Авасарала отметила, что у девочки скоро станут меняться молочные зубы, и подумала, много ли она вспомнит об этой истории, когда станет взрослой.

— Вы с ума сошли? — строго спросила она, дождавшись, пока Амос поймает девочку. — Здесь не игровая площадка.

— Да ладно, — ответил Амос, — мы здесь ненадолго. Капитану с доком надо было минутку потолковать спокойно, вот я и увел малышку сюда. Экскурсия по кораблю.

— Может, они и попросили вас поиграть с нею, но не подразумевали, что вы станете использовать ее вместо мяча, — отрезала Авасарала, надвигаясь на механика. — Дайте мне ребенка. Вы все совершенно не умеете обращаться с маленькими девочками. Даже странно, как вы умудрились дожить до своих лет?

— А что такого? — ухмыльнулся Амос, протягивая ей малышку.

— Иди к нянюшке, — сказала Авасарала.

— Что это — «нянюшка»? — спросила девочка.

— Я твоя нянюшка, — ответила Авасарала, принимая девочку на руки. По привычке она хотела подставить бедро, чтобы удержать тяжесть. Странно было взять в руки невесомого ребенка. Приятно, но странно. От Мэй пахло воском и ванилью. — Долго нам еще ждать тяги? Мне ох… ох как несладко болтаться по кораблю на манер воздушного шарика.

— Вот Алекс с Наоми закончат проверку компьютеров — и снимаемся, — сказал Амос.

— А где папа? — спросила Мэй.

— Хорошо, — ответила Амосу Авасарала. — Нас поджимает расписание, а за уроки воздухоплавания я вам не платила. Папа разговаривает с капитаном, Мэй.

— Где? — капризно протянула девочка. — Где он? Хочу к папе!

— Я тебя отведу, крошка, — успокоил Амос, подавая ей широкую лапу, и обернулся к Авасарале. — На пять минут ее хватает, а потом: «Где папа?»

— Хорошо, — кивнула Авасарала. — Они друг друга стоят.

— Угу.

Механик подтянул девочку к своему центру тяжести и толчком направил себя к камбузу. Ему зацепы были ни к чему. Проводив их взглядом, Авасарала обратилась к Бобби. Та плавала, окруженная волнами собственных волос. Авасарала еще не видела ее такой расслабленной. Спокойствие на лице должно было придавать девушке умиротворенный вид, но Авасарале вдруг представилась утопленница.

— Ну что, — спросила Бобби, — ваши техники с Земли ответили?

— Ответили, — кивнула Авасарала, — был очередной всплеск энергии. Сильнее, чем прежние. Пракс не ошибся. Это единая сеть, и, хуже того, они не страдают от задержки сигнала. Венера отозвалась прежде, чем информация о битве могла ее достичь физически.

— Так, — проговорила Бобби. — Это плохо, да?

— Это странно, как лифчик на епископе, но кто бы знал, что это значит? Они рассуждают о спин-связанных сетях, что бы под этим ни подразумевалось. Самая внятная из теорий говорит, что для протомолекулы это вроде всплеска адреналина. Когда одна часть подвергается насилию, остальные настораживаются, пока опасность не минует.

— Ну, значит, она хоть чего-то боится. Приятно слышать, что в чем-то она уязвима.

Минуту обе молчали. Вдалеке что-то звонко рассыпалось, взвизгнула Мэй. Бобби напряглась, Авасарала же и глазом не моргнула. Любопытно, как реагируют на девочку непривычные к детям люди. Они не умеют отличить восторженного визга от плача. Авасарала уже поняла, что на этом корабле только она и Пракс разбираются в детских воплях.

— Я тебя искала, — сказала она.

Бобби пожала плечами.

— Вот я здесь.

— Это плохо?

— Не поняла. Что плохо?

— Что ты здесь.

Бобби отвела взгляд, замкнулась. Этого Авасарала и ожидала.

— Ты собиралась умереть, а Вселенная тебя снова надула. Ты победила. Ты выжила. И все проблемы остались.

— Некоторые остались, — признала Бобби. — Хотя и не все. И мы выиграли в вашей игре.

Авасарала расхохоталась так, что ее раскрутило в воздухе. Дотянувшись до стены, она остановила вращение.

— Моя игра! В ней не бывает победы. Просто мы пока не проиграли. Вот Эрринрайт — он проиграл. И Сорен. И Нгайен. Я вывела их из игры, а сама осталась, но что дальше? Эрринрайта с треском выставят в отставку, а мне предложат его работу.

— Вы этого хотите?

— Хочу или не хочу — не важно. Мне ее предложат, потому что, если Пузырь-башка этого не сделает, люди решат, что он мной пренебрегает. А если я не возьмусь, решат, что я уже не так голодна, чтоб меня бояться. Я буду отчитываться непосредственно перед генеральным секретарем. Больше власти, больше ответственности. Больше друзей и больше врагов. Так приходится платить за игру.

— Похоже, должен быть выбор.

— Он есть. Я могу уйти в отставку.

— А почему бы и нет?

— О, я уйду, — ответила Авасарала, — в тот день, когда ко мне вернется сын. А ты? Хочешь уйти?

— Вы спрашиваете, по-прежнему ли я ищу смерти?

— Да, я об этом.

Повисла пауза. Это было хорошо. Значит, Бобби действительно обдумывает ответ.

— Нет, — сказала она, — думаю, нет. Погибнуть в бою — одно дело. Этим можно гордиться. А просто уйти, чтобы уйти, — это не для меня.

— Ты в интересной позиции, — сказала Авасарала. — Подумай, как ее использовать.

— В какой же это позиции? Вольного наемника?

— Предательница своего правительства и герой своей родины. Мученица, оставшаяся в живых. Марсианка, чей лучший и единственный друг вот-вот возглавит правительство Земли.