— Он не удовлетворен своим браком с Анной.

— Так вот почему я ему понадобилась. Он хочет окончательно избавиться от меня. Я стою на его пути. Теперь настал черед низвергнуть Анну, чтобы он вновь мог вступить в брак, но я ему мешаю.

Мария де Салинас подошла к кровати.

— Мне кажется, мисс Сеймур, что Ее Величество утомилась. Оставьте ее!

Я заметила, что испанка по-прежнему говорит о Екатерине как о королеве.

— Я уже ухожу, — сказала я, вставая со скамейки.

— Ты придешь завтра, Джейн?

— Конечно, если вы того пожелаете, милая леди Каталина.

Появился Гриффит Ричардс, и Екатерина приказала приготовить мне комнату.

— И убедитесь, чтобы у Джейн было достаточно дров, — заметила она.

— Но, Ваше Величество, дров у нас мало… — начал старый церемониймейстер.

— Стыдно, сэр. Неужели вам неведомо гостеприимство? Мы должны в первую очередь позаботиться о нашей гостье, а потом уже о самих себе.

В отведенной мне комнате стоял страшный холод, а одеяла на кровати были совсем тонкими. Гриффит Ричардс рассыпался в извинениях.

— Наши запасы весьма скудны, — пожаловался он. — От королевского двора в Лондоне поступает ничтожно мало. Король вовсе не склонен проявлять щедрость. Он заявил, что раз королева не желает подчиняться его приказам, то должна на собственные средства содержать свой двор, а денег у нее почти не осталось.

Я тут же вытащила кошель и отсыпала Ричардсу целую пригоршню серебряных монет.

— Вот, возьмите. Наверняка в деревне можно купить дров. Закажите еще еды и вина столько, сколько нужно. Ступайте скорее!

Старик едва смог совладать со своими чувствами, бормоча слова признательности, но я прервала его излияния, отправив за припасами, а затем позвала слугу, велела развести огонь из тех немногих дров, что были мне предоставлены, и забралась в постель в надежде хоть немного согреться.

Угли в моем камине почти успели остыть к утру следующего дня, когда над замком занялся серый рассвет. Я проснулась от холода. Но едва я приступила к утреннему туалету, как принесли большую вязанку дров и тотчас затопили камин. Скоро в дверь постучал Гриффит Ричардс и передал, что королева (здесь Екатерину называли только этим титулом) приглашает меня на утренний чай. Манеры его, как всегда, были торжественными, но пока он вел меня к опочивальне вдовствующей принцессы, я заметила, что за прошедшую ночь движения его стали гораздо живее, а на лице засветилась надежда. Над замком Кимболтон явно повеяли ветры благоприятных перемен, невзирая на тяжелую болезнь ее самой знатной обитательницы.

К моему изумлению, Екатерина сидела в постели, опираясь на подушки. Ее волосы были убраны под чепец, а худыё плечи закрывала теплая шерстяная синяя шаль. Она приветствовала меня радостной улыбкой и указала на место у стола рядом с ее постелью. Мы быстро прочли молитвы и с наслаждением принялись за еду, намазывая масло и мед на свежий теплый хлеб. Екатерина с удовольствием отдавала должное простому завтраку, а морщины, оставленные страданиями и тревогами, сегодня при дневном свете как будто бы разгладились.

— Скажи мне, Джейн, почему король хочет избавиться от своей потаскухи? — спросила она меня, когда закончила трапезу и вытерла губы свежей льняной салфеткой.

Я ответила не сразу:

— Они ссорятся. Анна раздражает его, он ею пресытился. И еще…

Екатерина подалась вперед, желая услышать ответ:

— Что еще?

Я замолчала. Вправе ли я открывать тайны семейной жизни короля и Анны? Но что плохого случится, если я буду честна перед той, кто уже одной ногой в могиле? Правда, сейчас Екатерина не выглядела умирающей. Да, она постарела, поблекла, но в ней вновь чувствовалась та жизненная сила и уверенность в своем превосходстве, которую я не видела с тех пор, как перестала быть ее фрейлиной.

Так почему бы не рассказать? Разве что это оживит печальные воспоминания. Наконец я решилась:

— Анна родила… родила уродца, который умер.

Екатерина кивнула:

— Пророчество Кентской Монахини сбылось!

— Да. И король уверен, что она не сможет выносить здорового наследника мужского пола.

Мы помолчали.

— Если он хочет избавиться от нее, — ровным голосом сказала Екатерина, — то нет ничего проще.

Я ждала, что еще она скажет, думая, как она, должно быть, радуется будущему свержению своей соперницы — той, которая заняла ее место, ввергла ее в пучину унижений и бед. Хотя, напомнила я себе, не Анна была причиной устранения Екатерины. Король и только он добился признания их брака недействительным, а сейчас желает пройти по проторенной дорожке, сделав козлом отпущения Анну.

— До того, как злосчастная Джейн Попинкорт оставила двор, — промолвила Екатерина, — она призналась мне: Генрих спал не только с Марией, сестрой Анны — об этом знает весь свет, — но и с матерью Анны. Мои советники подтвердили, что по каноническому праву это считается кровосмешением и делает брак короля и Анны недействительным. Джейн сделала письменное признание под присягой. Этот документ никто не видел, кроме кардинала Кампеджио, и если мой муж решит отречься от Анны, им можно воспользоваться.

— Есть еще кое-что, — добавила я, — кое-что, в чем я сама готова поклясться. Я слишком долго скрывала правду в моем сердце, ожидая момента, когда Анна понесет наказание за все то зло, которое она совершила.

Я поведала Екатерине историю нашей с Гэльоном любви и попытку Анны деньгами склонить его к близости с ней, чтобы выдать возможный плод этой связи за королевское дитя. Рассказала я и о том, что он, убоявшись последствий, передал мне каждое слово Анны. Не утаила я и его гибель — от рук самой Анны или по ее приказу.

Королева тут же вспомнила, а я подтвердила слухи о том, что Анна устроила убийство Джейн Попинкорт и велела отравить еду Генри Фицроя.

— Она в отчаянье и готова воспользоваться любыми средствами, — сказала Екатерина. — Но сейчас она только ухудшает свое положение, ибо расплата неминуема! Очень скоро она попадется в свою собственную сеть. Прекрасная охотница, приманивающая своих жертв и наносящая смертельный удар. Паучиха в центре свитой ею же паутины, поджидающая добычу. Только в этот раз паутина обовьет ее саму и выбраться ей не удастся.

В то лето король пребывал в добром здравии и прекрасном настроении. Он забросил свою золоченую трость, ходил легкой походкой и часто покидал дворец в компании своих ближайших друзей в поисках развлечений. Анна оставалась на своей половине и была предоставлена самой себе. Даже любимица короля пухленькая Мэдж Шелтон не принимала участия в его буйных забавах. Каждый день Генрих выезжал на охоту и без устали, как молодой, скакал по лесам и полям, возвращаясь лишь к вечеру с добычей и неутоленной жаждой новых удовольствий.

Неделю за неделей король с небольшой свитой переезжал из замка в замок, пока Нед не пригласил его погостить в нашем поместье Вулфхолл. Здесь в парке и окружающих его лесах была прекрасная охота. Как-то вечером король воспользовался этим приглашением. Он прибыл к нам в обществе тех, кого знал с детства или приблизил во время своего правления. В большом зале Вулфхолла собрались Чарльз Брэндон, Томас Кромвель, мой брат Нед, Николас Кэрью[79], архиепископ Крэнмер[80], другие высшие церковные деятели и служители закона, — те, кто держал руку короля в деле об аннулировании брака и содействовал разрыву с Римом.

Король собрал их под кровлей Вулфхолла не только и не столько на дружеский пир, сколько для того, чтобы поставить перед лучшими умами королевства новую задачу — освободить его от уз брака с Анной. Поскольку Вулфхолл был не только домом Неда, но и моим домом, и король не раз заявлял о своем полном доверии и благорасположении ко мне, я оказалась в числе приглашенных, хоть держалась особняком и старалась не навязываться честной компании. Осмелюсь предположить, что окажись на моем месте Анна, она бы повела себя прямо противоположным образом.