— Где мой Роберт? — задала я вопрос, намеренно не обращая внимания на ее предшествующую отповедь. — Вы бросили его в тюрьму? Если так, то я настаиваю на встрече с ним. Я — его жена.

Королева посмотрела на меня, прищурившись, словно оценивала. Она держала себя в руках. Не давая более сильным чувствам взять верх, она лишь презрительно бросила:

— Только потому, что ты — его жена, я пощадила твою жалкую жизнь. Если бы я приказала тебя казнить, Роберт никогда бы не простил меня!

— Так вы хотите казнить женщину королевской крови? Ту, чье право на трон может оказаться выше вашего? Моя мать — побочная дочь короля Генриха, а если верить слухам о неверности Анны Болейн, то вы, мадам, — вовсе и не королева. Вы — дочка музыканта Марка Смитона или любого другого любовника Анны низкого звания.

Елизавета подняла руку, видимо, чтобы дать мне пощечину, но я отступила назад. Она не погналась за мной, а вместо этого дала знак своим стражникам оставить нас одних.

Когда ее приказание было исполнено, королева какое-то время ходила по комнате, хмурясь и качая головой. Потом она остановилась, видимо приняв определенное решение.

— Ты покинешь двор немедленно, как только выйдешь в эту дверь. — Она махнула рукой в сторону выхода из своих покоев. — И ты не вернешься. Но до того, как ты уйдешь, мы кое о чем договоримся.

— Вы не причините ущерба никому из моих детей или родственников, — храбро перебила я. — Вы не лишите Роберта его владений и должностей. Если вы сделаете это, я открою всему миру то, что прочла в вашем дневнике, и еще то, что я знаю о смерти первой жены Роберта.

Я почувствовала, что моя последняя угроза возымела свое действие. Я знала правду о смерти Эми Дадли, а она — нет, но очень хотела бы узнать.

— Вы позволите нам спокойно жить вместе и не будете нас преследовать, — больше я ничего не смогла придумать и замолчала.

— Да, ты — сущий ребенок, когда дело касается заключения сделки, Волчица. И это все, что ты можешь предложить? — Елизавета улыбнулась. — Пода я — королева Англии, лорд Роберт будет служить мне там, где я скажу. Помни: твоя жизнь и его жизнь — вот здесь, в моем кулаке, и я в любой момент могу положить им конец, стоит мне только пожелать. Не забывай этого! Возможно, Роберт любит и желает тебя. Но узы эти, хоть и крепкие, со временем ослабеют. А вот наша с ним связь — гораздо более долговечная, чем ты можешь себе представить. И пока она существует, ты всегда будешь для него на втором месте. Вот так-то, Волчица. А теперь пошла прочь!

Мне захотелось резко ответить королеве, привести доводы против всего вышесказанного, пусть в глубине души я знала, что это — правда. Но слова бежали меня. Я больше не могла сопротивляться. Пока королева держала свою речь, я почувствовала, как содрогаюсь от страха, сначала едва заметно, а потом все сильнее и сильнее. Под конец я только и могла, что поклониться ей быстрым поклоном и немедленно ретироваться.

Но где же Роберт? Что она с ним сделала?

Выбравшись из покоев королевы, я подобрала юбки и понеслась прочь, молясь о том, чтобы только не наступить на подол и не упасть. Я неслась темными коридорами дворца, скользила на голой, не покрытой ковром лестнице, боясь, что сейчас наша безжалостная повелительница передумает, пошлет своих солдат схватить меня, запрет в самой глубокой темнице и велит тюремщику выбросить ключи.

Наш сын Роберт родился в июне того года, когда мне исполнилось сорок лет. Это был крупный младенец с длинным телом, синими глазами и рыжеватыми волосами. В отличие от другого моего сына — его тезки Роба, — которому в ту пору уже стукнуло пятнадцать и который, будучи маленьким, жадно сосал, много плакал и вертелся на руках кормилицы, этот сын был очень спокойным. Я сама кормила его, и он хорошо кушал. Он спал рядом с нами в резной деревянной колыбели, отделанной малиновым бархатом. Когда ему еще только исполнилось два месяца, Роберт заказал для него полный комплект рыцарских доспехов и когда приезжал домой, любил, чтобы я одевала в них малыша и брала с собой для выездов в нашем экипаже.

— Вот видите, барон Денби, — обращался к нему Роберт по титулу, который малыш получил как наследник графов Лестер, — теперь вы достойно экипированы, чтобы охранять королеву. Когда станете чуть старше, молодой человек, я научу вас обращаться с мечом и шпагой.

Восхищение Роберта нашим сыном не знало меры. Его лицо расцветало от радости всякий раз, когда он видел его, брал на руки, говорил ему ласковые слова, сажал на плечи и как лошадка галопом носился с ним по саду, припадая на больную ногу. В последнем случае Роберт даже ржал как лошадь и заразительно смеялся.

Всю свою жизнь, с того самого дня, много лет назад, когда большая часть его родных была казнена после неудачного заговора его отца, направленного на захват власти, Роберт страстно желал наследника. Сына, которому перейдет имя Дадли и который восстановит честь и славу предков. «Теперь, когда у меня есть маленький Денби, — мне нечего желать!» — не раз говорил он, не обращая внимания на небольшой физический недостаток нашего сына. Одна ножка малыша была чуть короче другой, и взгляд у него был какой-то застывший.

Другой сын моего мужа, побочный сын от Дуглас Шеффилд — тоже Роберт, — также доставлял своему отцу удовольствие, хотя мы почти не говорили о нем. Этот ребенок воспитывался няньками и учителями в поместье, располагавшемся неподалеку от имения его матери.

Когда родился маленький барон Денби, побочному сыну Роберта было семь лет. Он был рослым, крепким и уже показал быстрый ум. Роберт гордился этим обстоятельством, и хотя не видел мальчика часто, но поставил дело так, чтобы его сын знал о любви, заботе и благорасположении своего отца.

Слава Богу, Дуглас больше нам не докучала. Она вышла замуж во второй раз — доказав этим, что никогда по-настоящему не считала себя женой Роберта, — и бывала при дворе нечасто. Во всяком случае, так рассказывали мне Сесилия и мой отец. Дуглас Шеффилд оказалась глупой и недалекой, занятой только собой и своими нуждами. Конечно, я была настроена против нее, потому что когда-то ей досталась часть привязанности Роберта. Но это была именно привязанность, плотское влечение, а не любовь. Это я знала совершенно точно — даже если бы он не поклялся мне, что никогда не любил Дуглас, а лишь в свое время страстно возжелал ее юного тела.

Мое собственное тело с годами стало пышнее и соблазнительнее, особенно после рождения маленького Денби. Я отдавала должное хорошей кухне, любила подремать днем, меньше гуляла и танцевала и, как результат, скоро приказала расставить мои платья. Но я никогда не выглядела толстухой, подобно Сесилии, а лишь дамой округлых и привлекательных форм. Такой я нравилась Роберту, и только это, в конце концов, имело значение.

Когда мой брат Фрэнк приехал к нам, я заметила, что он смотрит на нашего сына с каким-то сомнением. Он не привез для Денби пони, как в свое время для Роба, но зато преподнес большую шкатулку резного серебра. Внутри были монеты и драгоценные камни.

— Сувениры из моего последнего плавания, — с улыбкой сказал Фрэнк.

Речь шла о его необыкновенном путешествии с капитаном Дрейком, когда небольшая флотилия кораблей обошла вокруг света. Такого никто из англичан раньше никогда не делал. Да и другим мореходам вряд ли это удавалось[159].

— Спрячь эту шкатулку до того времени, пока твой сын вырастет, — сказал он.

Мы с Робертом сердечно поблагодарили Фрэнка, поздравили его с тем, что он выжил среди опасностей, и шутливо попеняли ему, что он слишком щедр, — хотя я знала, что Роберт, которому постоянно не хватало денег и который вечно был в долгу как в шелку, наверняка запустит руку в шкатулку сына, как только такой поступок будет считаться приличным. Конечно же, мой муж возьмет деньги с мыслью когда-нибудь положить их обратно — он в жизни не тронул бы того, что ему не принадлежало, — но Роберт был расточителен и непредусмотрителен. Его благие намерения почти никогда не претворялись в жизнь.