Начну-ка я совсем осторожно, думает Миша. Обливаясь потом, он жадно ловит воздух, время от времени отхлебывает тепловатую минеральную воду из большой пластиковой бутылки и задумчиво говорит как бы про себя:

— В библейские времена был один человек, которого звали то Самсон, то Симеон, — по-древнееврейски Шимшон. Это был человек, наделенный сверхчеловеческой силой, могучий воин, дар израильского племени, который дрался с филистимлянами… — Он обрывает свою речь и смотрит из окна на проносящиеся мимо финиковые пальмы, согнувшиеся под порывами горячего ветра пустыни, и ждет, чтобы старый Берг что-нибудь сказал.

Израиль Берг тихо говорит:

— Самсон, да, о нем много сказано в священных книгах. Но я внимательно слушаю вас, профессор Волков. Вы ведь хотите мне что-то сообщить, как я вижу.

Ну вот, уже подействовало.

— У этого Самсона, профессор Берг, была возлюбленная. Ее звали Далила, и была она филистимлянка. Известно, что любовь ослепляет. Источником необыкновенной силы Самсона были волосы на его голове, как сказано в священных книгах. И вот Далила однажды, когда Самсон спал, отрезала ему волосы: после этого он стал слаб, как мышь, и филистимляне легко смогли взять его в плен. Так, господин профессор Берг?

— Да, — подтверждает он, и шесть тысячелетий понимания и терпения отражаются в его покрасневших от шарафа, воспаленных глазах.

— Ну вот, — говорит Миша, — тогда все было так же, как и в наши времена. Филистимляне пытали Самсона и выкололи ему глаза, они выставили его в храме в Газе на потеху людям, и многие смеялись над слепым Самсоном, когда он брел на ощупь, и ему дали крутить колесо, — это особенно понравилось филистимлянам, и они смеялись еще больше. Человек, которому выкололи глаза, крутит колесо, — это ведь настоящий аттракцион, где можно повеселиться, вход был свободным, женщины брали детей на руки, чтобы им было лучше видно.

— Да, — говорит профессор с номером на запястье. — Это была страшная травля.

— А теперь мне хочется вспомнить другую историю, описанную в священных книгах, — говорит Миша и думает: возможно, я начинаю слишком издалека, но так легче сохранить пути к отступлению. Нам не дано предугадать, как наше слово отзовется, и он продолжает: — А именно, историю еврейской крепости Масада. Эту крепость римляне осадили, а защищали ее 960 евреев. Римляне потребовали, чтобы защитники крепости сдались. Но осажденные евреи — кажется, их называли зелотами, — отказались сдаваться, они решили, что лучше умереть. И все они покончили с собой. Такая вот трагическая история, профессор Берг, но жизнь — это дело, которое не каждому по плечу.

— Да, не каждому, — говорит старый профессор еще тише.

— А теперь я хотел бы вернуться к Самсону, — говорит Миша. В первый раз в жизни он уже два часа не сопит, благодаря шарафу, который так иссушил его слизистую, что ни о каком сопении не может быть и речи. — Так вот, Самсон в отчаянии взмолился Всевышнему: «Я знаю, Боже, что я должен умереть, но сделай так, чтобы я умер вместе с филистимлянами.» И тут к нему вдруг возвратилась его необыкновенная сила вместе с внезапно выросшими волосами, и он походя смел колонны храма, и крыша рухнула и погребла под собой его и всех его врагов. — Миша пьет тепловатую минеральную воду из пластиковой бутылки и стирает пот с лица и затылка, который тут же выступает снова, смотрит на старого профессора и говорит: — Эти истории я вспомнил только для того, чтобы подойти к тому, как с осени 1964 года и до весны 1965 года политическими лидерами Израиля, среди которых был тогдашний премьер-министр Леви Эшкол, в штаб-квартире вашей спецслужбы Моссад, под Тель-Авивом, обсуждался вопрос о том, быть или не быть израильскому ядерному оружию, и если быть, то когда. Тогда Советы вооружали и своей экономической помощью укрепляли силы арабов, так что над Израилем нависла смертельная угроза. А в те времена здесь еще были живы многие евреи из тех, что спаслись от массовых нацистских убийств, при Холокосте. Сегодня живы лишь немногие, такие, как вы, господин Берг.

— Лишь очень немногие, — подтверждает старый профессор тихо. — Скоро умрут последние. Продолжайте, профессор Волков, я нахожу великолепным то, как вы рассказываете.

Как чтение образовывает, думает Миша. Разве мог я подумать, что эта книга когда-нибудь мне пригодится.

— Сегодня, — говорит он, — в Германии снова много нацистов, и они ненавидят евреев точно так же или еще больше, чем прежние, которые убивали евреев, хотя многие из них не знакомы лично ни с одним евреем.

— Не надо знать еврея для того, чтобы его ненавидеть, — говорит профессор Берг, опустив голову.

— Да, вы правы, этого вовсе не нужно, — говорит Миша. — Но и здесь, на Ближнем Востоке, все ненавидят евреев, не пытаясь их узнать. Политические лидеры, которые в 1964-65 годах в штаб-квартире Моссад под Тель-Авивом решали вопрос об атомной бомбе, помнили обо всем этом и поклялись, и в этой клятве было всего два слова, вот они: «Никогда больше!» Это же было написано на вашей первой ракете «Иерихон-I»: «Никогда больше!» Именно этим «Никогда больше!» сторонники создания собственной израильской атомной бомбы убедили своих противников. Только с помощью ядерного оружия, считали они, можно вынудить арабов отказаться от их намерения уничтожить Израиль. Израиль — это та же крепость Масада, но, имея арсенал ядерного оружия, ее защитники уже не сдадутся и не покончат жизнь самоубийством. На случай, если арабы окажутся безумными и все же попытаются это сделать, у израильтян есть то, что они называют «Выбор Самсона». Если уж они должны умереть, то с ними и их враги — так, как поступил сильный Самсон с филистимлянами, когда он разрушил храм. Этот ядерный арсенал создается Беэр-Шевой, куда мы сейчас едем. Вас интересовало, что я знаю об израильской бомбе — так вот, это я знаю.

— Мы непременно еще поговорим об этом, профессор Волков, — говорит Израиль Берг и долго смотрит на Мишу. — Никогда больше, — бормочет он, и Мише вдруг кажется, что его изнуренное, покрытое пылью хамсина лицо светится, лицо старого человека с удивительно добрыми глазами. — Никогда больше, — говорит он еще раз.

Мимо машины пролетает табличка на обочине дороги, на ней еще раз латинскими буквами и на иврите написано: «Беэр-Шева».

Они приехали.

— Этому городу, — говорит Израиль Берг, — «столице Негева», 6 тысяч лет. Патриархи Авраам, Исаак и Иаков пасли здесь свои стада. Сегодня Беэр-Шева — современный большой город со 120 тысячами жителей. Он бурно строился в последние годы. Во время его строительства были допущены ошибки, и, несмотря на все попытки проектировщиков перенести центр восточнее, Старый город по-прежнему остается реальным центром Беэр-Шевы.

Теперь их бронированные лимузины едут медленно. На три гражданских автомобиля с затемненными стеклами в густом потоке машин никто не обращает внимания. В Беэр-Шеве кипит шумная, лихорадочная жизнь, здесь царит атмосфера пограничной области и города первопроходцев, думает Миша, глядя на длинные ряды грузовиков, стоящие на обочине, покрытые желто-красной пылью «джипы», загорелых мужчин в поношенных ботинках и с запыленными волосами, сидящих под тентами с чашками кофе или кружками пива, молодых солдат, потягивающих пепси-колу и заблокировавших все видимые телефонные будки. Ни на одном из них нет куртки или галстука — лишь шорты и рубашки защитного цвета с открытым воротом и засученными рукавами, даже на женщинах и девушках, многие из которых так красивы, что мишино сердце волнуется.

— Название Беэр-Шева означает «Колодец клятвы», — говорит Берг. — Эта клятва относится к соглашению, заключенному когда-то Авраамом с Абимелехом, тогдашним местным владыкой, которое позволяло ему использовать единственный имевшийся здесь колодец для его стад. Сегодня спорят о том, где находился этот колодец. Большинство сходится на том, что он был в конце главной улицы Старого города… Беэр-Шева несколько раз упоминается в Библии в связи с Исааком, Иаковом, Иисусом… Пророк Самуил послал сюда своих сыновей в качестве судей, а Элиас бежал в Беэр-Шеву от гнева Иезебеля…