И вот они сидят там, пьют пиво и «Альтер Кладер», Билл (прилично одетый, не в форме же ему здесь быть), Миша, Антон и Лилли (они — одна команда, дело касается всех). Лилли говорит по-английски, как и Миша, она переводит на любой из трех языков, но мы это здесь опускаем, мы сделаем вид, что не было никакого перевода, иначе все будет выглядеть слишком растянутым.

— Так вот, — говорит Билл, — я должен вас поздравить, леди и джентльмены, товары, которые вы предлагаете, великолепны! Я уже послал домой, в Америку, целую груду этих штучек, в Нью-Йорке все окончательно помешались, и больше всего — на кусках Стены. И в этом все дело, мои дорогие леди и джентльмены: мне нужно больше Стены!

— Ну, у нас еще есть, — говорит Миша.

— Нужно намного больше, чем у вас есть, — поясняет Билл.

— Что это значит? — спрашивает Лева. — Насколько же больше тебе нужно, товарищ? (Все-таки янки и русские когда-то плечом к плечу боролись с фашистской Германией, так что они, как-никак, товарищи по оружию.)

— Ну, к следующему разу, скажем, к примеру, 1000 фунтов, — говорит Билл. — Герр обер (в этих пределах он знает немецкий), еще раз то же самое для всех, пожалуйста!

— Пресвятая Богородица, — удивляется Лева, которого обычно ничто не может привести в замешательство, — да это же 500 килограммов! Зачем тебе 500 килограммов Стены, Билл?

— Ну, на продажу, — говорит он. — У меня, собственно, есть сын, Джеки, ему одиннадцать, а у него голова на плечах! Так вот, Джеки предложил там обломки и запросил какую-то невероятную цену, но что я должен вам сказать, — люди так быстро это раскупили, что все, что было у Джеки в запасе, разошлось за десять минут, ну, может быть, за двадцать.

— Ах, у тебя есть сын, как это мило, — говорит Лилли. — А как зовут твою жену?

— Его мать зовут Глория, — говорит Билл.

Ну вот, теперь я знаю, что мне не на что надеяться, думает Лилли, здесь я осталась с носом.

Официант приносит выпивку по второму кругу, они пьют еще, и Билл продолжает:

— Мой мальчик сказал, что ему срочно нужно 1000 фунтов самых отборных, самых пестрых обломков, так они там набросились на вашу Стену. Что с тобой, Миша?

— Мне скверно, — говорит он.

— Слишком много выпил? — спрашивает Лилли озабоченно. — Что-то с желудком, милый?

— Скверно на душе. Из-за этих 500 килограммов. Такое невозможно. Это чистое безумие.

Но Лева отвечает по-деловому:

— Это вовсе не безумие, — говорит он. — Нет такого, чего мы не смогли бы достать, товарищ. Конечно, ты получишь свои 500 кило, почему бы нет! Давай только сразу заключим договор.

И дело пошло на лад!

Сначала Лева скупил через посредников все оставшиеся на ярмарке приличные пестрые куски стены. Потом он нанял отряд прилежных юношей, из безработных, послал их к стене, туда, где она лучше сохранилась и где меньше бетоноломов. Мальчики дружно взялись за работу и просто завалили товаром, так что скоро в квартиру офицера Штази на Шадовштрассе невозможно было войти, и пришлось разместить склад в подвале.

Лева хорошо умеет считать, и вскоре все заработало как конвейер. Дни и ночи напролет — с любовью придется теперь подождать. Кто-то разрисовывает осколки во все цвета (краски достал Лева), другие заворачивают раскрашенные с гладкой стороны осколки в целлофановую пленку (пленку достал Лева). Он же раздобыл детскую наборную кассу и много красивых белых карточек. Билл пишет, что нужно, на карточке, а Миша отыскивает в кассе соответствующие буквы и печатает: This is to sertify that is a piece of the one and only genuine Berlin wall.[12]

Он нашлепывает внизу свое имя, а потом — самое важное: круглую печать Штази — молот, циркуль и венок из колосьев, а снаружи вокруг надпись: «Министерство государственной безопасности».

Таких печатей сейчас пруд пруди, у Левы она уже давно. Помощники капают красным сургучом на обертку упакованного осколка и запечатлевают на сургуче оттиск Министерства Штази во всей его красе, а потом уже другие прикрепляют Мишины карточки на упакованные осколки, и, наконец, последние укладывают готовый продукт в ящики, прокладывая его пенопластом.

Все получают приличное вознаграждение, в перерывах — бутерброды и пиво, и прекрасная музыка из ANF (сейчас транслируется большой музыкальный стереоконцерт).

Об остальном позаботится Билл. Он отвозит ящики в аэропорт Темпельхоф, где у него есть друзья-пилоты, которые все забирают в Нью-Йорк, там за всем этим приезжает дядя Билла, а потом Джеки, в бейсбольной шапочке «Гигантов» из Нью-Йорка, джинсах и армейской куртке (самого маленького размера) продает товар. Прошли три недели с тех пор, как все это началось, и вот Джеки стоит с открытым ящиком (с одним, чтобы легче было исчезнуть, если появятся копы, все остальные запасы спрятаны неподалеку) на Манхэттене, перед Публичной библиотекой, самой большой библиотекой в огромном городе, на углу 42-й стрит и Пятой авеню, и кричит:

— The Berlin Wall — just arrived! The Berlin Wall — just arrived! [13]

Нью-йоркцы расхватывают осколки как сумасшедшие. Да, но, поскольку они покупают как сумасшедшие, те, в Берлине, за ними не поспевают. Джеки посылает отцу телеграмму за телеграммой, тот в отчаянии. Ему нужно все больше и больше, быстрее и быстрее!

И тут происходит невероятное: Лева, сам Лева, который говорил: «Нет такого, чего мы не смогли бы достать», именно он отказывается и объявляет:

— Больше мы ничего не можем сделать.

И тут, когда они снова сидят в кафе «Дойчланд» за пивом и «Альтер Кладер», приходит звездный час Миши Кафанке.

— Подождите-ка, — говорит он. — У меня есть родственница в Нью-Йорке, кузина по матери, Эмма Плишке, она с четырнадцати лет живет в Бруклине…

— Уж очень ты медленно, Миша! — говорит Лилли. — Не тяни кота за хвост! (Этому выражению она научилась у одного жителя Вены, которому однажды имела случай показать, насколько милы и податливы берлинские девушки, и одно это выражение понравилось ей гораздо больше самого венца.)

— Не торопись, — говорит Миша. — Так вот, что касается этой моей двоюродной тетки, то она мне писала, что в Нью-Йорке есть разные районы, я имею в виду очень богатые, богатые, средние, нищие и совсем нищие. Так сказать, неприкрытая нищета, пьяницы, бедняки и больные, крысы и брошенные дома…

Лилли переводит Леве.

— Ты имеешь в виду Бронкс? — спрашивает Билл.

— Да, Бронкс, — подтверждает Миша. — Билл, скажи своему предприимчивому сыну, что ему надо пойти в Бронкс с несколькими друзьями, раскурочить какой-нибудь такой дом, а осколки как следует вымазать. Красок у нас достаточно, ты их им вышлешь. Упаковать это тоже можно на месте. Он получит сертификаты и штемпель Штази, а тебе не придется постоянно ездить в Темпельхоф.

Тут все начинают аплодировать и говорить, что Миша гений! А дальше все происходит так, как предложил гений. Билл пишет письмо сыну и посылает ему все необходимое, а Джеки собирает друзей, они идут в Бронкс и там, на Джером-авеню, находят отличную развалюху. Начинается дружная работа: одни ее ломают, другие разбивают обломки на более мелкие, следом приходит очередь других, словом, налаживается точно такой же быстрый конвейер, как на Шадовштрассе в Берлине.

Через несколько дней Джеки опять стоит с полными ящиками перед Публичной библиотекой на углу 42-й стрит и Пятой авеню и кричит:

— The Berlin Wall — just arrived!

А нью-йоркцы снова расхватывают как сумасшедшие. Ну и ну, вот как можно зарабатывать деньги! Билл порядочный человек, он никого не обсчитает ни на цент и строго соблюдает договор, так что сейф в квартире босса Штази уже просто набит сотнями и тысячами немецких марок — Мишина доля. У других тоже более чем достаточно, все счастливы, а Билл говорит Мише:

— Этого у вас не отнимешь, у евреев есть голова на плечах! Вот только они мошенники…