— Сейчас! Иди ко мне! Скорее!

Он идет к ней и в нее, и она кусает его плечи, но нежно, и она стонет все громче, и он тоже. Какое наслаждение, и ведь все это по любви, действительно по любви! Только презерватив Лилли успела мгновенно ему надеть, это благоразумно, конечно, так и надо, но все же это любовь, думает Миша, никакой спешки, никакой гонки, а какой у нее чудесный запах, ах, как счастлив Миша, все тяжелые и мрачные мысли оставили его, он самый счастливый человек на свете, да, да, теперь быстрее, сильнее, ты великолепен, ты чудо, а-а-ах! И вот у них небольшой перерыв, и они пьют коньяк, курят вместе одну сигарету и слушают по ANF «Charmanie», и «Autumn leaves», и «La vie en rose», и тему из «Доктора Живаго». Потом они повторяют еще и еще раз, и, наконец, Лили умоляет:

— Хватит, Мишенька, пожалуйста, не надо! Я больше не могу!

За окном уже рассвело, и Лилли тотчас же засыпает, а он прислушивается к ее дыханию и к прекрасной музыке из радиоприемника, чувствует облегчение и блаженно улыбается. Бассет улыбается, и его глаза сверкают. О прекрасный мир, о восхитительная жизнь!

Но он никогда не узнает, что Лева сказал Лилли:

— Ты получишь за это 500 марок. Будь с Мишей поласковее, ему так необходимо, чтобы кто-нибудь относился к нему с любовью, это каждому нужно.

Лилли сразу же поняла, она же превосходно говорит по-русски, он в самом деле хороший парень, этот Миша, так почему бы и нет.

Так давно это было, 28 февраля, больше двух недель назад, сегодня 17 марта, а любовь продолжается. Любовь никогда больше не кончится, хотелось бы верить. Конечно, когда-нибудь она кончится, разумом Миша это понимает. Но еще долго, долго ему сохнуть по Лилли, этой чудесной девушке. До чего деликатно он себя ведет: день за днем у них тяжелая работа, конечно, к вечеру Лилли сильно устает, да и он тоже. Поэтому, конечно, все не может так продолжаться, эти ночи страсти, он не может так с ней поступать, да ему и самому этого не выдержать.

У него уже вошло в привычку по вечерам заботиться о Лилли, выполнять любое ее желание, готовить на двоих, угощать коньяком. Как раз этого-то Лилли и хотелось. Она сразу же после первой ночи сказала:

— Да, все было восхитительно, Мишенька, но это каждый раз должен быть праздник, понимаешь, это не должно превратиться в обыденность, иначе все рухнет. Каждый раз праздник! Знаешь что, если окажется, что мы за один день заработали больше 3000 марок, тогда мы положим деньги в сейф этого босса из Штази, а потом — оп-ля, понимаешь, о чем я?

Конечно, Миша понял и был в восторге, и потом это действительно так праздновалось, хотя всего два раза, потому что заработать 3000 марок в день трудно, не так ли, но обе эти ночи были раем.

Миша, поколебавшись, все рассказал своему другу Леве, и тот обрадовался. Видимо, он хороший друг, Лева, ах, да…

Миша только что продал одному аргентинцу «Орден Заслуг перед Отечеством» первой степени и еще «Орден Карла Маркса». Теперь он бросает быстрый взгляд в сторону своего второго стола, где сладкая Лилли работает под вывеской: ПРОКАТ МОЛОТКОВ И ЗУБИЛ. Лилли кивает и посылает ему воздушный поцелуй, и он отвечает ей тем же, замечая, как у него в штанах что-то начинает радостно шевелиться, ах ты, Господи!

Но не забывать о деле!

Миша о нем не забывает. Он с любопытством и вниманием смотрит в сторону своего третьего стола, стоящего поблизости. Там торгует молодой человек по имени Антон, квалифицированный сварщик, раздобытый Левой и абсолютно надежный. Ему можно доверить на ночь все, что есть у него на столе, а всего там немало! Армейские шапки из искусственного меха, погоны и шапки из Польши, Чехословакии и Венгрии, лакированные эмблемы, ремни с тяжелыми медными пряжками, шинели, брюки, бушлаты, гимнастерки, полные униформы, непостижимо, откуда Лева достает все это (впрочем, ничего непостижимого, солдаты соцстран служат впроголодь). Рядом с этим военным барахлом у Антона на столе целая куча книг. Карл Маркс, — все, что душе угодно, — история марксизма-ленинизма, собрания партийной литературы, Устав СЕПГ 1988 года, бесчисленные тома, посвященные победе Красной Армии над нацизмом, немецкие издания русских классиков, «Ругон-Маккары, история одной семьи в эпоху Второй Империи» Эмиля Золя и очерки блокадного Ленинграда. А портреты! Портреты всех шишек: Эрих Хонеккер с лицом, окрашенным в слащаво-конфетные тона, на небесно-голубом фоне, Эрих Мильке в белоснежной униформе, грудь вся в орденах, Аскен, Миттаг, Пик, Ульбрихт, Гротеволь. Господи, как долго они хранили это барахло, пролетарские братья и сестры, и Маркса с Энгельсом, и генералов ННА, героев рабоче-крестьянского государства. Квалифицированный сварщик Антон вкалывает как сумасшедший. Ну и ну, здесь и бедняку можно урвать свой ломоть хлеба от большого каравая! Чем ближе к ночи, тем неистовее кружится водоворот карнавала. Возле запретной зоны стоит дым коромыслом, такого свет еще не видел. Австрийцы и китайцы, американцы и итальянцы, новозеландцы и французы, бельгийцы, испанцы, швейцарцы, немцы, шведы, голландцы, англичане, японцы, — весь мир назначил место встречи там, где раньше стояла Стена. Здесь нет только птичьего молока, около продавцов сувениров все для души и тела, колбасные ларьки, торговцы водкой, мороженым, бананами, тир, несколько павильонов, где девушки показывают стриптиз, да так шустро, батюшки! Наперсточники, менялы, немного в стороне колесо обозрения с музыкой, специальное место для голубых, для проституток, в том числе малолетних. Здесь найдешь все, чего твоей душе угодно, наконец-то, наконец-то в условиях мира и свободы!

Когда опускается вечер, все вокруг уже пьяны, черные и белые, греки, французы, англичане и все прочие. На многих из них надеты униформы ННА или Советской Армии, у всех есть пугачи (и даже есть настоящие пистолеты), и они целятся в настоящих солдат Национальной Народной Армии, которые должны патрулировать это место для поддержания порядка, и какой раздается вопль радости, какой победный клич, какое возбуждение охватывает всех, как только несколько настоящих удирают и прячутся под бетонным укрытием в поисках безопасности. Ура, ура, ура! Шлюхи визжат, мужчины ревут!

Да, здесь многие могут разбогатеть, не только Миша и Лева, сладкая Лилли и Антон, квалифицированный сварщик. Вдруг все они стали капиталистами с кучей денег, приобщившимися ко всем благам свободного рыночного хозяйства и принципа «спрос — предложение». Плевать на социализм! Да здравствует капитализм, да здравствует Германия, единое отечество!

Посмотрите, как все быстро меняется.

Потому что человек — это целый мир.

Теперь Миша может спокойно расплатиться со своими четырьмя мастерами и устроить роскошный прощальный вечер в магазине на Кройцкаммерштрассе. Магазин будет официально оформлен на его имя — во всем должен быть порядок. Теперь Миша — владелец магазина; правда, там еще стоят две ванны и два унитаза народного предприятия «Sanitas» из Лейпцига, но все равно теперь наступит новое время и с ним новое счастье!

Между тем в ГДР, бывшей, прошли первые свободные выборы, и для западных это была умопомрачительная победа. Альянс ХДС-ХСС около 48 %, СДПГ 21,9 %, либералы 5,3 %, ПДС, партия-преемник СЕПГ, даже еще лучше — 16,4 %, а Союз-90, который больше всех сделал для революции без насилия и для свержения прежней власти, — Союз-90 собрал всего 2,3 %. Люди больше не хотят знать имена тех, кто принес им свободу. Все-таки человек многогранен, многогранен…

Но вот однажды за большим столом с почетными нагрудными знаками Билл сделал Мише сенсационное предложение. Билл, старший сержант американской армии Билл Бэкон, — светловолосый великан, которого на ярмарке у Стены знают все, потому что он приходит снова и снова, и покупает, покупает, прежде всего у прекрасной Лилли. Та сначала решила, что это она тому виной, и уже воображала себя миссис Бэкон, но оказалась жертвой заблуждения. Билл, конечно, с удовольствием с ней переспал бы разок, но он знает, что Лилли это совершенно не нужно, она дорожит своей репутацией. Билл, постоянно покупавший у нее обломки Стены, в один прекрасный, по-весеннему теплый день 2 апреля 1990 года заявил Мише, что хочет предложить большой заказ, а поскольку здесь такая суматоха, то они договорились встретиться в семь часов вечера в кафе «Дойчланд», где встречаются все, кому надо что-то обсудить, — это совсем поблизости, на восточной стороне.