— «Затворники из Альтоны.»

— Ах, — говорит Миша и сопит. — Ты имеешь в виду то, что говорит перед концом Франц Герлах, да?

— Да, мотек, я об этом. Ты помнишь его слова?

— Помню, — говорит Миша и цитирует: — «Это столетие было бы хорошим, если бы человека не подстерегал его жестокий враг с незапамятных времен, плотоядный вид, который поклялся его погубить, хищный зверь без меха, человек…»

— Хищный зверь без меха, человек, — повторяет Руфь. — Да, мотек, это так… Но так не может продолжаться бесконечно. Мы должны найти решение, иначе этой стране придет конец… У нас высокий уровень инфляции, очень велика государственная задолженность. Если бы не было американских евреев, если бы американское правительство не помогало нам, — потому что они вынуждены учитывать настроения американских евреев, — то наша экономика рухнула бы. Что мы делаем? Ты же видишь: вооружаемся, вооружаемся, вооружаемся! Все средства идут на вооружение.

— Но так везде, во всем мире, — возражает Миша.

— Каждый должен отвечать за себя, — говорит Руфь. — Я беспокоюсь о своем…

— Но ты ведь работаешь в Димоне! Это же шизофрения, мотек!

— Да, я шизофреничка, — возбужденно говорит Руфь. — Все это безумие… Но разве не все люди шизофреники? Где хоть один, кто знает выход? Не только у нас в Израиле, во всем мире! Я говорила тебе, что пыталась найти забвение в религии, но это не подействовало. Я ни во что не верю — лишь в одно…

— Во что?

— В то, что самое смелое и правильное решение, к которому сегодня еще могут прийти люди, — это компромисс, компромисс, мотек! Мы должны найти компромисс с арабами, и быстро, иначе скоро нам останется только выбор Самсона — и это говорю я, чей отец был убит в Египте! — Она подпирает голову руками. — Может быть, я не права, а другие правы… такие, как Дов… Дов не истязает себя поисками истины так, как я… для Дова все предельно ясно… Саддам хочет нас уничтожить, значит, мы должны защищать себя, стать сильнее… День за днем Дов самоотверженно работает, чтобы у нас было самое мощное оружие, чтобы мы могли победить наших врагов. Дов счастливый человек, у него прелестная жена, чудесные дети, счастливая семья… Или Дымшиц…

— Что он?

— Это один из лучших физиков мира. Гениальный человек. Для него существует только работа, только задачи, которые надо решить. Для него работа — это его жизнь… Тоже счастливый человек. Но я… я, мотек, все время думаю о том, что сказал Оппенгеймер перед Комитетом по безопасности атомной энергетики: «Мы предали дух науки, когда отдали результаты наших исследований в руки военным, не подумав о последствиях…»

— Да, это было предательство, — бормочет Миша.

— «… и теперь мы живем в мире, где люди с ужасом следят за открытиями ученых, и каждый новый шаг прогресса вызывает в них смертельный страх. И кажется, что почти не осталось надежды, что люди смогут научиться жить на этой планете, ставшей такой маленькой, в мире друг с другом…»

— В мире друг с другом, — повторяет Миша, и в его голосе слышится тоска. — Ах, как это было бы прекрасно. Вместо этого…

— Да, вместо этого, — говорит Руфь. — «Мы сделали работу для дьявола», сказал в заключение Оппенгеймер.

Они молчат и смотрят друг на друга, в комнате снова тихо, необыкновенно тихо.

Уже на следующий день тяжелые бульдозеры и экскаваторы катят на территорию Димоны. Работой занята вся строительная часть атомного центра Димоны. Миша переехал на жительство в корпус 8. Он должен постоянно присутствовать на строительстве, решать технические вопросы. Поездки из Беэр-Шевы в Димону и обратно отнимали бы слишком много времени. Для него оборудовано рабочее место. Он осуществляет надзор за строительством, потому что он один точно знает, что должно быть построено и как это нужно сделать. Конечно, он каждый день видит Руфь, Табора и Дымшица. Отдел снабжения забоится о том, чтобы он получал все необходимое.

Начало строительства привело Мишу в состояние восторга, заслонившего от него все мировые проблемы, о которых говорила Руфь. Его эко-клозет, теперь он создается! Ему приходится перерабатывать проект, потому что это не индивидуальный клозет, а мощная клозетная установка, с коллекторами и общими емкостями для биологической обработки и сбора гумуса.

Днем и ночью гудят машины, роющие котлован. В темноте местность освещается прожекторами, как декорации к фильму. Миша неустанно суетится на стройплощадке. Тем не менее, каждое утро они с Руфью, Табором и Дымшицем обсуждают развитие событий, касающихся настоящего Волкова в Триполи. Пока тот Волков не строит свою установку, это самое важное.

Каждое утро Дов Табор сообщает им о том, что он узнал от службы радиоконтроля и от Моссада.

Уже включаются американцы, у них тоже есть агенты. Они также могут прослушивать радиосвязь между Ливией, Ираком и Москвой, как и израильтяне. Они посылают своего посла к Шамиру, пытаясь выяснить, что происходит в Димоне. Действительно ли израильтяне вывезли профессора Волкова из Ирака? Действительно ли он строит свою установку по обогащению плутония?

— Да, отвечает Шамир, он это делает, а посол недоволен: не надо очередной провокации! — сообщает Табор 21 мая. — Ну, Шамир нашел, что ответить! — Он смеется, а Миша вспоминает, что Руфь рассказывала ему о Таборе: никаких сомнений, счастливый человек, Израиль окружен врагами, Израиль вынужден бороться, каждый должен делать все, что в его силах, здесь, в Димоне, делают все, что в их силах. Американцы в долгу перед нами, потому что мы не вмешивались в войну в Персидском заливе, хотя иракцы и обстреливали нас ракетами. Саддам хотел превратить междоусобную арабскую войну в войну арабов с Израилем и Западом. Да, тогда мы не вмешались — и поэтому у Шамира есть козыри. Чего, собственно, хотят янки? Чтобы мы себя не защищали? Мы на это не пойдем. А то, что здесь работает настоящий Волков, в этом сейчас убеждены все, и интенсивное строительство в Димоне тому подтверждение. — Табор потирает руки. Миша смотрит на Руфь, а она лукаво подмигивает ему, — вот он, Дов, весь, как на ладони…

— Наши люди в Ливии сообщают, что Волкова непрерывно допрашивают. Он вне себя от бешенства и страха, а допрашивающие его истолковывают это как доказательство вины.

— Попал же он в переделку, — говорит Дымшиц и смеется. Что за мир, думает Миша. Дымшиц смеется. Он ведь действительно попал в беду, этот Волков. С другой стороны, он безо всяких угрызений совести построил бы свою установку и сделал возможным создание новой бомбы, которая убьет миллионы людей. Да, но если бы его заполучили израильтяне, он построил бы новую бомбу для израильтян, и что тогда? Несчастные люди? Единственные несчастные люди, думает Миша, это те, у которых есть совесть или, скажем так, сострадание к своим братьям. Много ли таких людей на свете? — думает Миша и сопит, потому что мир устроен несправедливо.

— Миша! — Это Табор громко обратился к нему. Миша возвращается к действительности.

— Да, Дов? Что ты хочешь?

— Ты меня не слышал?

— Нет, я… я обдумывал кое-что… кое-что, связанное со строительством, — лжет Миша.

— Я сказал, что Генеральный штаб спрашивает — можем ли мы уже сейчас натянуть маскировочную сетку. Это было бы важным аргументом для иностранных агентов и ускорило бы дело Волкова, — Дымшиц снова смеется.

Миша думает: то есть, ты имеешь в виду, Дов, что они скорее бы прикончили Волкова. Каждый человек — это целый мир, размышляет он, путаясь в мыслях. Сказано в вашей Торе. И там сказано: «Кто убивает человека, тот разрушает целый мир.» Ах, думает Миша печально. Это сказано в Торе, Тора — очень старая книга. Возможно, так было в давно ушедшие времена, может быть, этого никогда не было, может быть, это всегда была только красивая фраза.

— Да, — говорит Миша, — мы уже теперь можем натянуть маскировочную сетку над котлованом. Это, конечно, затруднит работы, но поставить маскировку, конечно, можно.

— Тогда да здравствует маскировочная сетка! — кричит Дымшиц.