Ее магазин сгорел, как и 300 других корейских магазинов. Это сделали черные, выместившие свою злобу на азиатах, которые оказались еще несчастнее их.

Это тот же самый расизм, о котором говорит перед камерой Чарлза Джако черный журналист Гарольд Дау:

— За один час меня дважды останавливала полиция, только потому, что я черный, который едет в сравнительно дорогом автомобиле. При этом каждый раз меня били и искали наркотики и пистолет.

Восстание с быстротой молнии распространилось до Сан-Франциско, Сиэтла, Лас-Вегаса и даже достигло Атланты, совсем близко к Центру вещания CNN, говорит Чарлз Джако. Следует технически безупречная смена кадра, и теперь видно, как 15 черных избивают белого Марка Райса. Камера откровенно смакует сцену избиения.

— Белое дерьмо! — кричат негры, они пинают и бьют Марка Райса, который беспомощно лежит в луже собственной крови. Никто не помогает ему, нет ни одного полицейского, — они же убьют его! Оператор работает, а репортер CNN Чарлз Джако потрясенно говорит перед камерой:

— Еще никогда я не видел такой ненависти на человеческих лицах!

И чтобы никто не забывал, откуда взялась эта ненависть, CNN показывает — наверное, в сотый раз, — реставрированный любительский видеофильм, — он длится 82 секунды, — снятый служащим налогового управления 3 марта 1991 года: 14 здоровенных полицейских с невероятной жестокостью избивают негра, 56 ударов дубинками, сломана нога и пять ребер, травмы черепа и тяжелые повреждения внутренних органов… Этот любительский видеофильм сыграл важную роль во время процесса над 4 из этих 14 полицейских, — процесса, который состоялся за 60 километров от Лос-Анджелеса, в Сайми-Вэлли, что должно было обеспечить непредвзятое слушание дела. Полицейские Стаси Кун, Лоуренс Пауэлл, Тимоти Винд и Теодор Брисенко были оправданы присяжными, в число которых входили один азиат и один гражданин латиноамериканского происхождения, но ни одного черного, — оправданы на том основании, что жертва была сама виновата. Один из присяжных заверял журналистов:

— Я не сожалею о вынесенном приговоре, сегодня ночью я буду спать спокойно.

Но спать спокойно ему не удалось, потому что вслед за оправдательным приговором в Лос-Анджелесе вспыхнули расовые беспорядки…

На экране горят супермаркеты, гремят взрывы, умирают люди. CNN ведет живой репортаж, — это ужас, это кошмарный сон, Миша цепенеет от страха, в то время как Эмми приносит из кухни банана-сплит и ставит его перед ним…

— Разве оно не великолепно, Миша, это мороженое? Лучшее мороженое в мире, я тебе скажу, я без ума от банана-сплит. — И 56-летняя женщина начинает быстро орудовать ложкой. На старых фотографиях Миша видел ее худенькой и хорошенькой, теперь Эмми толстая, у нее четыре подбородка, она сидит в грязном халате перед телевизором, который у нее практически не выключается. В волосах куча папильоток, — они появляются там каждый вечер. У Миши сначала пропал дар речи, когда он ее увидел, теперь он уже привык. Эмми Плишке — недалекая добродушная женщина, уже давно живущая в Соединенных Штатах. Здесь миллионы таких женщин, мировоззрение они сформировали из телевизионных картинок. Америка победила коммунизм, теперь мы — самая сильная страна в мире, мы единственная сверхдержава, которая несет еще и всю ту ответственность, которая выпадает на долю великих и сильных. Эмми полностью согласна с президентом Бушем, который сказал несколько недель тому назад:

— Людям в Сомали, особенно детям, нужна наша помощь. Мы с вами знаем, что Соединенные Штаты не могут в одиночку устранить все кризисы в мире. Но мы также знаем, что никакие кризисы в мире не могут быть устранены без американского участия!

— Я объемся до смерти этим банана-сплит, Миша, ты действительно не хочешь?.. Тогда дай сюда, нельзя ничего выбрасывать, когда в мире такой голод! — Эмми видела убитых и умирающих детей, по которым ползают мухи… — А как хорошо наши ребята отделали Саддама Хусейна! Как они точно попали в цель, невероятно! Бомба вошла в пересечение линий прицела, и бункер взлетел на воздух.

Да, все, все, что происходит в мире, Эмми Плишке получает прямо в квартире, не отходя от банана-сплит!

— Что с тобой, Миша? — спрашивает она. Эмми говорит на нью-йоркском английском, по-немецки после такого долгого перерыва ей говорить уже трудно. — Ты не заболел?

Миша отрицательно качает головой. Значит, вот как это работает, думает он. В Сараеве так было со мной, когда журналисты и операторы снимали нас и детей-сирот перед этим автобусом. Во всем мире они снимают ужасы и бедствия, каждую войну, каждое несчастье, а миллионы людей во всех странах смотрят это, особенно здесь, в Америке, где последняя настоящая война — гражданская война между Севером и Югом — была более 100 лет тому назад. Этой стране не пришлось пережить ни одного воздушного налета, ни одного артобстрела. Все, что происходит в мире, американцы воспринимают как кинофильмы. А сейчас достаточно выглянуть в окно и посмотреть вниз на бульвар Комптон, но не хочется портить настроение, — на экране это не так страшно, думает Миша потрясенно.

— Нет, я не болен, — отвечает он на вопрос Эмми. — Только, как ты все это выдерживаешь, непрерывно…

— Ну, перестань! — говорит Эмми, доедая Мишину чашку банана-сплит. Мороженое течет по ее четырем подбородкам, она говорит, ест и смотрит телевизор одновременно. — Надо же быть информированной! Все это смотрят, Миша, вся Америка знает, что творится в мире! Конечно, это плохо, убитые и пожары, и столько крови… Но знаешь, Миша, ведь здесь непрерывно показывают эти бешеные уголовные сериалы, они куда более крутые, чем эти беспорядки, больше похожи на действительность… — она смущенно смеется. — Этот телевизор, Миша, совершенно сбивает с толку, в конце концов перестаешь понимать, где уголовные сериалы, а где новости. Все, что сейчас происходит, ужасно! Но, тем не менее, мы здесь очень, очень счастливы, в нашей стране, несмотря на эти беспорядки и все остальное, поверь мне, я никогда бы не смогла жить где-нибудь еще, даже в Германии… Ужасно, ужасно… Сегодня мы не должны пропустить ночной триллер. Вьетнам… Должно быть, это самое жестокое из того, что они когда-либо крутили, гораздо больше насилия. Чего только не пришлось там вынести нашим бедным ребятам…

Еще четверо суток по телевизору показывают расовые беспорядки в прямом эфире, и Миша не выходит на улицу — слишком опасно.

Но он не может без конца сидеть у телевизора. Прежде чем начался этот ад, сразу после своего приезда, он успел осмотреть этот большой магазин комиксов, полученный Эмми в наследство. Она и понятия не имела, что в Лос-Анджелесе жил ее кузен. Он эмигрировал в Америку сразу же после войны, и после его смерти адвокатская контора, ведающая делами наследства, нашла ее в конце концов в Бруклине и сообщила, что свой магазин кузен завещает ей, единственной из американских родственников, оставшихся в живых. Эмми вылетела в Лос-Анджелес и все осмотрела, ей понравилась квартира, составлявшая часть наследства. Бруклинская химчистка уже порядком ей надоела, все эти едкие вещества, и запахи, и сырость. Она продала химчистку на Гроув-стрит в Бруклине поляку Яцеку Новацкому и переехала.

Здесь ей больше нравится, говорит она, здесь намного спокойнее. Магазином занимаются двое молодых людей, теперь это ее служащие. Славные ребята, в самом деле, умные и честные, абсолютно честные, Эмми устраивала им проверки, оставляла деньги и не пересчитывала дневную выручку. Конечно, она ее пересчитывала, она подсчитывает каждую мелочь, но она делала вид, словно не подсчитала, и ни один из них ни разу не обманул ее. Эмми вполне может положиться на этих ребят, иначе ей тяжело пришлось бы с магазином при ее артрозе.

Комиксов, как она их себе представляла, — смешных иллюстраций с надписями, которые можно каждый день видеть в газетах, — здесь не было вообще. Должно быть, веселым малым и чудаком был этот ее кузен Теодор, и странными, непонятными кажутся Эмми все те книги комиксов, которые теперь ей принадлежат.