У самого красивого дома в Димитровке есть еще и пристройка, так же выкрашенная и украшенная, как и основная часть дома; в ней, говорит Ирина, Миша и будет жить. Подходит Лева с чемоданами, а Ирина отворяет входную дверь. Когда Миша приближается к двери, Ирина протягивает руку, в ее темно-синих глазах сверкают ласковые искорки, и, склонив голову, она произносит:

— Добро пожаловать, Миша, добро пожаловать домой!

— Рад видеть вас в наших краях, Михаил Олегович, — говорит председатель сельсовета Евгений Котиков на следующее утро, когда Миша приходит в прогнивший сельсовет отметиться. Ему сказали, что это надо сделать сразу же.

— Я тоже очень рад, что, наконец, здесь, среди вас, — отвечает Миша и смотрит своими проникновенными глазами​ бассета на тучного Котикова, который является в одном лице председателем сельсовета и председателем колхоза. Комната, где его принимает Котиков, грязная, с потолка сыплется известка, мебели мало, и она старая и уродливая. На стене под стеклом висят большие портреты генерального секретаря М. С. Горбачева и В. И. Ленина, а также красный флаг Советского Союза, с желтой пятиконечной звездой и серпом и молотом в левом верхнем углу.

— Пожалуйста, ваш паспорт и другие ваши документы, гражданин Кафанке, — говорит Котиков торжественно. Все же дело это серьезное.

Миша кладет все, что у него есть, на заляпанный чернилами письменный стол, поверхность которого кто-то щедро изрезал причудливыми значками и надписями.

Котикову — на нем серый костюм, голубая рубашка и красный галстук, а в лацкане пиджака депутатский значок — требуется бесконечно много времени на изучение документов.

— Гм! — произносит он. — Гм-м! Тк-тк-тк! — И при этом бормочет что-то себе под нос.

— Что-то не в порядке? — спрашивает Миша, сразу запаниковав. До чего все же он запуган.

— А что может быть не в порядке? — с готовностью спрашивает тучный Котиков.

— Откуда я знаю?

— Вы ведь спрашиваете.

— Это вы спросили, прошу прощения.

— Насколько я вижу, все в порядке, гр-рм! У вас виза на три месяца.

— Да, но в посольстве в Берлине договорились с Министерством в Москве, что я могу получить здесь вид на жительство.

— Вы можете, гр-рм-рм! Ну, да. Посмотрим.

Не сходить с ума, командует себе Миша. Спокойно, спокойно! Вдруг по комнате прошмыгивает курица и снова выскакивает наружу.

— Курица! — говорит Миша озадаченно.

— Курица. Не слон. У нас здесь много кур, — говорит Котиков.

— Это прекрасно, — говорит Миша.

— Что прекрасно?

— Что у вас здесь много кур, господин Котиков.

Это уже выходит за рамки приличия, думает Миша. Ну, теперь ты, наконец, заткнешься, идиот, ругает он сам себя и замолкает.

— Ваш отец Олег Гранин был старшим лейтенантом Красной Армии.

— Да.

— Вы установили с ним контакт?

— Нет.

— Почему нет?

— Я не знаю, где он. И никогда не знал. Может быть, он уже умер.

— Но возможно, что и нет.

— Однако моя мать умерла, это известно точно.

— Я не спрашивал о вашей матери, Михаил Олегович

Заткнись!

— Гм. Гр-рммм! Вы незаконнорожденный!

Ну ясно, теперь все будет, как всегда и везде.

— Ваша мать должна была выйти замуж за вашего отца до вашего рождения. Это было бы нормально.

— Конечно. Но она этого не сделала.

— Почему?

— Я этого не знаю.

— Может быть, она не хотела выходить замуж за советского гражданина?

Спокойно, Миша, спокойно!

— Может быть, мой отец не хотел жениться на немке, господин Котиков. Я этого действительно не знаю.

Котиков поднял глаза.

— Гр-грм! Здесь сказано, что ваш отец — еврей!

Ну, вот. Все как всегда.

— Да.

Снова курица, кудахчет и выскакивает на улицу.

— Гр-рм! — Котиков снова откашливается.

— Это плохо?

— Это выяснится позже.

Надо иметь железные нервы.

— Ваша мать немка.

— Да.

— Тогда вы полукровка, метис.

— Да. Но я не имел возможности выбирать, господин Котиков.

— Не надо таких замечаний, Михаил Олегович, не надо таких замечаний! Почему вы оправдываетесь? В Советском Союзе ни один человек не имеет ничего против метисов, понятно?

— Понятно. — Долго я этого не выдержу.

— В Советском Союзе со всеми людьми обращаются одинаково. Если вы в чем-то провинитесь, вас накажут по закону. В Германии вы не состояли в партии?

— Нет.

— Почему?

— Я не интересуюсь политикой.

— Каждый должен интересоваться политикой!

— Возможно, я вступлю здесь в партию, если останусь в Советском Союзе насовсем.

— Это еще неизвестно, останетесь ли вы здесь насовсем, это решат в Министерстве. И в партию вам тоже будет непросто вступить, если это вдруг придет вам в голову. Это партия решит, достойны ли вы стать ее членом.

— Конечно. — Всегда одно и то же. Долго еще мне придется все это терпеть.

Толстяк заполнял формуляр, пока шел этот разговор, а заодно и маленькое удостоверение. Он всюду ставит печати и отдает удостоверение Мише.

— Это удостоверение о вашей регистрации. Его надо всегда носить с собой! Это ваш важнейший документ наряду с паспортом.

— Хорошо.

— Чем вы будете заниматься, Михаил Олегович?

— Я думал, может быть, я пригожусь в колхозе.

— Вы что-нибудь смыслите в животных?

— Нет, я водопроводчик и сантехник, но я могу чинить машины и другую технику.

— Посмотрим. Приходите завтра утром в восемь ко мне в правление колхоза!

— Хорошо.

— Вы не должны покидать Димитровку, я предупреждаю вас.

— Я вовсе не собираюсь ее покидать.

— Чего вы собираетесь, никому не интересно. Вы не имеете права, понятно?

— Хорошо! — С этим Котиковым нужно иметь дьявольскую выдержку. Я ему не нравлюсь. Это ясно. Кому же мети… Хватит жалеть самого себя! Кроме того, есть ведь много людей, которые относятся к ним нормально.

— У вас, как у гостя, есть не только права, но и обязанности, Михаил Олегович. И уже вчера ваше поведение было несовместимо с вашими обязанностями.

— Вчера? Но я только вчера приехал! Как же я мог не совместиться…

— Не наглейте! Вы прекрасно знаете, что я имею в виду.

— Простите, не знаю.

— Не лгите! Я наблюдал из сельсовета.

— Что вы…

— Перед аптекой. С вашим другом Львом Петраковым.

— Я действительно не знаю, господин Котиков…

— Там граждане стояли за аспирином.

— Ах, вот что!

— За аспирином. Лекарством. Ваш друг Лева Петраков и вы над этим потешались.

— Что вы! Напротив, я…

— Позвольте мне закончить. Спасибо… нашли смешным и упражнялись в критике системы снабжения в Советском Союзе. Граждане жаловались на вас, так что не отрицайте!

— Я…

— Может быть, принято так себя вести в Германии, но не у нас. Я вас серьезно предупреждаю. Если подобное повторится еще раз, это повлечет за собой неприятные последствия, понятно?

— По… понятно.

— Теперь можете идти. Завтра в восемь в правлении! Не опаздывайте. Всего хорошего, Михаил Олегович.

— Всего хорошего, господин Котиков. — Миша встает, удостоверение в руке, капли пота на лбу. Третья курица проносится по служебному кабинету. Миша выходит на улицу. С этим Котиковым, думает он, у меня еще будет масса неприятностей. Это я чувствую наверняка.

Его предчувствие было верным.

Вот уже несколько дней Миша работает в колхозе, как Ирина, Лева и Аркадий Николаевич — их отец. У матери, Марии Ивановны, достаточно дел дома, и не только дома, еще и в очереди перед единственным продовольственным магазином в селе. Кроме того, в Димитровке есть еще общество чтения Библии, там собираются женщины. Мария Ивановна регулярно ходит на собрания этого общества, которому в сельсовете не очень-то радуются, однако вынуждены его терпеть.

Ирина — на ферме она ходит в спецовке, фартуке и платке, иногда в сапогах, — отвечает за здоровье и кормление животных. Она закончила ветеринарные курсы и заочно учится в сельскохозяйственной академии.