Карл хотел сказать, что Седрик слабым не был. На его месте мог оказаться любой. И любой бы умер. Потому что нет средства спастись от летящего в тебя смертельного заклинания; пули, выпущенной в сердце; осколка снаряда, разорвавшегося в нескольких шагах; бомбы, сброшенной на твой город… Ни твоя сила, ни чья-либо ещё не защитит. Ну, разве что любящая мать-колдунья пожертвует ради тебя своей жизнью. Но Валери, конечно, на это рассчитывать не стоит. Вряд ли женщина, бросившая дочь тринадцать лет назад, вдруг решит умереть за неё.

Карл хотел всё это сказать, но промолчал. А Валери, сжимая его руку, продолжала шептать: «Он просто был слабым…» Но он уже не слушал её: слишком сильной стала боль в левом запястье…

В тот вечер Карл пообещал себе, что это был последний раз, когда он не сказал человеку правду.

Детям из приюта он сказал правду: в изложении для магглов — но правду.

В последнем испытании нужно было подняться на гору. Вокруг замка много гор. Для них выбрали самую высокую и велели подняться туда. Горные дороги опасны, но Карл прошёл свой путь легко. У него был хороший проводник.

До вершины добрались ещё двое. Они установили флаг школы и стояли, улыбаясь. А потом камни под ногами Седрика Диггори осыпались.

Тэд машинально посмотрел на свои колени, но Карл покачал головой. В той горе было слишком много этажей. Седрик умер. Без предупреждения, без объяснений, без особенных причин… И каждый, ступивший на эти камни, умер бы. Камням ведь всё равно, под кем осыпаться…

— Они должны были проверить место перед проведением конкурса, — глухо проговорил Бен.

Может, и должны были. Но ни в речи профессора Дамблдора, ни в выступлениях других организаторов турнира ни разу не прозвучало слово «простите». Конечно, смерть — это повод объединиться в борьбе против общего врага, а не просить прощения.

— Как хорошо, что ты жив! — воскликнула маленькая Джесси. Она ещё не знала, что такое смерть, и думала, грусть на лице Карла пройдёт, как плохая погода. А потом снова будут сказки.

Но шли дни, а сказки не возвращались. И тогда дети стали уходить, сначала один, потом второй, третий… Остались только Софи и Тэд. Иногда заходил Бен, проводивший последнее лето в приюте. Он не спрашивал, не говорил сам, просто стоял на пороге, скрестив руки.

Шторы в комнате были занавешены. Солнце жгло, словно обезумевшее, и даже вечером жара не спадала. Софи всё время проводила здесь, у старого расстроенного фортепиано. Тонкие пальцы касались клавиш, рождая странную, печальную мелодию, которую невозможно было найти ни в одной нотной тетради.

Карл сидел на полу, слушая эту слепую музыку. Сквозь плотные шторы не проникали солнечные лучи, и его тень на ковре почти нельзя было разглядеть.

Темно… Душа — тёмная комната без окон, в которой тебя заперли… А может, ты сам запер себя, а ключ потерял или выбросил… К чему хранить такие мелочи? Ты ведь не старушка, у которой каждая монетка завёрнута в сотню носовых платков. Это ей скоро придётся открыть дверь — и выпустить душу. А у тебя впереди долгая жизнь…

И от чужих душ ключи не нужны. Ведь какая мука — дрожащей рукой вставлять ключ в замочную скважину, а потом пытаться повернуть, обдирая руки в кровь!.. Пусть живут запертыми в своих тёмных комнатах…

Темнота удобна… Белый лист выглядит пустым, на нём нужно что-то рисовать… А чёрный лист — это уже картина…

Время от времени Карл покидал приют. Он называл это практикой. Для поездок на «практику» пришлось освоить искусство трансгрессии: добираться до Уилтшира на общественном транспорте было слишком долго, а Тёмный Лорд не любил ждать.

В поместье Малфоев собиралась довольно занятная компания. Казалось, воздух скоро начнёт искриться от такого количества чистокровных волшебников. Они с упоением обсуждали свои грядущие победы, и, хотя битва существовала пока только на словах, уже слышались отзвуки взрывов и чувствовался приторно солёный запах крови. Но это была грязная кровь, а потому волноваться, конечно, не стоило…

Сидящие за длинным столом, эти красивые, умные взрослые казались детьми, недоигравшими в солдатиков. Движением руки они выстраивали перед собой оловянные армии и отправляли их в призрачный бой, нимало не заботясь о том, сколько фигурок противника упадёт, прежде чем они достигнут заветной цели, наивно веря, что их павший солдатик всегда будет просто кусочком олова. А может, человеческие тела значили для них столько же, сколько оловянные… И не важно, чьё сердце билось в этом теле, — твоего брата, мужа, сына…

Джейден Ван Стратен поднимался по мраморным лестницам летящей походкой и небрежным движением бросал на спинку стула пиджак. Короткие рукава рубашки открывали бумажно-белые запястья, на одном из которых горела метка. Угольно-чёрная, она была и его гордостью, и обвинением, которое он каждый раз бросал сидящим за столом людям.

Но Драко Малфой замечал только лёгкость походки, высоко поднятую голову, строгую красоту угольного рисунка, и потому завидовал Джейдену.

А Карл теперь даже в жаркую погоду надевал футболку с длинными рукавами. Однажды, когда они с Тэдом помогали разбирать книги в библиотеке приюта, рукав задрался — и Тэд увидел метку.

— Что это? — удивился он.

— …Татуировка, — ответил Карл. — В школе один человек предложил сделать, и я согласился…

— Здорово!.. — в голосе Тэда послышалась зависть. — Только картинка немного страшноватая…

— Тот человек умеет рисовать только это…

Карлу Драко не завидовал. Заветную змею на его запястье он считал случайностью, результатом нелепого стечения обстоятельств. В присутствии Тёмного Лорда он не решался высказать свои мысли, но, оставшись с Карлом наедине, непременно старался задеть его.

Профессор Снейп был согласен с Драко. Карл слышал, как он пытался убедить своего господина, что неосмотрительно посвящать в их дела «глупого мальчишку».

— Ты недооцениваешь его, — ответил Тёмный Лорд. — Кроме того, если Дамблдор нашёл себе Поттера, справедливо и мне иметь кого-то на своей стороне…

Справедливость… Чем выше слово, тем больше у него толкований. И каждый может выбрать своё. А потом убить тех, кто выбрал другое… И это даже не будет преступлением. Ведь он просто стремится объяснить правильное значение, спасти от тьмы непонимания, научить истине… В конце концов все желают друг другу добра. Просто добро — очень высокое слово…

Сегодня Карл не встретил в коридорах Драко, только его мать послушно изобразила на лице приветливость. Вернее, это казалось ей приветливостью. Леди Малфой выдавали глаза. В их глубине скрывалось почти мученическое терпение: такое выражение бывает у королевских особ, вынужденных посещать лепрозорий.

Карл поздоровался быстро и равнодушно. К ней у него не было никакого дела. Постучавшись в библиотеку, он дождался повелительного «войдите» и толкнул дверь.

Тёмный Лорд отвернулся от Северуса Снейпа и протянул Карлу руку.

Такие рукопожатия всегда заканчивались головной болью, тошнотой, а в те дни, когда Тому Реддлу было особенно тяжело, Карл выбирался из кабинета, держась за стену. Воскрешение прошло не совсем так, как хотел волшебник, и тело, созданное из чужой кости, плоти и крови, причиняло новому хозяину боль.

Тёмный Лорд сжал руку юноши, и на бледных губах заиграла улыбка. Они удивительно подходили друг другу: Карл умел отдавать, а Том Реддл — брать.

— Здравствуйте, профессор, — сказал Карл, отрешённо чувствуя, как часть его жизненной силы уходит к сидящему в кресле человеку.