— Может, подарим ей книгу? — радостно воскликнула непоседливая Джеси и тут же испуганно закрыла рот рукой.

— Нет, книгу мы ей дарить не будем, — нахмурившись, ответил Бен.

Бен был самым старшим, и к его обязанностям прибавились теперь новые. Он каждый день собирал детей, вёз сначала в больницу, потом обратно в приют. Он успокаивал тех, кто после случившегося боялся выйти на улицу, и сдерживал тех, кто хотел уничтожить все машины с находящимися в них людьми… В той машине сидела женщина. Молодая, красивая. У неё были деньги, а главное — у неё был отец. Он не мог позволить, чтобы дочь посадили из-за какой-то бездомной девчонки.

— Лучше привезём фрукты, она их любит… — сказал Бен.

Софи любила фрукты: ананасы, кокосы, бананы напоминали ей о далёких сказочных странах. Теперь девочка брала их в руки, стараясь отгадать по форме название. Сначала получалось плохо, но сегодня она отгадала всё, кроме мандарина. Он был очень большим и казался похожим на апельсин.

Бен пристально смотрел на Софи, пытаясь разглядеть в её глазах хоть что-то, но они сияли ровным, ничего не выражающим светом — зелёные ёлочные шары на рождественской распродаже… Бен задёрнул шторы — и свет исчез. Осталась только улыбка.

Что бы ни делала Софи, на её губах теперь постоянно была эта улыбка. Она шутила, смеялась, а когда кто-то заговорил о выписке из больницы, сказала радостно:

— Может, теперь, когда я не вижу солнца, оно перестанет сердиться на меня?

Бен неслышно вышел из палаты, оставив Софи смеяться вместе с Джеси, и тяжело оперся о широкий подоконник. В белых горшках стояли растения с листьями, напоминающими осоку… Если бы он был заведующим больницей, он поставил бы здесь горшки с цветами… Хотя теперь какая разница!..

Ему никогда не нравилась Софии. Пожалуй, она раздражало его даже больше остальных. Вечно со своими играми в сказку…

— Всё справедливо… — глухо прошептал юноша. — Она не хотела видеть реальность — вот и получила… Ты тоже виноват… Рассказывал ей свои глупые истории!..

Карл, стоявший у стены, ничего не ответил.

— Ну, что ты молчишь?.. Может, пойдёшь и расскажешь ещё одну сказку? О том, что она будет жить долго и счастливо!..

Так и не дождавшись ответа, Бен отвернулся и устало опустил голову на руки.

Карл знал, почему он так говорит. Когда Софи сбила машина, Бен находился в тридцати метрах от неё. Он бегал хорошо, был даже чемпионом школы. Но ему до Софи было пять секунд, а машине — одна. Он не успел.

Они все не успели. И теперь дети, которые за время, проведённое в приюте, сказали Софи не больше пары фраз, обрушивали на неё судорожные потоки слов. Не из жалости. Не из чувства вины. Им просто страшно было представить, что Софи не успела запомнить их лица, и они спешили наполнить её память звуком своих голосов. Она с покорной радостью принимала каждое слово. Слова стали единственным, что способен был подарить ей мир.

Солнце так и не простило Софи. Когда её забирали из больницы, оно с жестоким любопытством разглядывало слепую девочку, беспомощно протягивающую руки в поисках тени. Карл смотрел на него почти с ненавистью: если бы он мог, он бы погасил солнце. Но солнце прощало Карла. Солнце знало, что он ненавидит не его, а себя. Всё время, каждый час с момента возвращения Карла преследовала одна мысль: если бы он не поехал!.. Он своей силой мог бы спасти Софи. Но вместо этого гулял между разноцветными палатками и наслаждался вкусом горячего шоколада… Если бы Софи могла видеть, он не знал бы, как смотреть ей в глаза…

Ещё один мальчик прятал взгляд при виде Софи.

Тэд ни разу не приехал в больницу, оправдываясь тем, что не хочет заставлять всех возиться с его коляской, и потом, когда Софи вернулась, молча смотрел на неё издалека. Только когда она спросила с улыбкой: «А где Тэд?» — он подкатил коляску и пробормотал, глядя себе в колени: «Я тут…»

Тэд тогда находился ещё ближе к Софи. Достаточно было сделать шаг и протянуть руку. Но он шаг сделать не мог.

Тэд давно смирился со своей глупой попыткой полететь. Казалось, ему было уже всё равно, как ещё сломает его жизнь, прежде чем позволить умереть. Но в тот вечер он тихо сказал Карлу:

— Не думал, что моя никчёмная жизнь может кому-то пригодиться…

Карл с грустью посмотрел на мальчика и подумал: будет ли кому-нибудь нужна его жизнь?..

Заканчивался август, и приближалось время уезжать в Хогвартс. В ответ на традиционное извещение от Попечительского совета Карл на этот раз написал письмо с просьбой помочь Софи. Ответ был коротким и предельно ясным: «Магглы должны лечиться в маггловских больницах». Единственная помощь, которую волшебники готовы были оказать людям, — это стереть память.

Карл с тоской смотрел на свои руки, которые могли теперь заставить подняться в воздух все перья, но не способны были исцелить болезнь. Даже самая умная ученица Гермиона Грейнджер могла только починить очки своего друга Гарри Поттера, но не исправить его зрение.

В последний вечер Карл долго сидел с Тэдом, Софи, Джеси и другими детьми в старой деревянной беседке. Софи держала его за руку и улыбалась.

Листья отрывались от ветвей и медленно падали, так и не подхваченные ветром: последние дни лета принадлежали осени. Солнце село, небо усеяли песчинки звёзд. Птицы улетали к звёздам…

Подняв на Карла слепые глаза, Софи тихо сказала:

— Когда ты рядом, мне кажется, я немного могу видеть…

Он пожал её руку, ощущая внутри горечь вины.

Стало холодать. Ребята проводили Софи в комнату, а Карл пошёл собирать вещи.

Рабэ печально наблюдал за его медленными, рассеянными движениями, потом сел мальчику на плечо.

— Пора уезжать, да? — спросил Карл.

Ворон опустил голову.

— Мне нужно попрощаться с Францем.

Ворон остался сидеть.

— Ты со мной?..

Вместе они прошли по тёмным улицам, посидели в каморке Франца: мальчик пил чёрный чай, а старик — водку, купленную у какого-то русского, — потом отправились в приют. Карл не пошёл сразу в свою комнату, а поднялся на второй этаж и долго бродил по пустым коридорам, заглядывая в классы со странным ощущением, что больше сюда он уже не вернётся…

Из последнего класса доносились тихие звуки. Карл толкнул дверь — и замер на пороге. На полу, прижимая к груди разноцветную конфету, которую она так и не съела, сидела Софи. Горькие, безнадёжные слёзы выжигали слепые глаза, но она закрывала рот рукой, твёрдо помня сказанные ей однажды слова: «Поэтому родители тебя и бросили! Разве хоть один человек сможет вынести вечно плачущую девочку?!»

Карл прикрыл дверь и побрёл к себе, а в ушах стоял этот плачь.

Он не мог забыть его и на следующий день, сидя в красном экспрессе. За окном шёл серый дождь. В соседнем купе Гарри со своими друзьями обсуждали подробности прошедшего чемпионата по квиддичу, чудеса, ожидающие их в новом учебном году, права домовых эльфов, мракоборца Аластора Грюма, заполнившего половину камер в Азкабане… Потом пришёл Драко, который, как оказалось, мечтал учиться в Дурмстранге, где «эту сволочь на пушечный выстрел не подпускают». Под сволочью, конечно, подразумевались грязнокровки. Карл вспомнил близнецов Корхонен и улыбнулся: Драко не знал, что грязнокровки проникли даже в Дурмстранг.

Отвернувшись к стене, он постарался заснуть, но голоса продолжали звучать сквозь сон… «Жаль только, что мать его любит…» Жаль… Жаль, что кто-то ещё может любить… «Хогвартс… заколдован… Если на него посмотрит маггл, то всё, что он увидит, — это осыпающиеся руины…» Странное волшебство… волшебство только для себя…

Красный экспресс не перенёс их в чудесную сказку, сегодня его главным пассажиром был дождь. Вдали, за скрытой тучами линией горизонта, раздавались глухие раскаты грома.

Карл не хотел идти на банкет: разноцветные конфеты вызывали у него приступы тошноты. Но выбора не было. Заняв свободное место ближе к двери, он постарался найти взглядом нового преподавателя защиты от Тёмных искусств, но не увидел ни одного подходящего лица. Потом медленно посмотрел на профессора Снейпа. Тот, по обыкновению нахмурившись, разглядывал учеников. На Карла он не смотрел… Карл подождал несколько секунд и опустил глаза…