– ЧТО?! О чем это вы?

– С вами ему грозит опасность.

– А вот и нет! – Я вскочила и бросилась за ними по коридору.

– Айви! – крикнул мне вдогонку Гардинер, оставшись сидеть.

Сначала я не могла их найти. В одной палате я увидела старуху на носилках, в другой, большой, – много коек. Наконец я вбежала в комнату, где миссис Форрестер разговаривала с Нонни и Мэри Эллой. У двери стоял полицейский.

– Айви! – крикнула Мэри Элла, вся в слезах.

– Тебе сюда нельзя, – сказал полицейский.

– Пусть войдет, – обратилась к нему миссис Форрестер. – Она из этой семьи. Иди сюда, Айви.

Я подошла к Мэри Элле и обняла ее.

– Где малыш Уильям?

– С ним еще занимаются, – ответила за мою сестру миссис Форрестер. – Врач говорит, что все будет в порядке. Ему очень повезло. Все могло кончиться гораздо хуже.

– Доктор сказал, что он чуть не умер, – пискнула Мэри Элла.

– Я думала, что положила таблетки на полку, – продолжала оправдываться Нонни – старая, толстая, грустная. Я так на нее злилась, что не могла смотреть на ее морщинистую физиономию.

– Да, он мог умереть, – подтвердила миссис Форрестер. – Учитывая то, что это случилось по вашему недосмотру, что недавно он пропал на полдня и что вы намазали его не той мазью, сделав его раздражение еще хуже, управление считает, что его надо поместить в приемную семью, по крайней мере временно.

– Что это значит? – шепотом спросила меня Мэри Элла.

– Пожалуйста, – взмолилась я, – не отбирайте его у нас! Так нельзя. Мы семья.

– Знаю, это очень трудно. – Она по своей привычке стискивала руки. – Нам нужна уверенность, что он в безопасности, пока мы обдумываем следующий шаг. Я постараюсь добиться для всех вас разрешения его навещать, хотя не обещаю.

– Это я виновата, – сказала Нонни, вся в слезах. – Меня и обвиняйте, девочки ни при чем. Малыш Уильям тоже.

– Никто никого не обвиняет, – сказала миссис Форрестер. – Нам важнее всего его безопасность и здоровье. Лучший способ это обеспечить – приемная семья.

Медсестра просунула голову в дверь и посмотрела на миссис Форрестер.

– Готово, – сказала она.

Миссис Форрестер сделала глубокий вдох, как будто готовилась нырнуть.

– Лучше вам троим побыть здесь, – сказала она нам. – Я попрошу врача зайти и рассказать вам о повреждениях у мальчика. Я заеду к вам через неделю, и мы все обсудим.

– Я хочу увидеть моего ребенка! – крикнула Мэри Элла. Мне было ясно, что она не понимает, что происходит. Нонни-то все понимала, оттого, не удержавшись на ногах, плюхнулась на стул у стены и закрыла руками лицо.

Я обняла Мэри Эллу за плечи.

– Миссис Форрестер должна отдать его ненадолго в другую семью, – сказала я, глядя на миссис Форрестер. Все-таки она была мне ненавистна! Она не на нашей стороне, она – враг.

– Какая другая семья? – вскинулась Мэри Элла. – Пусть едет с нами домой!

Полицейский тронул миссис Форрестер за локоть.

– Пойдемте.

У нее был такой вид, как будто она сомневалась, идти с ним или остаться с нами.

– На той неделе я заеду, – повторила она и ушла с полицейским.

Когда за ней закрылась дверь, до Мэри Эллы дошло, что происходит. Она подбежала к двери и попыталась ее открыть, но кто-то, видимо, держал дверь с другой стороны.

– Малыш Уильям! – крикнула она, барабаня кулаками в дверь.

Я подскочила к ней с намерением крепко обнять, но вместо этого тоже начала колотить в дверь изо всех сил. Больше ничего мне не оставалось. У меня было чувство, что я пытаюсь достучаться до Бога.

В понедельник утром я поехала на работу с чувством усталости и страха, с которым ничего не могла поделать. За выходные я почти не сомкнула глаз. Стоило мне начать дремать, как перед мысленным взором появлялись полные надежды и доверия лица Хартов, на глазах превращавшиеся в перекошенные от боли маски. Я знала, что поступила правильно, забрав из дому Уильяма Харта. Теперь он был окружен вниманием в приемной семье, ему лечили обожженные рот и губы, и я испытывала облегчение, зная, что он в безопасности. Вероятно, ему было плохо, страшно, психологические шрамы, которые он приобрел, могли остаться у него на всю жизнь, но по крайней мере теперь ему была гарантирована жизнь. Правда, порой мучаешься сомнениями, даже когда поступаешь правильно…

В пятницу я уже села ужинать с Робертом, как вдруг позвонили из больницы. Мы только-только избавились от вшей. Две недели мы пользовались зловонным медицинским шампунем и без устали занимались стиркой; мне уже снилось, что все комнаты дома наполнились мыльной пеной. Когда, ответив в пятницу на телефонный звонок, я сообщила мужу, что должна срочно мчаться обратно в графство Грейс, он всего лишь помахал мне рукой, не отрывая взгляд от своей отбивной.

Этим утром Шарлотта явилась на работу. Ей уже сняли гипс, но она по-прежнему клала синюю распухшую ногу на стул; от костылей удалось избавиться, но приходилось пользоваться палкой. При моем появлении она подняла голову.

– Наконец-то ты выдернула оттуда этого ребенка, – сказала она вместо приветствия.

Я положила портфель на стол и села.

– Это было ужасно, – ответила я со стоном.

Она согласно кивнула.

– Никогда не забуду свой первый раз. Но бездействие причинило бы еще больше боли, не говоря об итоговом сообщении о смертельном исходе. В этот раз ты едва удержалась на краю пропасти. Виноваты мы обе: ты и я. Я должна была сначала отнять у них ребенка, а уж потом передавать тебе их дело. Ты была еще не готова к решительным действиям.

Мне ее речи не понравились, но я постаралась этого не показывать. Меньше всего мне нужен был спор с Шарлоттой. Она все еще гневалась на меня за то, что я раскрыла Мэри Элле правду об операции – я сама ей об этом рассказала, чтобы опередить Энн Ланг, – к тому же не собиралась прощать мне поездку на пляж.

– Я съезжу к Хартам на этой неделе, проверю, как там у них, – сказала я.

– Не запускай другие дела, – сказала она.

– Да, все помню, просто…

– Это тебе. Поступило сегодня утром. – Она взяла со своего стола большой конверт и дала мне. – Комиссия одобрила твою заявку.

О, нет! Какой кошмар! Я с содроганием взяла у нее конверт.

– Даже если бы они не согласились сразу, то теперь, когда из дома пришлось забрать ребенка, им некуда было деваться.

Она наблюдала, как я открываю конверт и знакомлюсь с утвердительным ответом комиссии. Я подняла на нее глаза.

– Я не смогу ее обмануть.

– Тогда помалкивай.

– Она не поверит, что ей удалили аппендицит.

– Всему свое время. Делай свое дело, там видно будет.

– Она совершенно перестанет мне доверять.

– Лучше она, чем я, согласна?

Я снова уставилась на бланк у меня в руках. Щеки у меня пылали.

– Твои поступки уже на грани неподчинения, Джейн. – Шарлотта наклонилась вперед, заставляя меня смотреть на нее. – Ты чрезмерно привязалась к этой семье. Ты нарушаешь все правила. Ты медлила, когда ребенок оказался в опасности. Ты сознательно нарушила мою инструкцию не сообщать Мэри Элле Харт, что ее стерилизовали. Теперь ты сама понимаешь, что совершила ошибку. Надеюсь, с ее сестрой ты этой ошибки уже не повторишь.

Что бы я ни ответила, все равно попала бы впросак.

– Придется серьезно обсудить вопрос о том, чтобы и у Айви отобрать ребенка, когда он родится, – продолжила она. – Нельзя оставлять ребенка в такой нерадивой семье.

Я покачала головой.

– Надо дать ей шанс стать хорошей матерью.

– Когда Уильям добрался до этих таблеток, она была дома. Даже если она победит на конкурсе «Лучшая мать года», над бабкой и сестрой она не властна. Это превосходит ее возможности. Это среда, которая ей не подчиняется.

– Всему свое время, – ответила я ее же словами, схватила портфель и сделала вид, будто что-то в нем ищу. – У меня срочная работа.

– У меня тоже. – Шарлотта осторожно сняла со стула больную ногу. – Обсудим это позже.