– Вылезай, Мэри Элла! – приказала я. – Сама знаешь, Нонни пристрелит Эли, если увидит, что ты едешь с ним. – Я перевела взгляд на Эли. – Мы сами отвезем ее домой.

– Все хорошо? – спросил меня Эли на всякий случай.

– Мы едем на пляж с миссис Форрестер, – сказала я.

– Шикарно! – сказал он.

Мэри Элла огляделась – вдруг кто подглядывает? – и спрыгнула на землю со своей неизменной корзинкой в руке. Дэвил хотел отдать ей велосипед, но Эли сказал:

– Мы сами его привезем.

Мэри Элла села на заднее сиденье машины миссис Форрестер, и мы поехали.

– Что вы говорили про пляж? – спросила Мэри Элла.

– У меня свободный день, – ответила миссис Форрестер, – вот я и заехала. Дай, думаю, предложу девочкам съездить на пляж. И Уильяма захватим.

Я обрадовалась, что она молчит про то, что застукала Мэри Эллу в кузове с парнями. Миссис Веркмен на ее месте разразилась бы целой проповедью.

– Мы сможем поплавать? – спросила Мэри Элла.

– Конечно, – ответила миссис Форрестер.

– Только это не как в пруду, – предупредила я Мэри Эллу. – Ты же видела снимки. В океане волны. – Я вспомнила фотографии в книге Генри Аллена про Калифорнию с ребятами на серфбордах. Я знала, что в Атлантическом океане таких волн нет, но все равно сказала: – Надо будет следить за малышом Уильямом. – Я хотела, чтобы миссис Форрестер меня услышала, хотела ей понравиться – ужас, как хотела! Обычно мне было неважно, что обо мне думают. Исключением был один красивый паренек, которого я в последнее время почти не видела.

– Надеюсь, сегодня не штормит, – сказала миссис Форрестер, пристально глядя в зеркальце на Мэри Эллу.

– Что ты взяла для Нонни? – спросила я сестру.

– Овсяное печенье.

– Дождемся, что она сыграет в ящик! Что тогда?

– Наверное, медсестре Энн надо лучше ей растолковать, что можно есть, а что нет, – сказала миссис Форрестер.

– Она сама все знает, – возразила я. – Но когда проголодается, не может остановиться.

– Представляю, каково ей, – сказала миссис Форрестер, и я опять подумала, что она очень добрая. Добрее меня, хотя Нонни – моя родная бабка.

Когда мы вернулись домой, миссис Форрестер сказала нам побывать в уборной и подложить малышу Уильяму чистый подгузник. Потом сама пошла в уборную, а мы надели то, что нам приготовила Нонни. Я из своих шмоток выросла – надо было вовремя бросить есть печенье Нонни. Плавать мне было не в чем, и Нонни дала мне свой старый халатик – сойдет и он. Нонни хотела сунуть нам с собой печенье, но миссис Форрестер сказала, что у нее есть сэндвичи и большой термос с лимонадом.

Ехали мы долго. Неудивительно, что мы не бывали на пляже раньше! Я думала, мы никогда не доедем; малыш Уильям половину дороги проорал, но потом унялся и уснул сзади, на коленях у Мэри Эллы. Миссис Форрестер забрасывала нас вопросами – это было ее излюбленное занятие. Какой школьный предмет нравится мне больше всего? История, ответила я. Мэри Элла на ее вопрос, какой был ее любимый школьный предмет, когда она училась, ответила: «Никакой». Если бы можно было выбирать, где жить, что бы мы предпочли? – спросила она потом. Мне было легко ответить: конечно, Калифорнию. Мэри Элле было гораздо труднее ответить: она вопросы не любила, терпеть не могла, когда ей лезли в душу. Не получив от нее ответа, миссис Форрестер повторила свой вопрос:

– Где бы тебе больше всего хотелось жить, Мэри Элла? Если бы перед тобой был весь мир – выбирай, что хочешь?

– В Калифорнии.

– Что? – удивилась я. – Раньше я от тебя про Калифорнию не слыхала. Ты просто повторила за мной. Она даже не знает, где она – Калифорния, – сказала я миссис Форрестер.

– Ты действительно хочешь жить в Калифорнии, Мэри Элла? – спросила миссис Форрестер, глядя в зеркальце. Я знала, что она там видит: мою сестру с развевающимися волосами – окно-то открыто, – глядящую вдаль и соображающую, что ответить.

– Нет, – сказала наконец Мэри Элла. – Просто где-нибудь подальше. Малыш Уильям и я.

– Подальше? А где именно? – не отставала миссис Форрестер.

– Неважно где, лишь бы подальше отсюда.

– Кто еще там жил бы?

Миссис Форрестер еще не до конца задала этот свой вопрос, а я уже поняла, что она переборщила. Моя сестра заперла рот на замок и не проронила больше ни слова до самого океана.

Океан Мэри Эллу напугал. Это и понятно. Когда мы вылезли из машины и преодолели невысокие песчаные холмики, у меня самой закружилась голова. Когда видишь океан на фотографии, у него обрезаны края. Ты, конечно, знаешь, что он тянется вправо и влево, но не можешь понять, что это значит, пока не увидишь собственными глазами. Мэри Элла, поднявшись на песчаный холм, застыла – шагу больше сделать не может. Стоит с малышом Уильямом на руках, ветер треплет ее желтые волосы.

– Слишком большой, – говорит.

Миссис Форрестер засмеялась, но совсем не обидно. Она не потешалась над Мэри Эллой.

– Сначала это поражает, да? Но быстро привыкаешь. Малыш Уильям уже привык: хочет вниз, играть.

Малыш Уильям весь извертелся у матери на руках. Миссис Форрестер забрала его у нее и поставила на песок. Он поспешил своей вихляющей походкой к воде.

– Только не заходи! – крикнула миссис Форрестер ему вдогонку. – Подожди нас!

Я усмехнулась. Сейчас она убедится, что значит приглядывать за этим созданием!

На пляже были еще люди, но немного. Услышав льющуюся из транзисторов музыку, я пожалела, что не захватила свой. Мы с Мэри Эллой намазали друг другу руки и спину лосьоном для загара, расстелили одеяла миссис Форрестер, поставили на них кулер и термос, бросили полотенца и побежали в воду. Мне волны показались высокими, но миссис Форрестер сказала, что это чепуха. Мэри Элла осталась у берега, там, где вода доходила ей только до коленей, а мы с миссис Форрестер схватили малыша Уильяма за руки и стали окунать его в волны. Никогда еще не видела, чтобы он столько улыбался, не слышала, чтобы он так хохотал. Мне так хотелось жить на океанском берегу! Услышав эти мои слова, миссис Форрестер сказала, что ими я могу все испортить. Она спросила, понимаю ли я, что это значит, я ответила, что это какая-то бессмыслица, и тогда она объяснила:

– Если вот так веселишься на пляже, а сама все время сетуешь, как жалко, что нельзя проводить здесь все время, то портишь сами эти часы.

Она спросила, стало ли мне понятнее, я ответила, что да, но, по мне, она сказала все это на каком-то чужом языке.

Когда мы вышли из воды, миссис Форрестер принесла из машины большой зонтик и устроила нам тень. Вообще-то мы с Мэри Эллой всегда загорелые – мы же все лето вкалываем на ферме, а миссис Форрестер была совсем белая, поэтому густо намазалась лосьоном для загара. Я старалась не выпускать малыша Уильяма из-под зонтика, потому что, когда он загорает, его принимают за цветного. А цветной мальчуган у светленькой матери – это неважно выглядит.

После еды Мэри Элла и малыш Уильям уснули на одеяле, а мы с миссис Форрестер стали смотреть на волны.

– Я бы могла смотреть на океан без конца, – сказала я. – Никогда не надоест!

– Мне тоже, – сказала миссис Форрестер. – Здорово было бы жить прямо на воде!

– В плавучем доме?

– Нет, среди дюн. Там безопасно, даже ураган не страшен, и весь день можно любоваться видом.

Я стала вспоминать ее слова о том, что желать чего-то понапрасну – значит зря терять время, но так и не вспомнила, как она это выразила, поэтому не стала говорить.

– Тихий океан такой же? – спросила я.

– Ты так интересуешься Калифорнией?

– Видела фотографии. Вы там бывали?

Она покачала головой.

– Но все, кто был, в восторге!

Мне ужасно хотелось рассказать ей про Генри Аллена. Я еще никому о нем не говорила. Несколько минут мы сидели молча. Я буквально тряслась, набираясь храб-рости.

– Вы спрашивали, есть ли у меня друг, – начала я. – Есть.

Она не сводила глаз с волн. Я думала, она меня не расслышала, но она попросила: