– Расскажите мне о своей благотворительности, – попросил Гэвин.
Я покосилась на Роберта, но тот великодушно кивнул.
– Я работаю в управлении социального обеспечения, – брякнула я. Хватило десяти минут, чтобы кот выпрыгнул из мешка.
Брови Гэвина взлетели на лоб.
– Кабинетная работа? – спросил он.
– Нет, с людьми.
– В каком же это смысле? – вмешалась Биверли Энн. – Что значит «с людьми»?
– Я езжу по домам и оцениваю их нужды.
– Вы посещаете получателей социальной помощи? – спросила Дебора, жена психолога.
– Да.
Все уставились на Роберта. Их немой вопрос означал одно из двух: зачем он позволяет жене такое чудачество или неужели его практика приносит такой скудный доход?
– Я был бы рад, если бы она сидела дома, – проговорил он с улыбкой, потребовавшей немалых усилий, и обнял меня за плечи, – но вовремя уяснил, что этой девушкой не покомандуешь.
– Вам приходится заглядывать и к цветным? – спросила Биверли Энн.
– Случается.
Она переглянулась с Деборой.
– Ты представляешь?!
Та с выражением ужаса на лице покачала головой. Во мне уже вскипала ненависть к ним.
– Зачем? – спросила меня Биверли Энн. – Вам ведь необязательно работать?
– Вы о финансах? – Я изобразила шутливое изумление. – О, нет! Конечно нет. Просто мне хочется поработать, пока в семье не будет прибавления. Мне всегда хотелось сделать свою карьеру. Неужели у вас никогда не было такого желания?
Обе жены засмеялись.
– Единственная карьера, которой хочу я, – быть женой и матерью, – отчеканила Дебора.
– Я – секретарь Молодежной лиги, – сказала Биверли Энн. – Поверьте, работы столько, что всей не переделать. Кстати, Молодежная лига как раз занимается благотворительностью. Если вам так важно помогать нуждающимся, то можно делать это, не пачкая рук.
Луиза, жена Гэвина, раньше молча слушала, но теперь потянулась ко мне, заставив мужа откинуться в кресле, и дотронулась до моей руки. Это была такая нужная мне сейчас поддержка.
– Восхищаюсь вами, – сказала она. – Я была учительницей несколько лет, пока не родила дочь. – Это было именно то, что нужно.
– Спасибо! – Я испытала прилив благодарности. – В какой области юриспруденции вы практикуете? – обратилась я к ее мужу, чтобы перестать быть центром внимания.
– В семейной, – ответил Гэвин. – Разводы, опекунство над детьми и прочее.
– Наверное, интересно, – предположила я. – Чего только не наслушаешься!
– Как и вы, при вашей-то работе!
– В общем-то, да. – Мне не удалось переключить разговор. – У меня открываются глаза.
– Вы работаете в Рейли?
– В графстве Грейс.
– Ух ты! – Он покачал головой. – Могу себе представить их рассказы! Аграрный край! Вы выросли на ферме?
– Я? Нет, в Камерон-Парке. Все это для меня совершенно ново. У меня ощущение, что я очутилась на другой планете.
– Тем интереснее!
– Действительно. А сейчас мне не терпится задать вопрос Дэвиду об одной моей клиентке. – Я как будто спрашивала у Гэвина разрешения поговорить с сидевшим рядом с Луизой психологом.
– Спрашивайте! – сказала Луиза. – Дэвид обожает поговорить. Любимое его занятие!
– Кажется, прозвучало мое имя? – поднял голову Дэвид.
– Не возражаете, если я задам вопрос, связанный с моей работой? – Мне пришлось повысить голос, чтобы он меня услышал. В зале стоял шум голосов, да еще начали играть музыканты.
– Это светское мероприятие, дорогая, – тихо напомнил мне Роберт.
– Ты прав. – Я выпрямилась, вспомнив про данное ему обещание. – Извините, – сказала я Дэвиду.
– Не хотите потанцевать, Джейн? – обратился ко мне с улыбкой Дэвид и тронул плечо Деборы. – Ты не возражаешь, дорогая?
Она покрутила головой, хотя я подозревала, что она очень даже возражает и что потом ему крепко достанется.
– Можно мне пригласить вашу жену на танец? – спросил Дэвид Роберта.
– Конечно! – Что еще ему оставалось?
На танцполе мы стали танцевать фокстрот под песню Синатры.
– Так что у вас за вопрос? – спросил он.
– Вы занимаетесь психологическим тестированием?
– Только этим и занимаюсь! – ответил он со стоном. – Я обслуживаю школы графства Уэйк. Вам нужно кого-то протестировать?
Я покачала головой.
– Нет, просто хотела узнать, бывает ли так, что окружение, в котором живет ребенок, влияет на результат его теста на IQ. – Чтобы он меня услышал, мне пришлось кричать ему в ухо. – Например, многие мои подопечные показывают очень низкие результаты…
– Насколько низкие?
– Возьмем пятнадцатилетнюю девочку: у нее IQ восемьдесят. Мне кажется, она умнее.
– Восемьдесят – еще не умственная отсталость, – сказал он. – Туповата, но не умственно отсталая.
– Знаю, – крикнула я, – но я думаю…
Он поднял руку, оборвав меня, и отвел меня в угол, где можно было друг друга расслышать.
– Вернемся к вашему вопросу, – заговорил он. – Тут много спорного. По-моему, факторы окружения и культуры играют важную роль. Тесты разработаны для белых детей среднего класса, а вам надо делать скидку на бедность и на культурные особенности. Необходима поправка, хотя со мной не все согласны. Некоторые исследования свидетельствуют, что бедные дети с низким результатом тестирования, попав в хорошие семьи среднего класса и выше среднего, показывают более высокий результат. Но учтите, Джейн, нам приходится довольствоваться существующими инструментами. Мир несовершенен. Почему эта девочка так вас тревожит? У нее восемьдесят – ну и что? Как это на нее влияет? Не дает толком учиться в школе или…
– Дело не в этом. Они, управление социальной помощи, задумали ее стерилизовать.
– Неужели? – удивился он.
Я утвердительно кивнула.
– Я должна составить соответствующую заявку. – На самом деле я ее уже закончила, но у меня не поднималась рука отослать ее в комиссию.
– Может быть, существуют еще какие-то обстоятельства? – спросил он. – Повторяю, восемьдесят – это еще не умственная отсталость.
– У нее эпилепсия.
– Вот оно что! – протянул он. Можно было подумать, это все объясняло.
– Но у нее слабая форма, – продолжила я. – Кажется, у нее уже давно, много лет, не было припадков.
– Она цветная?
– Белая.
– Кто родители?
Я чувствовала, что Роберт не сводит с нас глаз. Деборе тоже, наверное, было тревожно, хотя, возможно, у меня просто разыгралось воображение.
– Отец погиб, а мать… Мать сошла с ума. Она в лечебнице Дикс. Мою клиентку и ее сестру воспитывает бабушка.
– И они, разумеется, получают пособия.
– Да.
– Как они справляются?
– Вы о… – Я толком не поняла, о чем он спрашивает. – В каком смысле?
– В самом общем. Как вы оцениваете эту семью и ее жизнь?
Я отвернулась, соображая, как ответить. Приукрашивать положение было бессмысленно.
– Не блестяще. У бабушки диабет. У старшей сестры малолетний сынишка, получающий, похоже, не лучший уход. Но девочка, о которой речь… – Я опять отвернулась, чувствуя, что у меня щиплет глаза. – Она тащит основной груз. Она там единственная, кто хоть на что-то способен, но ей приходится нелегко…
– Гм… – пробормотал он. – Жаль, что вы видите ее только в ее обычной обстановке. Иначе вас мог бы подстерегать сюрприз. Возможно, она кажется вам молодцом только потому, что там она в точности знает и делает то, чего от нее ждут.
Я вспомнила, как опозорилась у них в кухне с насосом; у них в туалете мне тоже грозил бы провал, если бы не ее подсказка про каталог «Сирс энд Рибок». Без нее я приняла бы его за туалетное чтиво: моя мать держала у себя в туалете номер «Ридерс дайджест». В мире Айви за умственно отсталую сошла бы я сама.
– Ее бабка подписала заявку, и теперь мне остается только отправить ее на рассмотрение комиссии, – сказала я. – Но чем лучше я ее узнаю, тем сложнее мне так поступить.
– Что ж, она тащит основной груз, и ей нелегко – это ваши слова, Джейн. Разве с очередным ребенком ей полегчает? Причем дитя скорее всего унаследовало бы большинство перечисленных вами недугов: душевную болезнь ее матери, эпилепсию, низкий интеллект, а может, даже бабкин диабет. Будь моя воля, я бы, наоборот, поспешил со стерилизацией. Это облегчило бы жизнь ей и сняло бы лишний груз с системы социальной помощи.